Г-жа Скупинская
(в мыслях, говорит нежно).
А вы меня называли: прелестная Венера!
Дакалкин.
А как один раз вы уезжали из клуба и уже сели в карету, а я – пока ваша толстая тетушка садилась в нее – забежал к окошку кареты и начал упрашивать: пожалуйте мне вашу ручку! Осчастливьте меня, утешьте, удостойте несчастного!..
Г-жа Скупинская
(в большой задумчивости подает ему руку, которую он страстно несколько раз целует. Потом, одумавшись, вырывает).
Тьфу ты, окаянный! Что ты наделал! Заговорил меня так, что я вот словно вижу, будто это все совершается. Тьфу-тьфу! Соблазнитель!
Дакалкин.
Виноват, матушка Ольга Павловна! Ведь и я забылся, так при вас живо все вообразилось! Вперед уже не буду вспоминать старины. Простите, простите!
(Целует еще ее руку несколько раз.)
Маргарита все примечала.
Явление IV
Те же и г-жа Дакалкина вошла в то время, когда муж ее целовал руки.
Г-жа Дакалкина
(входя).
Ах, что я вижу!
(Г-же Скупинской.)
Доброго утра желаю вам, Ольга Павловна!
(Мужу тихо, с сердцем.)
Ты прекрасно его начал!
Г-жа Скупинская.
Ах, милая моя Федосья Лукишна! Как неожиданно обрадовали меня своим посещением!
Г-жа Дакалкина
(значительно улыбаясь).
Кажется, что неожиданно! Не помешала ли я вам?
Г-жа Скупинская.
Ничего, моя милая!
Г-жа Дакалкина
(мужу ласково, а отворотясь, грозит).
Ты, мой батюшка, сказался, едешь в гостиный двор? А? Мы бы вместе могли отдать наше почтение Ольге Павловне.
Дакалкин
(с робостью).
Да я только что почти приехал…
Г-жа Дакалкина.
Да много дел наделал. А?
(Г-же Скупинской.)
Вы что-то как будто не по себе? Здоровы ли вы?
Г-жа Скупинская.
Все здорова. Занималась утром по хозяйству, да, кажется, немного приустала. Прошу покорно садиться.
(Маргарите )
А вы, г-жа Маргарита! что так далеко от нас? Пожалуйста, подсядьте к нам.
Маргарита
(низко кланяется).
Простите мое недостоинство, ежели я осмелюсь занять приличное мне место у дверей.
Г-жа Скупинская.
Да хоть сядьте, вы все на ногах.
Маргарита.
Не обыкла, моя сударыня, давать покоя моему бренному телу.
Г-жа Дакалкина
(тихо г-же Скупинской).
Что это за женщина?
Г-жа Скупинская.
Это ангел! Благословение на наш город! Это одна княжна, скрывающая и имя и звание свое; все богатство свое роздала бедным и в произвольной нищете странствует. А сколько в ней ума! Говорит, как книга! Как добродетельна! Какие преподает правила! Об ней-то вчера говорила ясновидящая, как вы взошли. Она сказала, что в который дом она входит, так вместе с нею нисходит богатство, здравие и долгоденствие.
Г-жа Дакалкина.
Познакомьте же и меня с нею.
(Мужу.)
А ты, сударь, и не скажешь мне, что здесь есть такое сокровище? Тебе некогда было? А?
(Грозит на него, отворотясь.)
Дакалкин.
Да я только вчера вечером приехал и не мог узнать о ней. Я думал, матушка, что вы, живя здесь, изволили прежде меня знать се.
Г-жа Дакалкина
(вздохнув).
Так! За все я виновата!
(Маргарите.)
Приятно мне было бы с вами познакомиться. Одолжите нас, пожаловав поближе.
Маргарита.
Все равно, моя сударыня! Ваши разговоры светские, о прелестях мира, которых всегда чуждается слух мой. Да и что я, грешная, могу доставить вам моим знакомством?
Г-жа Дакалкина.
Много удовольствия, матушка, и душевной пользы. Я очень люблю такого рода беседы.
Маргарита.
Мне о другом неприлично и беседовать. Но в такой компании..
Г-жа Дакалкина.
Так я вас убедительно прошу осчастливить мою убогую хижину своим посещением. Федул Петрович! Скажи, батюшка, где наша квартира, (тихо) и дай беленькую бумажку.
Дакалкин
(Маргарите, которая, когда он подошел, наклонила голову и, не смотря на него, все кланяется).
Мы квартируем близ аптеки, против самого бульвара, большой дом с колоннами – а чей? – еще не знаю. Так во флигеле извольте спросить помещика Дакалкина, (дает деньги) а это на молитвы.
Маргарита
(обращаясь к г-же Дакалкиной).
Обязана принять, моя сударыня, но не для себя. Употреблю в пользу беднейшей братии нашей. Ох!
Г-жа Дакалкина.
Так еще что-нибудь и для вас…
Маргарита.
Не нужно, моя сударыня, не нужно. Я дышу, солнце меня освещает, одеяние зарабатываю – более мне ничего не нужно.
Г-жа Дакалкина.
Но на пищу, на квартиру…
Маргарита.
Ох, моя сударыня! Ежели не найду пристанища у человеколюбивых сердец, с радостию разделю жилище со скотами и пищу со псами, яко и того недостойная. Сладость житейская, объядение, пресыщение – есть лютейший враг наш. О-ох!
Г-жа Скупинская
(г-же Дакалкиной).
Вот, моя милая, какое мы имеем сокровище!
Г-жа Дакалкина.
То уж подлинно! Я до слез тронута! Жаль, что не имею теперь времени, а то бы просила ее вместе со мною. Ведь я к вам, Ольга Павловна, заехала за делом.
Г-жа Скупинская.
Что вам угодно? Готова служить.
Г-жа Дакалкина.
Вот что, матушка! Обяжите меня поехать со мною в гостиный двор. Вы здешние, вы знаете, где что найти и что почем, а то купцы нас, приезжих, обманут.
Г-жа Скупинская.
Вам же что нужно?
Г-жа Дакалкина.
Много кое-чего в приданое Настеньке, да и в подарок жениху.
Г-жа Скупинская.
Вы таки решаетесь отдать за майора?
Г-жа Дакалкина.
За майора или за нового жениха, как прикажет ясновидящая. Сегодня спрошу у нее.
Дакалкин.
Матушка Федосья Лукишна! осмелюсь и я сказать свое мнение.
Г-жа Дакалкина
(грозно).
Ну, говори, батюшка, говори, какое твое мнение?
Дакалкин
(струся).
Мое мнение… не так, чтобы уж… так тому и быть; а так… мое одно… то есть; собственное мнение. Чего бы слушать вашу ясновидящую? Она не знает ни майора, ни наших с ним связей…
Г-жи Дакалкина и Скупинская
(вместе с ужасом).
Как не знает?
Г-жа Дакалкина.
Что ты это наговорил? Она не знает? Она знает, что и за тысячу лет делалось и что чрез тысячу лет сделается. Предвидит, кто из живущих на земле что в сию минуту делает, кто через пять тысяч лет что будет говорить и даже думать. А он говорит, что она не знает.
Дакалкин.
Да я, матушка, так сказал, чистосердечно, то есть спроста. Но я вам скажу: помышлений моих она не знает, потому что не только я, да и сам дьявол…
Г-жа Дакалкина.
Да что ты это разговорился! Надобно слышать ее и тогда судить. Это не она сама, а душа ее – как бы тебе изъяснить – от магнетической жидкости стесняется и вытесняется. Понимаешь ли? Так вот, душа хотя и выйдет из тела, но она остается в теле, однако ж не в теле, а только чрез тело – и говорит все, что знает. Не поверила бы я, ежели бы не сама слышала, как вчера один повытчик спросил о своей умершей жене, которая не очень-то себя хорошо вела; так где, дескать, ее душа? Что ж? Всю тайну открыла. Только и промолвила: «Жарко!» – и повела рукою по лицу. Доктора ее на ту пору не было, так я растолковала: жарко, то есть: жарится она, моя сердечушка – вечная ей память! – на сковородке ночь и день до скончания века за притиранья да за белила и румяна, что прельщала других, украшая свое лицо. Вот это значит, что рукой повела по лицу. Ну вот и про живых. Один купец не досчитывается больших денег, спрашивает: кто из приказчиков замотался. Она горько и тяжело вздохнула. Я тотчас растолковала, что это, наверное, сын его окрадывает, иначе чего бы ей так тяжело вздыхать, ежели бы это не сын его окрадывал. Так уж когда эдакую премудрость постигла, а помышлений наших не будет знать! Она, не смотря, знает, который час, сколько у кого в кармане денег. Всех чудес и не вспомнишь. А ты еще смеешь не верить.
Дакалкин.
Признаюсь! Это еще мудренее мусье Форфу, Настенькиного учителя, который, не глядя, все карты называл. В свете есть много непостижимых премудростей. Так потому и не удивляюсь, что она и майора нашего знает.
Г-жа Дакалкина.
Сама начала о нем говорить. Я о дочери и не спрашивала, так вдруг и объявила, каков майор никуда годный, и начала требовать отдать за Дрянева. Спрошу сегодня, и хотя Дрянев из рук вон дурак, но когда она уверит, что будет с ним счастлива, то нечего делать: сегодня и сговор.
Дакалкин.
Конечно. Тогда уж нечего делать. Как после таких чудес не поверить.
Г-жа Дакалкина.
Так вот то-то, матушка Ольга Павловна, и надобно все приготовить.
Г-жа Скупинская.
Извольте, Федосья Лукишна! с великим удовольствием поеду, и посмотрим вместе, что купить. Ежели же для жениха что нужно, так здесь трудно найти приличное. У меня есть несколько вещей, они мне не нужны, пользы не приносят, мертвый капитал. Обратив же в деньги, и мне польза будет, и могу помогать бедным чрез г-жу Маргариту.
Г-жа Дакалкина.
Покажите, матушка, ваши вещи. Это будет хорошо!
Г-жа Скупинская.
Девка! Дунька!
(Увидя, что Маргарита бросилась позвать девку.)
Ах! не беспокойтесь! Что вы это трудитесь!
Дунька приходит.
Что это? Оглохла ты, что ли? Подай красный ящик с вещами, да запирай спальню.
Дунька уходит.
Выберите, что вам угодно, я не подорожусь, лишь бы чистые деньги.
Г-жа Дакалкина.
О! как сторгуемся, так и деньги получите.
Дакалкин.
Для этого случая привез чистоты тысяч…
Г-жа Дакалкина
(на него грозно).
Нужно рассказывать.
Дунька приносит ларчик и, поставив на столе, уходит.
Г-жа Скупинская
(отпирает ларчик, перебирает в нем и вынимает часы).
Вот золотые часы. Они мужские, с боем.
Г-жа Дакалкина.
Нет, матушка, часами не должно дарить. Я сколько свадеб знаю, что дарились часами, и хотя очень долго и согласно жили, но либо муж, либо жена умирали.
Г-жа Скупинская
(положив часы, еще вынимает вещь).
Вот серьги богатые. Возьмите для невесты.
Г-жа Дакалкина.
Славнейшие серьги! Завидные! Промоталась бы – да после свадьбы увижу. Жаль из рук выпустить.
(Любовавшись и примеривая к мужу, отдает.)
Г-жа Скупинская
(еще вынимает).
Вот перстень приличный.
Г-жа Дакалкина
(рассматривая).
Да, хорош. Да военные что-то не носят перстней, а как придется отдавать дочь за майора, так и неловко.
Дакалкин
(любуясь перстнем).
Перстень завидный. Мне он очень нравится.
