Успенье

В Никольском уезде, Вологодской губ., крестьяне рассказывают следующую легенду о смерти Матери Божией: Божия Матерь прожила на свете шестьдесят два года; двадцати двух лет она родила сына Иисуса и умерла десять лет спустя после Его смерти. Объятая великой материнской скорбью, она, после Голгофы, ходила на гору Елеонскую и там просила у своего Божественного Сына последней милости — скорее освободить её от тягостной земной жизни и принять к Себе, на небо. Там же, на горе Елеонской, явился к ней архангел и благоветствовал: «Мати! Молитва твоя услышана, и ты будешь принята на небо». Но слова Божественного вестника сбылись только тогда, когда истек десятый год после кончины Искупителя мира.

В той же Вологодской губернии существует особая легенда и о похоронах Богоматери. Когда Её, в гробу, несли на кладбище, то из какого-то дома выбежал еврей и хотел было опрокинуть гроб, чтобы тем оскорбить христианскую святыню и поколебать веру в сердцах тех, кто принимал участие в траурной процессии. Но Господь не допустил такого кощунства и, по слову Божию, с небес слетел ангел с огненным мечом и отсек дерзновенному еврею руки. Чудо это произвело глубокое впечатление на всех присутствующих, но всего больше на самого еврея, который сразу же [493]уверовал в Богородицу и стал горячо молиться Ей, после чего у него снова приросли отсеченные руки.

На кладбище Божия Матерь была опущена в могилу, но тело Её не осталось в земле, а нетленное было взято на небо. Об этом ученики Христовы узнали следующим образом. При похоронах Богоматери не было ученика Фомы, который, по свойственному ему маловерию, захотел разрыть могилу, чтобы собственными глазами убедиться, действительно ли Мать Иисуса скончалась и покоится в земле. Но когда могилу разрыли, там уже остались одни пелены, тела же не было — оно вознеслось на небо.

В крестьянском быту день Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) считается днем окончания жатвы, и в церковь, на литургию, мужички считают долгом принести колосьев нового хлеба, чтобы «Успенье-Матушка» благословила их труды и помогла благополучно управиться с молотьбой, оградив свезенный хлеб от пожаров и всякого несчастья. Бабы же, покончившие с жнитвом, «купаются» в этот день по сжатой полосе и говорят: «Жнивка, жнивка, отдай ты мою силушку на пест, на колотило, на молотило, на кривое веретено». Этот обычай, характеризующий трудность женских полевых работ, во многих местах заканчивается крестьянскими пирушками, которыми жнецы как бы вознаграждают себя за изнурительную работу.

День Успенья считается не только постным, но даже траурным днем, по крайней мере старухи-крестьянки любят в этот день одеваться во все черное, в воспоминание праведной кончины Богоматери.

День св. Симеона Столпника (1-го сентября) на языке народа носит название «Семёна-Летопроводца» или просто «Семина дня». Это срочный день для взноса оброков, пошлин и податей, и с этого же дня обыкновенно начинаются и прекращаются все условия и договоры, заключаемые поселянами между собой и с торговыми людьми (отдача внаём земли, рыбных ловель и других угодий). В условиях так и пишут: «На Семин день я, нижеподписавшийся, обязуюсь» и т. д.

Название «летопроводца» присвоено Семину дню потому, что около этого времени наступает конец лета, о чём можно заключить и по народным земледельческим поговоркам: «Семин день — севалка с плеч», или: «Семин день — семена долой» (т. е. конец посеву), «В Семин день до обеда паши, а после обеда пахаря с поля гони» (намёк на то, что с наступлением сентябрьских дней ясная утренняя погода к полудню часто сменяется холодом и ненастьем). Время с Семина дня по 8-ое сентября называется «бабьим летом» — это начало бабьих сельских работ, так как с этого дня бабы начинают «засиживать» вечера.

Во многих местах с днем Семёна-Летопроводца связывается «потешный» обычай хоронить мух, тараканов, блох и прочую нечисть, одолевающую крестьянина в избе. Похороны устраивают девушки, для чего [499]вырезают из репы, брюквы или моркови маленькие гробики. В эти гробики сажают горсть пойманных мух, закрывают их и, с шутливой торжественностью (а иногда с плачем и причитаниями), выносят из избы, чтобы предать земле. При этом, во время выноса, кто-нибудь должен гнать мух из избы «рукотёрником» (полотенцем) и приговаривать: «Муха по мухе, летите мух хоронить», или: «Мухи вы мухи, комаровы подруги, пора умирать. Муха муху ешь, а последняя сама себя съешь».

Обычай хоронить мух и тараканов наблюдается по всему северу России, причём даже детали его везде одни и те же и только кое-где, вместо «рукотёрника», советуют изгонять мух штанами, в полной уверенности, что это средство неизмеримо действительнее, так как муха, выгнанная штанами, навсегда теряет охоту возвращаться в избу снова[1].

С изгнанием мух связана и специальная примета: «Убить муху до Семина дня — народится семь мух; убить после Семина дня — умрёт семь мух».

Как ни комична сама по себе ритуальная обстановка борьбы с насекомыми и паразитами, но она даёт полное основание заключить, что, при бедности нашего крестьянства и при той грязи, которая повсеместно царит в избах, сожительство с паразитами причиняет крестьянам истинное страдание: «сыпной» таракан и «сыпной» клоп, даже при загрубелости кожи, лишают обитателей изб спокойного сна и нормального отдыха; дети же страдают от насекомых невыразимо, поднимая по ночам полные отчаяния вопли.
Примечания

    Обычай хоронить мух, тараканов и клопов практикуется не только на Семин день, но и на Воздвиженье, и на Покров, и на некоторые другие праздники.

Воздвиженье

Судя по некоторым народным поверьям, наши крестьяне совсем не знают, в чем состоит истинный смысл и значение церковного праздника — Воздвиженья честного и животворящего креста Господня (14 сент.).

По мнению орловцев, разделяемому тамбовцами и владимирцами, в день Воздвиженья, все змеи, ужи и, вообще, все пресмыкающиеся «сдвигаются», т. е. сползаются в одно место, под землю, к своей матери, где и проводят всю зиму, вплоть до первого весеннего грома, который служит как бы сигналом, разрешающим гадине выползать из чрева матери-земли и жить на воле. Вот почему на праздник Воздвиженья, или, по крестьянскому выражению, «Сдвижения», мужики, на весь день, тщательно запирают ворота, двери и калитки, из боязни, чтобы гады, ползущие к своей матери под землю, не заползли, по ошибке, на мужичий двор и не спрятались там под навозом, или в соломе и нарах. Впрочем, крестьяне верят, что, начиная с Воздвижения, змеи не кусаются, так как каждая гадина, ужалившая в это время человека, будет строго наказана: всю осень, до первого снега и даже по снегу, будет ползать зря, не находя себе места, пока не убьют её морозы, или не проткнут мужичьи вилы. [507]

Наряду с гадиной, и лешие, вместе с оборотнями и прочей нежитью, считают день Воздвиженья каким-то срочным для себя днем. Лешие, напр., сгоняют в этот день в одно место все подвластное им зверье, как бы делая ему смотр перед наступающей зимою. Крестьяне, впрочем, не объясняют, с какой именно целью лешие делают такие парады, но это не мешает им твердо верить, что в день Воздвиженья, ни под каким видом, нельзя ходить в лес, так как оборотни, и особенно лешие, бывают в это время крайне бесцеремонны и, в лучшем случае, могут только побить, а то так и просто отправить мужика на тот свет.

В других местах, слово «Воздвиженье» находит себе несколько иное объяснение: говорят, напр., что в этот день хлеб с поля на гумно «сдвинулся», так как к половине сентября обыкновенно оканчивается уборка хлеба и начинается молотьба. Говорят ещё, что Воздвиженье «сдвинет зипун, надвинет шубу», или, что на Воздвиженье «кафтан с шубой сдвинулся и шапка надвинулась».

Относительно обычая хоронить в день Воздвижения мух и тараканов мы уже упоминали в статье «Семен-летопроводец», а из других обычаев и поверий можем указать только на одно: крестьяне повсюду верят, что день Воздвижения принадлежит к числу тех, в которые не следует начинать никакого важного и значительного дела, так как все, начатое в этот день, или окончится полной неудачей, или будет безуспешно и бесполезно.



← День св. Феодоры Нечистая, неведомая и крес

Двенадцать пятниц

Среди захолустных обывателей и доныне пользуется большой популярностью, так называемая, рукописная духовная литература. Правда, духовенство всеми мерами старается изъять из обращения эти остатки старины, но благочестиво настроенные мещанки, просвирни, начетчики и малограмотные купцы все-таки переписывают и «Сны Богородицы», и «Поучение, иже во святых отца нашего Климента, папы Рымскаго о дванадесятницах» (о двенадцати пятницах). Замечательно при этом, что переписчики тщательно прячут свою литературу не только от лиц духовного звания, но и вообще от интеллигентных людей, которые-де хотят ознакомиться с рукописями только из «праздного любопытства», а не по усердию истинно верующих христиан. Наши корреспонденты, по крайней мере, сообщают из разных мест, что им лишь с величайшим трудом, удалось достать нижеследующий текст поучения Климента о двенадцати пятницах.

1-я Пятница — на первой неделе Великого поста. Кто сию пятницу постится, тот человек от внезапной смерти не умрет.

2-я Пятница — перед Благовещением (в эту пятницу Каин убил Авеля). Кто сию пятницу постится, тот [511]человек от напрасного убийства избавлен будет (по другим спискам: тот до убожества великого не дойдет и от меча сохранен будет).

3-я Пятница — на Страстной неделе Великого поста. Кто сию пятницу постится, тот человек от разбойников сохранен будет (вариант: от мучения вечного и от нечистого духа сохранен будет).

4-я Пятница — перед Вознесением Христовым, когда погубил Господь Содом и Гоморру. Кто в эту пятницу постится, тот без св. Тайн Христовых не умрет и от великого недостатка сохранен будет.

5-я Пятница — перед сошествием св. Духа. Кто сию пятницу постится, тот от потопления избавлен будет (вариант: тот при кончине жизни смерть свою узрит и от смертных грехов сохранен будет).

6-я Пятница — перед днем св. Иоанна Предтечи. Кто сию пятницу постится, тот человек сохранен будет от сухоты и трясавиц (лихорадок).

7-я Пятница — перед днем пр. Илии. Кто сию пятницу постится, тот человек от грома, молнии, града и голода сохранен будет.

8-я Пятница — перед Успением Пресвятой Богородицы (когда Моисей, на горе Синайской, принял закон). Кто сию пятницу постится, тот человек, перед смертию своей, Богородицу узрит).

9-я Пятница — перед днем Косьмы и Дамиана. Кто сию пятницу постится, тот человек от великого грехопадения сохранен будет.

10-я Пятница — перед днем Архангела Михаила. Кто сию пятницу постится, душа того человека через огненную реку перенесется.

11-я Пятница — перед Рождеством Христовым (когда [512]14 тысяч младенцев, от царя Ирода, в Вифлееме Иудейском, убиены были). Кто сию пятницу постится, имя того человека будет записано у самой Пресвятой Богородицы на престоле.

12-я Пятница — перед Богоявлением. Кто сию пятницу постится, имя того человека в книгах животных записано будет.

Кто же эти «Пятницы», которые столь щедрой рукой раздают постящимся в их честь разнообразные дары и милости? По понятиям народа, это живые существа, к которым можно обращаться с молитвой и прошениями. Существа эти, в воображении крестьян, рисуются в виде девиц, причем 10-я «пятница» считается самой старшей: вместе с 9-й «пятницей», она приносит Богу все наши молитвы прежде всех других «пятниц», так как стоит ближе к Богу, а равно и к святым угодникам и Богородице.

Что крестьяне действительно олицетворяют свои пятницы, тому имеется много доказательств. Так, и в настоящее время, в захолустных деревнях, о нарушителях клятвы говорят: «И как его девятая пятница не убила?» или: «Хоть бы его матушка Ильинская пятница покарала». Об олицетворении свидетельствует и распространенный в народе рассказ о том, как три святые женщины — среда, пятница и суббота — видели все страсти Господни и поведали об этих страстях миру. Наконец, об олицетворении говорит и целое множество других рассказов, в которых действующими лицами являются то просто «пятницы», то Параскева-Пятница. Вот один из таких рассказов, записанный в Любимском уезде, Ярославской губернии, со слов одной крестьянки. «В одной деревне жила женщина. Женщина эта была [513]хорошая работница, только совсем она не почитала пятницы: и пряла, и ткала в пятницу, и белье мыла, и всякую работу в пятницу делала. Вот раз осталась она в избе одна-одинешенька, а дело было в пятницу вечером. Сидит баба да прядет. Только, вдруг, слышит она, по сеням кто-то идет. А двери с улицы в сени были заперты. Спужалась баба не на шутку — сидит ни жива, ни мертва. Вдруг, тихонько начала отворяться из сеней дверь в избу, и вошла женщина, страшная и безобразная. На ней были все лохмотья да дыры; голова вся платками рваными укутана, из-под них клочья волос повылезли растрепками; ноги у ней были все в грязи, руки тоже в грязи, и вся она, с головы до ног, была осыпана всякой нечистью и мусором. Вошла эта страшная женщина в горницу, начала молиться на образа и плакать. Потом подошла к хозяйке и говорит:

„Вот ты, женщина негодная, как ты меня обрядила. Прежде я в светлых ризах ходила, да в цветах, да в золотом одеянии, а твое непочтение вот до какой одежи меня довело. Громом бы тебя разразить мало. Ты преступила закон и за это будет тебе огонь неугасимый и тьма кромешная. До чего ты меня довела? Я через твой поступок в такой горести состою, что целый день не пью, не ем, не сплю, не почиваю — все слезами обливаюсь. А ты, безумная баба, никакой жалости ко мне не имеешь и дня моего не почитаешь“.

Тут баба догадалась, что в избу к ней вошла сама Пятница и стала было прощения просить. А Пятница: „Нет, — говорит, — тебе моего прощения“, да взяла железную спицу, которой кудель льну к копылу привязывают, и стала тыкать ей бабу. Тыкала, тыкала, пока до полусмерти не истыкала. Утром нашли бабу всю в крови и насилу [514]в чувство привели. Да только с тех пор баба по пятницам уже работать — ни-ни: стала почитать праздничный-то день».

Столь же распространен и другой рассказ, в котором обиженная Пятница превратила «бабу-непочетницу» в лягушку, — с тех пор, будто бы, и лягушки на земле пошли.

Наряду с такого рода рассказами, несомненное олицетворение двенадцати пятниц, попавших в «свиток иерусалимского знамения», доказывается духовными стихами, обрядами, обычаями и приметами. В том же «Поучении иже во святых отца нашего Климента, папы Рымскаго» о непочтении к 12-й пятнице сказано: «Аще который человек в сию Великия Пятницы с женою своею, или с девицею сотворит блуд и от них зачнется, то будет (младенец) слеп, или нём, или глух, или тать, или разбойник, или всякому делу злому начальник. Аминь».

Своеобразные кары за непочитание пятниц устанавливают и народные приметы. Кто прядет в пятницу, у того на том свете слепы будут отец с матерью. Кто в пятницу много смеется, тот в старости много будет плакать. Кто в пятницу моет полы, тот после смерти в помоях валяется. (Последнее наблюдение сделано людьми «обмиравшими» и, стало быть, побывавшими на том свете.)

Из обычаев, свидетельствующих об олицетворении пятниц, укажем только на один. Деревенские бабы считают за правило никогда не купать ребят по пятницам, из опасения, чтобы на ребенка не напал «сушец». Если же, по забывчивости, иная баба все-таки искупает дитя в пятницу, то, в предотвращение болезни, она [515]прибегает к следующему обряду: позвав к себе соседку, она передает ей ребенка и становится ждать у окна. Соседка же с улицы продает ей ребенка за грош, причем мать, взявши через окно своего ребенка, тут же и платит деньги. Смысл обряда понятен сам собой: отдавая ребенка в чужие руки и как бы уступая другому лицу все свои права на него, баба тем самым даёт понять Пятнице, что наказывать этого ребенка было бы бесполезно, так как ребенок уже не её и принадлежит другой бабе. Покупая же затем ребенка обратно, баба опять-таки даёт понять Пятнице, что посылать кару на вновь купленного ребенка нет никаких оснований, так как ребенок, в сущности, чужой, только сию минуту купленный. А чтобы эта военная хитрость удалась вполне, обычай предписывает, чтобы баба, получившая грош за ребенка, истратила этот грош непременно в пользу Пятницы и тем окончательно загладила ту маленькую неприятность, которую доставила Пятнице купаньем ребенка в её день.

Кузьминки

Кузьма и Демьян известны в народе под именем «курятников» и «кашников», потому что в день 1-го ноября, когда празднуется память этих святых, в деревнях носят в церковь «под свято» кур и варят кашу, отведать которую приглашают и св. угодников: «Кузьма-Демьян, — говорят крестьяне, усаживаясь за трапезу, — приходите к нам кашу хлебать».

Трудно сказать, каким образом Косьма и Дамиан, известные, по церковным преданиям, как врачи-бессребренники, даром лечившие людей, — превратились, в глазах темного народа, в «курятников» и «кашников». Но несомненно, что эпитеты эти распространены по всей России, причем в некоторых местах народная фантазия придумала им даже легендарное объяснение. Так, в Вологодской губ., Тотемск. у., рассказывают, что св. Кузьма и Демьян были простыми работниками, которые охотнее всего нанимались молотить, но при этом никогда не требовали платы, а ставили лишь условием, чтобы хозяева вволю кормили их кашей. Это вологодское предание породило даже своеобразный обычай, в силу которого на домолотках крестьяне считают как бы правилом варить кашу, а работники требуют её у хозяев, как нечто должное, освященное преданием. [520]Домолачивая последний овин, они обыкновенно говорят: «Хозяину ворошок, а нам каши горшок». В Курской губ., наряду с кашей, крестьяне считают необходимым бить, 1-го ноября, трех куренков и есть их утром, в обед и вечером, «чтобы птица водилась». По словам нашего корреспондента, трапеза в здешних местах сопровождается всегда специальной молитвой: «Кузьма-Демьян-сребреница! Зароди, Господи, чтобы писклятки водились». Наблюдают также, чтобы за трапезой отнюдь не ломались кости, а то цыплята будут уродливые. Последнее правило ещё строже наблюдается в Тамбовской губ.: местные хозяйки твердо убеждены, что если в день Кузьмы и Демьяна зарезать двух петухов, или петуха и курицу и, съевши их, провертеть на кобылках их дыры и затем бросить в курятник, то на следующий год неминуемо все куры будут с дырявыми кобылками.

Считаясь защитниками кур по преимуществу, св. Кузьма и Демьян в то же время известны и как покровители семейного очага и супружеского счастья. День, посвященный их памяти, особенно чтится девушками: в некоторых местах существует даже обычай, в силу которого девушка-невеста считается в этот день как бы хозяйкой дома, она приготовляет для семьи кушанья и угощает всех, причем, в качестве почетного угощения, подается куриная лапша, отчего и праздник этот известен в народе под именем «кочетятника» (от кочет — петух). Вечер этого дня деревенская молодежь проводит в веселье: девушки собираются в какой-нибудь большой избе и делают, так называемые, «ссыпки», т. е. каждая приносит что-нибудь из съестного в сыром виде: картофель, масло, [521]яйца, крупу, муку и пр. Из этих продуктов, в ознаменование начала зимних работ, устраивается пиршество, к которому, в качестве гостей, приглашаются парни. Такие пирушки называются «кузьминками» и продолжаются до света, причем парни обыкновенно успевают вторично проголодаться и отправляются на фуражировку, воруя соседских кур, которых девушки и жарят им в «жировой» избе. При этом, конечно, сохраняется в полной тайне, сколько и у кого было украдено кур, хотя к покражам такого рода крестьяне относятся довольно снисходительно и, если бранятся, то только для порядка.

Вышеописанные «кузьминки», в некоторых местах (как, напр., в Пензенской губ., Городищ, у.) сопровождаются особым обычаем, известным под именем «похорон Кузьмы-Демьяна»: в жировой избе девушки приготовляют чучело, т. е. набивают соломой мужскую рубашку и шаровары и приделывают к нему голову; затем, надевают на чучело «чапан», опоясывают кушаком, кладут на носилки и несут в лес, за село, где чучело раздевается, и на соломе идет веселая пляска. Чтобы закончить характеристику народных воззрений на Кузьму и Демьяна, необходимо сказать, что оба эти святые называются ещё «рукомесленниками» и считаются покровителями ремесл и, главным образом, женских рукоделий. Это объясняется тем, что с 1-го ноября (день Кузьмы и Демьяна) женщины вплотную принимаются за зимнюю пряжу: «Батюшка Кузьма-Демьян, — говорят они, садясь за прялку, — сравняй меня позднюю с ранними», т. е. помоги не отстать от других, которые начали работу раньше.

Никольщина

Под именем «Никольщины» следует разуметь неопределенный числом праздничных дней период времени, предшествующий и следующий за зимним Николой (6 дек.). Это празднество всегда справляют в складчину, так как одному не по силам принимать всех соседей. В отличие от прочих, — это праздник стариковский, большаков семей и представителей деревенских и сельских родов. Общее веселье и охота на пиво длятся не менее 3 и 4 дней, при съезде всех ближайших родственников, но в избранном и ограниченном числе. Неладно бывает тому, кто отказывается от складчины и уклоняется от празднования: такого домохозяина изводят насмешками в течение круглого года, не дают проходу от покоров и крупной брани и отстают и прощают, когда виновный покается: призовет священника с молебном и выставит всем обильное угощение. После этого он может уже являться в многолюдных собраниях и не надо ему на ходу огрызаться от всяких уколов и покоров — стал он «душевным» человеком.

На той окраине Великороссии, где она приближается к границам Белороссии — а именно в Смоленщине (т. е. в Вяземском у., Смоленск, г.) в среде стариков наблюдается старинный (в Белороссии повсеместно) [526]обычай «свечу сучить». Он состоит в том, что посреди праздничных кушаний подается (по обычаю) сотовый мед. Поедят и начнут лакомиться сотовым медом, жуют соты и выплевывают воск в чашку с водой. Из этого воска выйдет потом мирская свеча Николе-угоднику, толстая-претолстая. Обычай требует, чтобы перед тем, как начать есть мед, все молились Николе-угоднику, чтобы умолить у Бога для дома достаток, на скотину — приплод, на хлеба — урожай, в семье — согласие. Крест кладут истово, поклоны кладут земные.

Никольщине в иных местах предшествует такой же веселый и сытый праздник — Михайлов день, о котором было сказано в предшествующей главе.

Максимов С.В. ©