Обращение к духам сопровождалось разбрызгиванием водки алюминиевой ложкой, которую Т.С. Бурнакова держала в правой руке. Затем она взяла ветку у пациентки и положила ее на окно (Фото 04), по всей вероятности, создавая защиту от проникновения враждебных духов.
На словах Кiрестiпчем, кiрестiпчем! (‘Крещу, крещу! ’) шаманка взяла икону и трижды против часовой стрелки поводила ею перед лицом пациентки.
В следующем фрагменте устанавливался факт наведения порчи, которая символически представлялась в образе чылан кибiң‘змеиной шкуры’. Основной метод снятия порчи — возвращение нанесенного вреда. Змеиная шкура при помощи магического заклинания многократно была отправлена тому, кто ее наслал:
Чылан киптiг, чылан киптiг,
Чылан киптiг, чылан киптiг,
Чылан киптiг, чылан киптiг!
Иткен нимеңнi, нандыр (а) албал!
Нандыра пирчем, нандыра пирчем!
Минох итчем Худай кiзi,
Минох итчем Худай кiзi!
В змеиной шкуре, в змеиной шкуре,
В змеиной шкуре, в змеиной шкуре,
В змеиной шкуре, в змеиной шкуре!
То, что сделала, обратно возьми!
Обратно отдаю, обратно отдаю!
Я делаю Божьему человеку,
Я делаю Божьему человеку!
Вербальное заклятие подкреплялось действием: взяв ветку, шаманка била ею то по одному, то по другому плечу стоящей пациентки, а затем веткой, как ранее иконой, сделала несколько кругов перед лицом пациента.
Музыкально-текстовая композиция обряда состояла из трех частей, исполнявшихся на разные мелодии (Аудиопримеры 02-04). Описанные выше действия совершались в первой части, которая по событийному наполнению была наиболее насыщенной. Она включала призывание главных духов — дочери и сына хозяина горы, а также шаманских предков; диалоги с пациентом (узнавание имен) и его представление духам; выяснение причины беспокоящей его проблемы; проведение сеанса целительства. По ходу обряда многократно описывались все действия, совершаемые шаманкой («кроплю вином, крещу, делаю и т. п.»). Сеанс целительства состоял в многократном повторении фраз типа «Возьми обратно змеиную шкуру!». Тем самым нанесенный вред отсылался обратно тому, кто его причинил.
В конце первой части содержалось обращение к шаманскому бубну, которого в реальной практике Т.С. Бурнакова не использовала (см. начало Аудиопримера 03), о чем писала В.И. Харитонова [6]:
Хара суғдың базынаң
Хатығ ағас алып алдым.
Хара суғдың базынаң
Хатығ ағас алып алдым.
С истока черной воды
Твердое дерево взять взяла.
С истока черной воды
Твердое дерево взять взяла.
Во второй части описывались враждебные человеку духи, но уже безотносительно к конкретному случаю наведения порчи. Видимо, в этом разделе описания духов выполнены в соответствии с канонами шаманской традиции:
Чылан чiлiп сыыласпаҹаң,
Соосхан чiлiп сойласпаҹаң,
Хурчаң-харчаң … тiстiглер,
Хомыс хайа наахтығлар.
Азахтығ ла айланмаҹаң,
Идектiг ле иб (i)рiлбеҹең,
Сабылбасха сабылбаҹаң,
Урунмасха-й урунмаҹаң.
Монҹыхча харахтығлар,
Iнгiзе тiстiглер.
Словно змеи не шипят,
Словно черви не ползут,
С неровными зубами,
С щеками как скала-хомыс.
На ногах да не поворачиваются,
Подолами да не кружат,
Небитого не бьют,
Непораженного не поражают.
С глазами как бусинки,
С зубами как иголки.
Во второй части обряда звучала другая мелодия (Аудиопример 03), а в конце вновь упомяналось отсутствующее в реальности шаманское звуковое орудие — колотушка орба:
Хам орбазы, хам орбазы,
Минох сапчем, минох сапчем!
Хам орбазы минох нiзем,
Хам орбазы минох нiзем!
Шаманской орбой, шаманской орбой
Я бью, я бью!
Шаманской орбой я грохочу,
Шаманской орбой я грохочу!
Третья часть обряда содержала важный момент — очищение алас. В ней использовалась еще одна мелодия (Аудиопример 04), а в тексте упоминались чабрец (богородская трава) и можжевельник, имеющие очистительную силу:
Арай арахы пÿтхi пÿт,
Арай арахы пÿтхi пÿт,
Арай арахы пÿтхi пÿт,
Арай арахы пÿтхi пÿт!
Алас, алас, алазым!
Илiг тағдаң ирбен оды!
Алас, алас, алазым!
Азыр тағдаң арчын оды!
Тутхан холды сали пирдiм,
Тузан пағды систi пирдiм.
Алас, алас, алазым!
Илiг тағдаң ирбен оды!
Азыр тағдаң арчын оды!
Кiрес… кiрес, кiрезим!
Кiрес, кiрес, кiрезим!
Тағ ээзiзi-й иткен ниме,
Пiр-икi кÿнге чазыл парҹаң!
Кiрес, кiрес, кiрес пирчем!
Мин кiрезiм алыш пирзем.
Тағ ээзiзi итче нiзе,
Тағ ээзiзi пирче нiзе.
Мало-помалу выздоравливай-заживай!
Мало-помалу выздоравливай-заживай!
Мало-помалу выздоравливай-заживай!
Мало-помалу выздоравливай-заживай!
Алас, алас, мой алас!
Богородская трава с пятидесяти гор!
Алас, алас, мой алас!
Можжевельник с вершины горы!
Завязанные руки развязала,
Спутанные ноги распутала.
Алас, алас, мой алас!
Богородская трава с пятидесяти гор!
Можжевельник с вершины горы!
Крест, крест, мой крест!
Крест, крест, мой крест!
То, что хозяин горы делает,
За один-два дня проходит!
Крест, крест, крест даю!
Я моим крестом благословение даю ведь.
Хозяин горы делает ведь,
Хозяин горы дает ведь.
Слово алас непереводимо. Оно существует во многих тюркских языках и означает как сам обряд очищения (который может проводиться отдельно в качестве самостоятельного обряда), так и очистительное действие. В тексте упоминался крест — при этом на пациентку накладывалось крестное знамение. В итоговой части содержалась констатация факта совершенных действий, закреплялся благополучный итог проведенного ритуала. Подчеркивалось, что все происходило по воле хозяина горы, а проводивший обряд специалист являлся только посредником между людьми и духами.
Поэтические тексты обряда основаны на сочетании 7- и 8-сложных строк. Важным принципом их организации является повторность: отдельные строки могут повторяться до четырех раз, за счет чего достигается терапевтический эффект внушения.
Сочетания некоторых строк образуют строфы внутри единого сквозного текста. Строфичность проявляется и на музыкальном уровне, поскольку напевы, использующиеся в камлании, имеют, как правило, двух- либо четырехстрочную организацию. Четырехстрочная мелострофа характерна для первой части, двухстрочная — для второй и третьей.
Напев первой части близок к необрядовому лечебному песнопению из репертуара Т.С. Бурнаковой. Вариант этого же напева был использован младшей сестрой бабушки Тади Е.С. Бурнаковой (Фото 07) также в качестве лечебного песнопения (Аудиопример 05). По ее словам, это песнопение применялось, когда болел маленький ребенок. Болезнь могла быть вызвана проникновением в дом вместе с посторонним человеком чего-то плохого (например, злого духа), что причиняло беспокойство ребенку. Для изгнания злых сил из дома и проводился обряд, в котором исполнялось данное песнопение.
Исполнительская манера обеих сестер имеет ярко выраженные признаки шаманского пения: низкая тесситура голоса и последовательное использование приема вибрато. Наиболее сильно это проявилось в третьей части обряда, проведенного Т.С. Бурнаковой, где наряду с вокальным интонированием использовалось сигнальное.
Во время беседы шаманка выразила убеждение в том, что обрядовая традиция, передающаяся в ее семье, не прервется и после нее и обязательно перейдет к кому-то из потомков, предположительно — к дочери младшей сестры. Тади Семеновна сообщила, что шаманский бубен, принадлежавший ее деду Чапану, улуғ хам ‘великому шаману’, сейчас «замкнут в горе», но когда появится сильный шаман — будет передан ему.
