Магические способы наказания вора и возвращения украденного

Существовали и широко  практиковались в крестьянской культуре разнообразные  магические  способы  наказания  преступника  и  возвращения  украденного посредством  магического  воздействия  на  вора. 

Зачастую  они  применялись,  если  приемы, направленные на распознавание вора (в том числе и магического  характера) и последующее возвращение украденного были не действенны. В частности, подобная тактика была характерна для случаев, связанных с представлением о том, что вор при совершении кражи сам применял магические средства: «Ведун сказал, что украл вор не простой, а “знающий, украл с заговором, поэтому он открыть его не может”. А вот, буде Бог, –говорит,–укажет, сделай, как велю» (далее  следует  описание  одного  из  магических  способов  наказания).

По  целям «мнимые» наказанияможно  подразделитьна  две  группы. 
К  первой  группе относятся  вредоносные  магические  действия,  основной  целью  которых  являлась  месть.  Они были направлены на причинение тяжелой болезни или смерти вору.

Ко второй группе можно отнести  те  действия  вредоносного  характера,  основной  целью  которых  было  заставить  вора посредствоммагии  вернуть  украденную  вещь. 

При  этом  магическое  воздействие  на  вора вызывало у него физические мучения, что было равносильно болезни. Такое  деление  весьма  условно, и, зачастую  при  совершении магических манипуляций обе цели ставились в определенной последовательности. Изначальной и главной  целью  было  возвращение  украденной  вещи,  однако  если  вор  не возвращал  ее,  он  должен  был  заболеть  и  умереть,  а  возвращение  вещи  предотвращало конечную цель магии.

См., например: «Лоскуток этот будет тлеть и корчиться, а вместе с тем будет тлеть и корчиться ивор до тех пор, пока  не  отдаст  украденной  вещи.  Если  же  этого  он  не  сделает,  то  зачахнет  и  умрет». 

По  сути,  одни  и  те  же  магические  действия  совершаются, «...чтобы привести вора к раскаянию или нанести ему вред». Последовательность  проклятий –от  пожелания  различных  болезней  (физических  увечий,  связанных  с нарушением  моторики  и  сенсорики,  сумасшествия  и  др.)  до  пожелания  смерти – выдерживалась  и  в  текстах заговоров на украденную вещь, при этом промежуточным был мотив десоциализации вора: «...акривей, ахрамей, ашалей,  адирвяней,  абязручий,  агаладей,  атащай,  валяйся  у  грязи,  с  людьми  ни  звыкайся  и  ни  сваей  смертью умри!» Точно также покаяние в греческой церковной практике предотвращало действие проклятия псалмами.

Такая последовательность весьма закономерна, поскольку насылание болезни и смерти считалось богобоязненными крестьянами тяжким грехом, а применение вредоносной магии могло вызывать осуждение.

Здесь  можно  упомянуть  и  об  отношениик  болгарскому  обряду врицане–проклятию вора как к большому греху. По представлениям болгар, проклятье могло иметь негативные последствия и для совершающего магические действия: в случае, если «...проклинали невиновного, проклятие падало на того, кто его совершил». Здесь приведём комментарий, сделанный местным священником: «Не делают этого [не применяют  магические  способы  наказаний]  потому,  что  вор  хотя  и  плут,  а  все-такихристианская  душа»

Так, крестьяне, осуждающие  обычай  ставить  перевернутую  свечу  на  погибель  вору,  говорили: «На  зло молящему несть услышания».

Греховный характер носили и сопровождавшие магическое  наказание  кощунственные  манипуляции:  например,  перед  началом  ритуала рекомендовалось «...в самую полночь самой раздеться до-нага, снять с шеи крест и положить под пяту левой ноги».

Решившись  на  применение  магического  наказания,  потерпевшие,  как  правило,  не скрывали  этого.  Более  того,  они,  по-видимому,  стремились  к  тому,  чтобы  об  этом  все  были осведомлены,  особенно  подозреваемый.  Судя  по  материалам,  жертва  могла  предварительно  запугивать подозреваемого,  угрожая  ему  применением  того  или  иного  магического  средства,  что  можно расценить как последнюю попытку вернуть  украденное, не прибегая к магии: «А  вот я  тебя вмажу в чело, так будешь помнить!» Болгары, например, запугивали подозреваемого в воровстве проклятием «...в надежде, что он вернет унесенные драгоценности или уведенную скотину»

Крестьяне свято верили в силу вредоносного магического воздействия и испытывали страх перед возможностью подвергнуться ему: «Народ этого замазывания боится ужасно,  что видно  из  следующего  выражения: “Уворовать-то  бы  нешто,  да  неровно  (если) замажут,  то  сдохнешь,  аль скорчит”».

Так, человек начинал болеть и чахнуть, узнав, что против него применена магия, а возвращение украденного прекращало мучения вора.  В  материалах отмечается, что верившие в силу магического воздействия воры либо старались не оставлять после себя следов, которые могли быть использованы во вредоносной магии, либо каялись в совершенном грехе и просили прощения, как только узнавали, что пострадавший прибегнул к помощи магии.
«...Жертва, узнав, что чародей действует против нее, может отступить, возместить ущербили полюбовно  завершить  дело».

Более того, вор мог решиться на убийство, чтобы предотвратить мучения, которым он должен был подвернуться в результате применения жертвой воровства магического наказание.

«Он  [молодой  парень,  укравший  у  соседки  два  мешка  ржи  со  спрятанными  в  ней  десятью рублями и прогулявший украденное, а затем убивший соседку] на первом же допросе сознался и рассказал, что убийство совершил из боязни быть вмазанным в чело. Он боялся тех мук и корчей, которые, по его убеждению, должны были начатьсяс ним после вмазывания, и решился предупредить. Каторга для него лучше была. “По крайности я здоров буду”, говорил он спокойно на суде».

Иллюстрацией веры в действенность магических наказаний могут послужить и рассказы, в  которых  смерть  или  болезнь подозреваемого  интерпретировалась  как  доказательство  вины. При  этом  месть  в  некоторых  случаях  могла  не  принести  желаемого  результата,  поскольку смерть вора ложилась бременем греха на человека, использовавшего магические приемы. Например, рассказ о «неотмолящем» грехе, когда вором оказался брат пострадавшей, который умер после совершения магических действий.

Иногда  в  текстах  подчеркивается,  что  совершение  магических  действий  требует определенных  знаний  и  умений,  корреспондируемых  деревенскими  специалистами: «сделать нужно  не  спроста,  умеючи»,  «он  [колдун]  научил  меня  говорить  слова  мудреные». Именно поэтому часто для  совершения  ритуала  приглашали  колдуна  или  знахаря.

В «мнимых» наказаниях применялась как контагиозная магия, основанная на принципе метонимии, который, был характерен для позорящих и загробных наказаний, так иимитативная. Так, с  целью  наказать  вора  или  вернуть  украденное, воздействию огня подвергались некоторые животные и предметы: «Если пропадет что-нибудь, то нужно поймать мышонка( использование  в  магическом  наказании  мыши  представляется  неслучайным,  поскольку  мыши  и  крысы «...символически  связаны  с  мотивом  кражи:  ущерб,  причиняемый  мышами, метафорически уподобляется ущербу от кражи»), посадить его в новый кувшин, замазать тестом и поставить в печь: когда мышонок встоскуется,  вор  тоже и  принесет  сам,  что украл»; 
«Берут живую  мышь  и  вмазывают  в  цело  (стенки над устьем  печи).  Замазанная  вещь  [мышь]  будет  таять  и  сохнуть,  так  же  будет  сохнуть  и  вор»;
«Также суровую нитку вмазать в печное чело, –когда нитка сгорит, вор встоскуе и сам принесет украденное»;
«Если украдет что-либо вор, достать из воды две жабы (жабы и  лягушки  также связаны с мотивом  воровства в широком понимании этого термина: ведьмы в облике жабы или лягушки проникают в хлев и отбирают у коров молоко. Кроме того, жаб и лягушек вообще часто используют в магических практиках с целью порчи ) и жарить их в порожнем горшке, вор придет сам и сознается»

В  одном  из  рукописных  заговоров,  сопровождающих  магическиедействия,  вор уподобляется запекаемому в печи хлебу: «Как этот хлеб пекся, так чтобы и ты, вор, пекся».

Для  наказания  вора  посредством  магии  использовался  хлеб,  забытый  в  печи  и  освященный  на  Пасху.  Его следовало положить под порог, сказав:
«Как этот хлеб лежит на месте, так бы не лежал с вещию места, и принес бы опять казать на это место». В данном случае актуализуется мотив привязки к определенному локусу. Упоминается также об обычае есть хлеб Великого Четверга с целью обрести украденное

Имитативная магия могла использоваться и в ходе похоронного ритуала, так, в частности, монеты, брошенные на нары покойнику, должны были вызвать болезнь и смерть вора: «Если у хозяина уворована какая-нибудь вещь, и онхочет возвратить ее, должен бросить три гроша на нары в то время, когда на них несут умершего на кладбище. Вслед за этим, вора начнет трясти лихорадка и если он не возвратит уворованную вещь, –непременно умрет в скором времени».
Использовались и части тела  мертвеца. Так, чтобы заставить вора вернуть украденное,  варили в полночь остов руки мертвеца.

Самым  распространенным  примером  использования  симпатической  магии  может служить обычай ставить так называемую «обидящую» («забидящую», «за обидящего») свечу (свечи).

В Болгарии сходный обряд назывался врицане. Тот, кто хотел отомстить вору или вернуть украденное, «...шел в часовню  или  монастырь,  взяв  с  собой  церковное  масло  и  свечу.  Масло  оставлял  в  храме,  зажигал  свечу  и прикреплял  ее  фитилем  вниз  со  словами: “Как  тает  воск свечки,  так  пусть  тает  тело N [подозреваемого  в краже]” или “Пусть св. Костадин его сведет с ума и он сам принесет сюда золотое монисто [украденное] и повесит здесь”»

В Тульской губернии свечу ставили «забидящему» богу. «Збидящим» также  называли  молебен  о  помощи  против  обидчиков, особенно воров, когда к паникадилу ставилась «забидяща» свеча, а молебны, которые  заказывали  при  обращении  к  святому  за  помощью,  назывались  молебнами «на обидящего».

Слово «забидящий» В.Даль  трактует  как «к  обидчику  или  обиде относящийся», причем это слово было более употребительным, нежели родственное «обидчик».

С  одной стороны,  подобное  словоупотребление  по  отношению магическому  наказанию за  воровство обусловлено тем, что  в обычном  праве  преступление  понималось  как  личная  обида,  а  вор, соответственно,  как  обидчик.
С  другой  стороны,  в  словосочетании «обидящая» свеча в контексте  магического  наказания  актуализуется  один  из  смысловых  компонентов  слова «обида»–то, что «причиняет боль».

«Обидящую» свечу ставят либо нижним концом вверх, надеясь на помощь божественных сил в отыскании украденного или в отмщении вору –на болезнь или погибель , либо «...сломив,  или  согнув  каждую  свечу:  у  вора “покруцютца”руки  и  ноги» .

Иногда  тексты,  описывающиеданный  способ  магической  мести,  сопровождаются дополнительными  комментариями:  в  частности,  перевернутую  свечу  рекомендуется  ставить «...в полночь, чтобы никто не видал, как будет ставиться свечка, чтоб никто не видал ее света: как медленно горела свеча и потом погасла, так медленно будет чахнуть вор и потом умрет». 

Пчеловоды  в  случае воровства ульев и меда изготавливали такую свечу дома из своего воска, зажигали ее, а затем,потушив, несли в церковь, где ставили перед иконой Иоанна Воина, веря при этом, что пчелы найдут вора и отомстят ему.
Нападение  пчел  при  этом  трактовалось  как  доказательство  вины: «...в  одной  пасеке  пчелы  зажалили  своего деда-пасечника, который и оказался вором»

Иногда зажигали  перед  образом  зеленую  свечу,  употребляемую  при  панихидах. Считалось, что «обидящую» свечу может ставить только тот человек, который сам никогда не совершал краж, в противном случае он мог быть наказан святым: «Одна женщина поставила таким образом [перевернув] свечу Ивану Воину, будучи сама не чиста на руку; “на другый день, у неи хлопець онимив и дванацять годив так жило”»

Обычай ставить перевернутую свечу Иоанну Воину был распространен в Курской губернии и Харьковской губернии.

Свеча  могла  подвергаться  дополнительным,  усиливающим  магическое  воздействие манипуляциям. Так,  зеленую  свечу,  называемую «титовой», хозяин  передавал  церковному сторожу, чтобы тот в полночь трижды продел ее через ухо колокола. Такая свеча затем ставилась в ближайший праздник перед иконой Иоанна Воина, а в случае пропажи лошадей –Фрола и Лавра:

«После  этого,  вор  должен  почувствовать  мучительную  тоску,  которая  доведет  его  до того, что он сам, явно или тайком, возвратит украденное».

Рекомендовалось также отрезать часть веревки от церковного колокола, закатать ее в воск и получившуюся свечу поставить в церкви.Если «...свичка згорыть уся, то й злодий прыбижыть  и  пропажа  знайдеться».

Существовал  более  растянутый  во  времени  и  также  сопровождавшийся дополнительными манипуляциями вариант данного обычая, когда «...в случае кражи, хозяин клал в “жерны”столько “трыячик” (копеечные монеты), сколько  в  семье  душ. (Соответствие  количества  монет  числу  членов  семьи  является  одной  из  иллюстраций  значимости  категории семейной собственности в крестьянской среде, поскольку в этом примере имеется косвенное указание на то, что именно  пострадавшая  от  кражи  семья  опосредованно (в  лице  хозяина  как  ее  официального  представителя) «наказывает» вора с помощью магических действий),  молол их  в  течение  трех праздничных  дней  и  затем  ставил  в  церкви свечи  на  эти  деньги». При  этом,  если потерпевший  хотел  смерти  или  болезни  вору,  ему  адресовались  проклятьяи  ругательства.

Мотив проклятья с отсылкой в иной мир (некое чужое пространство) встречается в заговорах: «Будь ты, вор, проклит маим сильным загаворым у землю преисподнию, за горы Араратскии, у смалу кипучую, у залу гарючую, у тину  балотную,  у  дом  бяздонный,  у  куўшин  банный»

Кроме  того,  при  подозрении  на  конкретного  человека  на  его  имя  подавали  заупокойные просвиры  и  служили  панихиды и  сорокоусты, молились в церкви «...за  упокой  обидевшей  души";  звонили  по  вору,  как  поумершему. В случае кражи вору могли угрожать внесением денег в церковь на поминальный перезвон,  а  также имитировали обряд  отпевания.

Ср. упоминание  отлучаемого  от  церкви  в  ряду  мертвых  при совершении  литургии  в  греческой  церковной практике.
Что касается способа наведения порчи путем отпевания на месте преступления, он был  тем  редким  случаем,  когда  в «мнимом» наказании  могло  принимать  участие  все  деревенское  сообщество: «Портеж на вора осуществляли индивидуально или всей деревней»

Чаще  всего подобные действия  соотносимы  с  пожеланием  вору  смерти,  но  иногда  целью  является  причинение мучений,  в  результате  которых «...вора начинает  корчить  и  он  приносит  украденную  вещь»;  «...на  вора  нападет  тоска,  и  он  сам  сознается  в  краже». Народ верил, что «обидящую» свечу можно погасить только конскими кизяками.

Если целью было возвращение украденного, то служили молебны за здоровье вора. В этом  случае  вора «...непременно  начнет  мучить  совесть,  и  он, пожалуй,  возвратит украденное»–тайно или явно. Муки совести вызываются  словами  и  действиями,  в  норме  противоречащими  ответной  реакции  на совершенное  преступление,  вербальное  воздействие  в  форме  благопожелания  ведет  к позитивной  для  пострадавшего  реакции состороны  вора,  поскольку  для  него  это  способ избавиться от магического воздействия.
 
Можно утверждать, что ее воздействие носит физический характер: совесть способна мучить, снедать,  томить  и  убивать  человека;  сам  человек  способен  испытывать  угрызения  совести.

Особую  роль  играла  вербальная  составляющая:  крестьяне  использовали  заговоры, молитвы (причем наиболее эффективнымисчитались молитвы этнически и конфессионально чужих),  адресовали  вору  проклятья  и  ругательства,  заказывали  молебны  за  здравие  вора. Уподобляя вора мертвецу, крестьяне заказывали в церкви поминальные службы –панихиды и сорокоусты, звонили по вору, как по умершему, имитировали обряд отпевания, бросали монеты на нары покойнику в то время, когда его несли на кладбище.

Временная  регламентация  магических  действий  в  рамках  суточного  и  годового  цикла, судя  по  текстам,  была  не  слишком  актуальна:  только  в  двух  текстах  упоминается,  что магические  манипуляции  необходимо  совершать  в  полночь,  и  лишь  однажды  встречается упоминание о Пасхе. Подобное невнимание текстов к временным параметрам обусловлено тем, что  ритуал  был  привязан  к  конкретному факту  кражи. 

По-видимому, он  должен  быть минимально дистанцирован от момента совершения преступления. Так, в одном из примеров упоминается, что «обидящая» свеча должна быть поставлена в ближайший праздник; в случае с «горячим» следом манипуляции рекомендовалось проводить в течение суток послеоставления преступником следа.

О продолжительность ритуалаиотдельных его этапов тоже практически не упоминается: в  одном  тексте  отдельный  этап  ограничивается  тремя  днями,  в  другом –неким  знаковым моментом. Точная  временная  граница,  в  рамках  которой  вора  должно  настигнуть  наказание, также оговаривается редко: в одном случае это двенадцать суток, в другом –год, в третьем –три года;  употребляется  также  достаточно  размытое  определение «в  скором  времени».

Один  раз упоминается о том, что мучения вора должны быть медленными, т.е. растянутыми во времени.Пространство, где должны были происходить магические действия (в случае, если они не были  строго  приурочены  к  месту  кражи,  которое  играет  особую  роль),  можно  в  целом охарактеризовать  как  пограничное,  соприкасающееся  со  сферой  чужого  либо  чужое.  Как правило, это культурное пространство: дом (в доме особое внимание уделялось таким локусам, как печь и порог), двор (у ворот), церковь, мельница, кузница.

Природное пространство –лес –упоминается  лишь  один  раз;  однажды  встречается  и  упоминание  о  том,  что  действия совершаются  по  дороге  на  кладбище.  В  некоторых  случаях  фиксируются  пространственные перемещения исполнителей ритуала, например, из дома во двор, из дома в церковь или с места, где найден воровской след, в лес.Совершал магические действия, как правило, либо сам потерпевший, либо деревенский специалист;  лишь  в  одном  случае  упоминается,  что  часть  ритуала  совершает  обязательно замужняя женщина (при этом, скорее всего, она имеет отношение к семье потерпевшего). Также единственным  является  упоминание  об  участии  в  ритуале  всей  деревни. 

Дополнительные комментарии, где содержатся рекомендации, которые должен соблюдать исполнитель ритуала, единичны: это совершение магических манипуляций без свидетелей, обнажение, снятие креста и положение его под левую пяту и частичное распускание волос, т.е. действия, традиционно совершаемыепри установлении контакта со сферой чужого.

Выводы

Итак, образ вора обнаруживает сходство с образом колдуна, разбойника и специалистов-профессионалов. Сближает  их чужесть  деревенскому  сообществу  и приписываемые  им  сверхъестественные  способности,  которые  они  получают  в  результате контакта с нечистой силой.

Связь способностей вора с его профессиональной деятельностью сближает  фигуру  вора  с  деревенскими специалистами,  такими  как  кузнец,  пастух,  мельник  и  т.д.,  в  то  время  как  характер этой деятельности позволяет рассматривать фигуру вора в одном ряду с разбойниками.

Кроме того, образы  колдуна, вора и разбойника  сближают представления об  обогащения посредством магии. К  способностям,  присущимвору  как  мифологическому  персонажу, относится способность  к  оборотничеству  (свойственная  также  разбойникам, колдунами  специалистам-профессионалам),  способность  скрадывать  месяц  (характерная,  в  том  числе,  и  для  ведьм) и неуловимость,  приобретаемаяв  результате заворовывания.

Защиту  и  преодоление  преград  в пути, нейтрализацию хозяев и собак, преодоление реальной преградыв виде замков и запоров, невидимость,неуловимость, способность быть неслышимым, невозможность разоблачения вора и  в  целом успех  в  краже  обеспечивали воровские  заговоры  и разнообразные магическиепредметы.

На  основании  рассмотренных  материалов  быливыделены  следующие группы  предметов,  обладающих  магическими  свойствами: 
1)  растения; 
2)  части  телаилисубстанции  (изготовленные  из  них  предметы)  умерщвленноголибомертвого  человека (плода человека) илиживотного;
3) прочие предметы –объекты живой и неживой природы и некоторые  культурные  артефакты,  причем атрибуты,  составляющие  вторую  группу, и предметы,  имевшие  отношение  к  покойнику  из  третьей  группынаиболее  устойчиво соотносятся именно с образом вора.

Сама по себе наклонность к воровству была связана как с идеями предопределенности судьбы, так и с представлением о том, что порочные наклонности являются следствием нарушения существовавших в традиции запретов,  которые  чаще  всего  относятся  к  поведению  беременной  и  правилам  обращения  с ребенком.

Переходя  к систематизации  наблюдений,  касающихся  применения  различных магических средств жертвами воровства, необходимо отметить их разнообразие. Приоритетной задачей считалась защита имущества, а в случае совершенной кражи –идентификация вора, которая,  по  сути,  являлась  опосредованным  способом  вернуть  украденное.

Среди  оберегов, обеспечивающих  сохранность  имущества  от  воров,  особую  актуальность имеют магические приемы  и  тексты  со  значением  окружения,  преграждения,  нанесения  удара,  уничтожения, нейтрализации, отгона и замещения опасности. Очень часто, особенно в вербальных текстах, семантические  модели  сочетаются.

Необходимо отметить и обилие  текстов, связанных со значением неподвижности / ограниченности в передвижениях. Способность предсказывать кражу приписывалась домовому иживотным, почитавшимся в  качестве  домашних  покровителей. Кроме  того,  существовал  ряд  вещих  снов,  примет  и гаданий, предсказывающих воровство.

В большинстве случаев толкование содержащихся в этих текстах  символов  строится  на  принципе  уподобления;  символы,  основанные  на  принципе противопоставления, единичны.

В целом преобладают зооморфные образы, при интерпретации которых  зачастую  оказывается актуальной  не  только  символика  животного  (нечистота, хищность, способность предсказывать различные события и пр.), но и действие, которое оно совершает,  в  частности,  пересечение,  нарушение  некой  границы. 

Встречающиеся  в  текстах антропоморфные  образы  связаны  со  значением  чужести,  а  также  лишения,  убытка, опустошения; последнее характерно и для пожара как символа кражи.

Широко  практиковались  гадания,  направленные  на  идентификацию  вора. В  качестве стандартных  каналов  связи  с  иным  миром  вритуалах использовались  решето  и  вода; встречаются также гадания с помощью Псалтири и ключаи посредствомвещих снов, в которых пострадавший от воровства надеялся увидеть облик виновного в совершенном преступлении. Судя по рассмотренным материалам,помочь распознать вора, выявить склонность человека к воровству или факты краж могли различные животные и насекомые –те, которые связаны с идеей  греха,  символикой  ущерба  или,  наоборот,  богатства,  а  также  являвшиеся  домашними покровителями. Кроме того, склонность к воровству связывалась с некоторыми особенностями внешности и поведением,нарушавшим общепринятые нормы.

Большим разнообразием отличаются магические способы наказания вора и возвращения украденного.  Самым  популярным  способом  воздействия  на  ворас  помощью  симпатической магии были манипуляции с «обидящей»свечой, при использовании контагиозной магии чаще всего  прибегали  к  манипуляциям  с «горячим»следом.  Наиболее  распространенным среди разнообразных  способов  физического  воздействия  на  предметы, используемые  во  время магических манипуляций, было воздействие огня (жара, дыма). Как сгорает (истлевает, кипит) предмет, так должно было быть иссушено и выжжено тело вора.

Кроме того, крестьяне широко использовали  заговоры  и  молитвы,  адресовали  вору  проклятья  и  ругательства,  заказывали молебны за здравие вора. Используемые способы магических наказаний демонстрируют также актуальность символикии атрибутики смерти: пострадавшие от воровства заказывали в церкви поминальные службы, звонили по вору, как по умершему, имитировали обряд отпевания и т.п.Особым  аспектом  в  контексте  воровства  является  обращение  за  помощью  к  святым.

Рассмотренные  материалы  позволяют  сделать  вывод  о  том,  что  выбор  святых,  оказывающих помощь как жертвам воровства (в том числе и потенциальным), так и самим преступникам, не является  случайным.  В  ситуации  с  потерпевшими  от  воровства  он  может  быть  обусловлен семантикой имени святого, соответствующими мотивами, содержащимися в житийных текстах, иконографии и молитвах, обращенных к святому (в частности, мотивом обличения воровства и открытия татьбы, мотивом обхода святым земли как способа создания символической границы для защиты имущества и мотивом заступничества от обидчика и избавления от «напасти»), а также  тем,  что  святой  выступает  в  качестве  покровителя  объекта  кражи. 

В  случае  с  ворами выбор  может  объясняться  тем,  что  украденная  собственность  мыслится  как  принадлежащая непосредственно  святому,  а  также  представлениями  о  нем  как  о  проводнике  в  иной  мир, покровителе богатства, торговли и путешествий –сферах,соотносимых, судя по текстам, в том числе и с воровством.

Фольклорная традиция отражает функцию святых по охране имущества и наказанию  за  воровство,  функцию  помощи  ворам  в  воровском  промысле,  а  также  функцию посредничества в конфликтных ситуациях.

Источник: Бауэр Татьяна Владимировна
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ПРАКТИКИ, СВЯЗАННЫЕ С ВОРОВСТВОМ В КРЕСТЬЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ (ПО РУССКИМ, БЕЛОРУССКИМ И УКРАИНСКИМ МАТЕРИАЛАМ СЕРЕДИНЫ XIX–НАЧАЛА XXВ.), глава 2, Санкт-Петербург, 2019

—Кому удастся до заутреннего благовеста украсть что - нибудь счастливо, то есть не попавшись, тот сможет безопасно воровать в течение целого года.

—Чтобы вору удалось благополучно совершить воровство и не быть застигнутым врасплох, он должен тайком отрубить у покойника палец и взять его с собой на дело, если обойти с таким пальцем дом, где есть мертвец, то все в доме уснут так крепко, что можно будет беспрепятственно войти и делать что угодно, никто ничего не услышит.

- Заговор для воров, чтобы войти в чужой дом незамеченным.

"Падшая сила, Сотонины угодники, Сотонины послуживцы! Как вы служите своему царю Сотоне верою и правдою, також и мне (имя) послужите верою и правдою. Как мертвыя в земле и по земле спят, заглушены, задушены, очми не видят и ушми не слышат, так же и вы, заглушите и задушите всех: дому хозяина и хозяйку, и детей ево малых младенцев, гостей приходячих, и умахивайте их куньими хвостами, и укачивайте их, как мати качает детя в колыбели".

- Призыв Беса для черного дела :
"Вызываю дух и волею своей заклинаю и оставляю в свое подчинение на один час земного времени. Ароам, Арогул, Арогам, Исайя, кровь красная, земля черная, вода цвета не имеет.
Так и ты, дух, не имей своей воли на этот час. Аминь."

Отлично работает, если надо у всех на глазах украсть у обьекта из кармана платок, расческу, ручку. 

- После воровства поставить свечку на канун  со словами: " Поминаю свое деяние.... пусть оно умрет для всех. аминь"

Магические предметы, обеспечивающие вору особые способности (по материалам севернорусской традиции середины XIX – начала XX века.

При изучении феномена кражи особый интерес представляет рассмотрение крестьянских представлений о бытовом воровстве как об одном из видов магии. Мысль о том, что бытовую кражу можно рассматривать как одну из разновидностей магии с сопутствующим комплексом ритуально-магических практик и суеверий, содержится в статье С. М. Толстой.[1] Тема сопоставления концептов воровства и колдовства затрагивается также в работах О. Б. Христофоровой[2] и Н. Е. Мазаловой.[3]

Целью статьи является рассмотрение комплекса магических предметов, обеспечивающих вору необходимые в его ремесле сверхъестественные способности. По функции их можно приравнять к чудесным предметам в волшебной сказке, однако если в сказке герой мог получить эти предметы от дарителя за свои добродетели, вор должен был добыть их самостоятельно.

Для того чтобы приобрести невидимость, рекомендовалось украсть (отнять) шапку-невидимку у банника или лешего. Приобретение магического атрибута предмета связано с Пасхой[4] и сороковым днем после Ивана Купалы;[5] упоминается также, что раз в году в полночь шапку-невидимку у банника можно украсть, но неизвестно, в какое время года.[6]

Получить шапку-невидимку, принадлежащую лешему, можно было следующим способом: найти перед днем Ивана Купалы цветок Иванова головка, положить его на 40 дней на церковный престол, после этого, держа цветок в руке, можно было увидеть лешего, сорвать с него шапку и надеть на себя.[7] Для того, чтобы из-под полка появился банник с шапкой-невидимкой, необходимо было совершить кощунственные действия: «…положить нательный крест и нож в левый сапог, сесть лицом к стене и все проклясть».[8] Человек овладевает шапкой в тот момент, когда надевает ее,[9] или достигнув церкви – сакрального места, где нечистая сила не властна.[10] Получается, что приобретение шапки-невидимки можно расценивать как своеобразное испытание: с одной стороны, требуется преодолеть собственный страх, с другой – проверяется ловкость, актуальная для воровского промысла; при этом последствия проявленной нерасторопности были плачевными.

Так, при ограблении спящего банника нельзя было допустить, чтобы принесенная с собой горящая пасхальная свеча погасла, поскольку в этом случае искателю волшебного талисмана грозила мучительная смерть, а затем адские муки;[11] если человек не успевал добежать до церкви, прежде чем банник проснется, нечистый дух мог догнать и убить похитителя. Как отмечает Н. А. Иваницкий, «в этой шапке можно делать, что угодно, никто не увидит и не узнает», однако перед смертью владелец шапки-невидимки должен был избавиться от волшебного предмета, возвратив его представителям иного мира: «…бросить шапку в реку, чтобы черти взяли ее обратно».[12]

Получить невидимость можно было, добыв особую косточку. Приобретение косточки-невидимки достаточно устойчиво ассоциируется с дальнейшим ее использованием в воровском промысле: «…имея ее, делай, что тебе угодно; в лавке бери, что хочешь; в чужом кармане распоряжайся как в своем».[13][текст с сайта музея-заповедника "Кижи": Музей-заповедник «КИЖИ» | Деревянное зодчество Карелии. Русский Север: остров Кижи, Петрозаводск, Заонежье, природа Карелии. Ансамбль Кижского погоста: Преображенская и Покровская церкови, колокольня и ограда — объекты наследия ЮНЕСКО.]

Магический атрибут необходимо было извлечь из тела черного кота (кошки) – животных, связанных с нечистой силой и мотивом обогащения. Чтобы добыть косточку-невидимку, кота необходимо было умертвить, а затем сварить в бане или овине – месте, «где нет икон». Варварский процесс приготовления заканчивался тогда, когда «мясо совершенно [...] отстанет от костей». Далее рекомендовалось собрать все кости и, взяв зеркало, начать поиск косточки-невидимки. Желающий получить магический атрибут брал поочередно кости либо в руки,[14] либо в зубы[15]; когда он добирался до косточки-невидимки, его отражение исчезало в зеркале. В единственном примере упоминаются временные рамки проведения ритуала – святки.[16]

Обеспечивали невидимость также цветок папоротника и трава невидимка,[17] действие которых основано на магии уподобления. Можно привести тексты, где эксплицируется связь папоротника с возможностью обогащения посредством воровства: «…завладевший цветком невидимкой может ходить по всем магазинам и лавкам среди белого дня и брать из товаров что и сколько ему вздумается»,[18] причем подчеркивается, что любые действия можно совершать безнаказанно. Важнейший мотив текстов о поиске папоротника – мотив испытаний, которым подвергает человека нечистая сила: она нападает на него и пугает на обратном пути, пытается заставить зажмурить глаза, оглянуться, нарушив тем самым запреты, следствием чего может стать смерть искателя этого магического атрибута.[19] Считалось, что как только цветок папоротника – «невидимого цвета» – распустится, надо в ту же минуту его сорвать.[20] Чтобы стать невидимым, цветок нужно было положить в шапку.

В наших материалах встретился один сюжет о дальнейшем использовании цветка папоротника в воровском промысле, содержащий мотив обнаружения вора по его тени.[21] Тень, согласно славянским представлениям, рассматривается как неотъемлемая сущность человека и фактически как его двойник. Но в отличие от человека, который в норме может быть воспринят всеми органами чувств, тень воспринимается только визуально. Возможность визуального восприятия тени сохраняется и при применении магических средств.

В воровском промысле важны также средства, которые позволяют преодолеть либо сокрушить реальную преграду, каковой являются замки и запоры. Для этого вору необходимо добыть соответствующие растения. Функцией отмыкать, а также разрушать замки и запоры обладала разрыв-трава.

Разрыв-трава – фитоним собирательный. Согласно материалам устной традиции, соответствующей функцией обладали такие растения, как лом[22]и ломоцвет.[23] Их названия указывают на действие, которое с их помощью можно совершить – разломать замок, то есть воздействие предмета было основано на этимологической магии. По материалам травников XVII – XVIII вв. свойство отпирания, а также разрушения замков было характерно для корня бельзевца.[24][текст с сайта музея-заповедника "Кижи": Музей-заповедник «КИЖИ» | Деревянное зодчество Карелии. Русский Север: остров Кижи, Петрозаводск, Заонежье, природа Карелии. Ансамбль Кижского погоста: Преображенская и Покровская церкови, колокольня и ограда — объекты наследия ЮНЕСКО.]

Знанием, где растет разрыв-трава, обладали такие животные, как змея и черепаха. Чтобы завладеть волшебной травой, необходимо было убить плывущую змею, ударив ее по голове. Убивая змею, следовало проявить определенную ловкость, в противном случае змея, вырастая до чудовищных размеров, начинала преследовать обидчика.[25] Черепаху, судя по одной из записей в рукописном травнике начала XVIII в., обнаруженном в Заонежье, нужно было спровоцировать на поиски волшебной травы, огородив гнездо с отложенными ею яйцами и дождавшись, когда животное принесет разрыв-траву, чтобы разрушить ограждение. Как отмечает Л. С. Харебова, поскольку здесь упоминается животное, нехарактерное для северных широт, такое поверье было распространено, скорее всего, в южнорусских областях.[26] Судя по обнаруженным нами материалам, подобное поверье бытовало в Борисовском уезде Минской губернии.[27]

Разрыв-трава обладала свойством разрушать любые железные предметы, поэтому ее можно было случайно обнаружить во время косьбы, однако чтобы распознать ее среди схожих по внешнему виду травинок, следовало разложить на этом месте скатерть, которую волшебная трава должна проколоть. В текстах упоминаются различные способы использования разрыв-травы. Так, чтобы получить возможность открывать любые двери и замки, вор должен был разрезать ладонь, вложить в рану траву, и уже когда ладонь заживет, идти на промысел.[28] Если волшебную траву не вживляли, то рекомендовалось просто приложить ее к замку, держа в руке.[29]

Еще один магический атрибут – так называемая «разрывная кость». Способ ее приобретения идентичен добыванию воровской косточки, дарующей обладателю невидимость.[30]

Третьим важным моментом для воровского ремесла было обеспечение бездействия хозяев. Нейтрализовать их можно было, обойдя с пальцем мертвеца дом жертвы, в котором в это время должен находиться покойник.[31]

Таким образом, предметы, обладающие магическими свойствами, можно разделить на следующие группы: 1) растения, названия которых во многих случаях соотносятся с приписываемой им функцией преодоления преграды либо обеспечения невидимости; 2) наиболее устойчиво соотносящиеся именно с образом вора магические атрибуты – части тела мертвого человека или умерщвленного животного, обеспечивающие либо нейтрализацию хозяев, либо невидимость, либо способность открывать замки и запоры; 3) культурный артефакт – шапка, обеспечивающая ее обладателю невидимость.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": Музей-заповедник «КИЖИ» | Деревянное зодчество Карелии. Русский Север: остров Кижи, Петрозаводск, Заонежье, природа Карелии. Ансамбль Кижского погоста: Преображенская и Покровская церкови, колокольня и ограда — объекты наследия ЮНЕСКО.]

Приобретение магических атрибутов зачастую связано с временным пограничьем, а местом получения магической силы является чужое пространство, где хозяйничают демонические существа. Преодолевая собственный страх при контакте с нечистой силой, вор как бы доказывает свое право на владение добытым им предметом. Приобретение волшебных атрибутов могло быть связано с кощунственными, греховными действиями, обеспечивавшими помощь Сатаны. Кроме того, при добывании магического предмета проявлялись способности, актуальные для воровского промысла.

[1] Толстая С. М. Кража (воровство) // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 1999. Т.2. С. 643.
[2] Христофорова О. Б. Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России. М., 2010. С. 206–237.
[3] Мазалова Н. Е. Колдун, вор, разбойник в произведениях русского фольклора // Университетский научный журнал. 2013. № 6. С. 112–118 [Интерент-ресурсы] URL: https://elibrary.ru/item.asp?id=21369237 – дата обращения: 12.12.2018.
[4] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России / Под ред. Н. Харузина. М., 1890. Вып.2. С. 122; Вытегорский погост (продолжение) // Олонецкие губ. вед. 1885. № 4. С. 35.
[5] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 121.
[6] Георгиевский А. Народная демонология // Олонецкий сборник: Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Петрозаводск, 1902. Вып.4. C. 60.
[7] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 121.
[8] Власова М. Н. Новая АБЕВЕГА русских суеверий: Иллюстрированный словарь. СПб., 1995. С. 50.
[9] Вытегорский погост… С. 35; Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 121.
[10] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 122.
[11] Вытегорский погост… С. 35.
[12] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 121–122.
[13] Георгиевский М. Святки в деревнях Олонецкой губернии и различные гаданья // Олонецкие губ. вед. 1889. № 48. С. 516.
[14] Георгиевский М. Святкив деревнях Олонецкой губернии… С. 516.
[15] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 121.
[16] Георгиевский М. Святкив деревнях Олонецкой губернии … С. 516.
[17] Неуступов А. Д. Ночь на Иванов день // Этнографическое обозрение.1902.№4. С. 120.
[18] Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. М., 1877. Ч.1. С.187 (Изв. имп. О-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии; Т.30, вып.1). (Труды этногр. отд. Кн.5, вып.1).
[19] Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы: Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева.Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 3. Никольский и Сольвычегодский уезды.СПб., 2007. С. 87.
[20] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 122.
[21] Русские крестьяне… С. 87.
[22] Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива императорского Русского географического общества. Петроград, 1914. Вып.1. С. 51.
[23] Неуступов А. Д. Ночь на Иванов день. С. 120.
[24] Самолечение простого народа по травникам // Олонецкие губ. вед.1884.№ 41.С. 395.
[25] Каменев А. Из мира поморских легенд и поверий (о змеях) [Интернет-ресурсы] URL: Этнография и фольклор Олонецкой и Архангельской губерний: имена, источники, карты – дата обращения: 28.10.2018.
[26] Харебова Л. С. «Сокровенные» знания в рукописях из коллекции крестьян Корниловых [Интернет-ресурсы] URL: «Сокровенные» знания в рукописях из коллекции крестьян Корниловых | Кижский вестник №10| Электронная библиотека | Музей-заповедник «Кижи» –дата обращения: 28.10.2018.
[27] Шейн В. П. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края. СПб., 1902. Т.3. С.486 (Сборник Отд-ния рус. яз. и словесности имп. Академии наук; Т. 72. №4).
[28] Богатырев П. Г. Верования великоруссов Шенкурского уезда // Этнографическое обозрение. 1916. № 3/4. С. 61.
[29] Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива … С. 51; Неуступов А. Д. Ночьна Иванов день. С. 120.
[30] Вытегорский погост… С. 35.
[31] Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии… С. 122.
// Рябининские чтения – 2019
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2019. 677 с.

Благодарю за интересную тему. Про метод от вора, где используется 108 псалом слышал от бабушки одной.
Говорила что если помянуть вора этим псалмом, то он или повиниться придет или будет мучиться. Нашел этому подтверждение в теме. Благодарю.