Вступление


Поводом для написания этой небольшой работы стала попытка автора лично для себя дать простой и чёткий ответ на вопрос: «Самоубийство — это хорошо или плохо?» Как мы знаем, против самоубийства многие авторитеты - Аль-Коран, Библия, Тора, Авеста и иже с ними. За самоубийство (а точнее, благородное самостоятельное прекращение жизни) — древние греки, римляне, японские самураи, языческие культы и т.п. Очень грубо можно сказать, что за возможность самостоятельного прекращения жизни (не желательность, а именно возможность, в случае необходимости) так называемое язычество, а против него - монотеистические религии. Хотя действительно следует признать, что это предположение достаточно грубо, но даже оно, по большому счёту, не в силах пояснить как должен относится к самоубийству современный человек.

Серьёзный перелом в осознании собранного на эту тему материала произошел, когда стало ясно, что сталкивать между собой авторитетные точки зрения бессмысленно. В них слишком много неясностей, неточностей и недоговорённостей. Часто религиозные системы построены на совершенно разных понятийных языках. И стало ясно, что для желания разобраться в этом вопросе, надо следовать каким-то иным путём.

Этот путь вскоре проявился - понадобилось узнать, что происходит после смерти с теми, кто умирает естественным путём и теми, кто лишает себя жизни самостоятельно. Пришлось вновь лезть в многочисленные книги и справочники, говорить со многими сведущими и несведущими людьми, ещё раз отвечать на те вопросы, которые уже казались решёнными. Однако, капля камень точит, и первым результатом стала первая жидкая ниточка объяснений, которая не сколько что-либо объяснила, сколько породила дополнительное количество вопросов. Стало понятным, что обособленно рассматривать вопрос о самоубийстве невозможно. Если мы хотим его осознать достаточно глубоко, придётся разбирать и массу сопутствующей информации. Со временем её накопилось столько, что с жаром и увлечением стала писаться книга — ибо нет более увлечённого человека, чем «полузнайка», стремящийся передать свои только что обретённые познания кому-нибудь другому.

Большинство из нас, стараясь разобраться в проблеме, пишут и переписывают свои книги далеко не единожды. Это нормально. Индуистская философия, например, учит, что человек проходит 6 стадий знакомства с предметом:

На первой стадии (приближение) он взглядом знатока оглядывает предмет издали и почти убеждает себя, что даже знакомиться с ним бессмысленно. Ничего нового познать не удастся и явно не стоит уделять этому предмету своё столь драгоценное время. Однако, что-то неуловимо-притягательное останавливает знатока и он сам, не слишком зная почему, делает первый робкий шаг навстречу

С этого момента начинается вторая стадия — знакомство . Она характерна неуверенным и недоверчивым топтанием «вокруг да около», с периодическим прикасанием к предмету своего интереса. Рыбка пробует наживку. Мелкое покусывание убеждает её, что здесь есть чем поживиться. Тогда рыбка примеривается и уже волне осознанно бросается на добычу.

Отсюда начинается стадия третья — восторженное восхищение . Червячок на диво как вкусен и приятен. И с этого бочка и с того. Так для изучающего какую-либо науку оказывается удивительным, сколь многими гранями обладает предмет его интереса. Сколько радости настигает ищущего. Сколько раз он произносит: «Так вот как оно на самом деле устроено?!» Волны эмоций переполняют испытателя и он, потеряв всякий самоконтроль, бросается на предмет своего вожделения.

А это означает, что его накрыла четвёртая волна . Волна под названием — познание . Рыбка полностью заглотила добычу. Её распирает от этого акта, она чувствует, как стала больше и могущественнее. Как больше и могущественнее ощущает себя человек, познавший нечто. Теперь у него нет щенячьего восторга, но зато есть нечто гораздо большее — состояние глубокого удовлетворения. Теперь, кроме радости, у него в наличии, оказывается, ещё есть и могущество. И это всё так, пока он вдруг не замечает, что его, помимо воли, куда-то начинает тянуть.

Ибо совершенно незаметно началась пятая решающая стадия . Оказалось, что в наживке наличествует крючок, привязанный к леске. И теперь рыбку тянут, причём неизвестно кто и неизвестно куда. Оттого рыбке и тягостно, и неуютно, и больно, в конце концов. Так сопротивляется любой человек, по уши влезший в изучение чего-либо. С одной стороны, он уже понимает, что обратного пути нет и теперь следует набраться сил и, несмотря ни на что, устремиться в неизведанное. Но, с другой, покинуть обжитое и освоенное — это так страшно. Подобная борьба может привести к совершенно разным последствиям. Рыбка может сорваться, пожертвовав при этом своей губой, жаброй или частью щеки. А может и устремиться в неизведанное. Что её там ждёт? Известно что — ибо наступает шестая стадия, и рыбка имеет неплохие шансы быть съеденной. Кто-то скажет: «Вот тебе радости-то быть съеденным!» Но мы посмотрим на это с другой стороны: ведь будучи съеденной, рыбка стала тем, кто её съел. Смешно — не смешно, но теперь она существует в более высокоразвитом теле, и это уже само по себе не плохо, особенно учитывая возможности этого тела. Важно лишь знать, что за наживку ты заглатываешь, и стоило ли её глотать в принципе...

Но это всё философские отвлечения. Книга написана и предлагается на ваше рассмотрение. Вполне естественно, что она не претендует на «истину в последней инстанции», но ряд полезных выводов из неё, с точки зрения автора, сделать можно. Так это или не так, каждый сможет решить для себя самостоятельно после прочтения. Анализ же вопросов, связанных с самоубийством, мы начнём несколько издалека, ибо, как гласит народная пословица: «Бешеной собаке семь вёрст — не крюк!». А для начала постараемся уяснить разницу между словами «мёртвый» и «покойник».


Глава 1. Мёртвые и покойники

Как ни прискорбно, но одним из основных препятствий к пониманию путешествий в «иных» измерениях, является наша невнимательность к деталям. В целом, вроде бы, всё понятно. Когда же требуется прояснить ключевые тонкости, мы оказываемся в трогательном неведении. Либо используем слова, совершенно не задумываясь о той смысловой нагрузке, которую они несли изначально.

Подобная ситуация характерна и для слов «мёртвый» и «покойник». Для большинства из нас это слова - синонимы, которые, несмотря на явную корневую несхожесть, воспринимаются практически равноценно. А ведь они принципиально различны! Достаточно просто вдуматься в смысл. «Мёртвый» — означает неживой, в то время как «покойник» — это мёртвый принципиального иного типа. Это тот мёртвый, который уже проделал послесмертное путешествие и обрёл желанный покой.

Основной характеристикой мёртвого как раз и является его неупокоенность, точнее — продолжающееся проявляться беспокойство. Он уже умер, но всё никак не может «отпустить» дела, которыми был связан ещё при жизни. В некотором смысле, умерший — существо на перепутье. С одной стороны, он только что покинул «этот» мир, в котором было всё так ясно и привычно. С другой - непонятны пути в мир «новый», мир покоя и блаженства. В своём «перепутном» положении умерший, по сути, развёрнут боком и к своему прошлому, и к своему будущему.

В большинстве случаев (за исключением смерти совершенных людей), двинуться дальше и решить что-либо самостоятельно он категорически не способен. Он никогда ещё не бывал в подобном положении, и ощущает себя совершенно беспомощным в этой «пограничной зоне». Кто бы нам сказал, что когда мы умрём, то отлетевшая наша душа не будет обладать теми же возможностями, какими мы обладали, будучи живыми? Что не будет у нас ни воли, ни способности осмысливать ситуацию и осознанно принимать решения. В древних текстах умершего обычно уподобляют сухому осеннем листку, гонимому ветром. Его носят ветры его предыдущих мыслей и деяний. И в этом положении, для того чтобы двинуться дальше (а ему ой как нужно двинуться дальше), никак не обойтись без посторонней помощи.


Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/knigi-i-statbi/128/medvedbev-p-p-zavisshie-mezhdu-mirami/547/

Древние египтяне эту зону называли «Аменти», что в переводе на русский язык означает «Запад». Потусторонний мир, называемый Дуат, виделся древним египтянам, расположенным на севере. Но для того, чтобы попасть на север, следовало пройти зону Запада — именно так ходит Солнце. Сначала оно приходит на запад, а потом движется на север. Так и с мирами — сначала умерший попадает на запад (Аменти), а лишь затем смещается на север (Дуат). Если ещё точнее, то область Аменти — это, скорее всего, даже не просто запад, а северо-запад. То место, где запад уже перетекает в север, но ещё не становится таковым. Иудеи называют эту область крайним западом.

В зрительном восприятии — эта область являет из себя сумерки, маленький промежуток времени между тем, как Солнце уже зашло, а звёзды на небе ещё не появились. Для преодоления этой непростой зоны, древние египтяне рисовали на стенах своих усыпальниц целые «путеводители», чтобы дать душе умершего правильный толчок и нужное направление. В саркофаг умершего клали папирусы, в которых, по возможности, подробно объяснялось, что, как и в какой последовательности он должен делать, дабы успешно преодолеть эту зону.

Интересно, что у болгар северо-западный угол неба ранее назывался «Бабина греда». Ещё он носил название «гнилого угла» и был известен тем, что именно оттуда, согласно народным верованиям, чаще всего приходит непогода и природные катаклизмы.

У буддистов «пограничная зона» географически, как правило, не обозначена. Лишь иногда можно прочитать в воспоминаниях тех, кто побывал на «том» свете и вернулся обратно, что они шли на северо-запад. Зато само пограничное пространство достаточно чётко вычленяется и носит название — Сипа Бардо. Слово «Сипа» означает — становление, «Бар» — находиться между, а « До» — приостановлен, подвешен, брошен. Всё это вместе следовало бы, пусть и несколько упрощённо, перевести как «Становление, происходящее в промежуточном состоянии». Одна из книг, обязательных для изучения этой темы буддистами, называется «Бардо Тодрол Ченмо», что в переводе примерно означает «Освобождение, достигаемое благодаря внимательному слушанию в Бардо». В европейской традиции она известна как «Тибетская книга мёртвых».

Несмотря на впечатление обильности информации, в целом, приходится констатировать, что сведений о пограничной зоне в человеческой культуре осталось не так много, как того бы хотелось. Обычно большинство религий и мировоззренческих систем эту зону вообще не отделяют от потустороннего мира. В лучшем случае, как, к примеру, у греков, выделяют, кроме самого Аида, ещё и его луга — некое пространство, которое предшествует самому Аиду и, чисто теоретически, в него не входит. В иудаизме лугам Аида в целом соответствует Хацармавет, который переводится как «двор смерти». Двор, находящийся непосредственно перед самим жилищем смерти.

Однако, не столь уж важно, как называется эта зона и где она находится географически. Если мы принимаем суждение, что она существует, то гораздо важнее будет знание о том, что должен в ней делать умерший. Сколь долго он в ней должен пребывать? Может ли выйти из зоны раньше, и бывают ли случаи, когда из этой зоны не выходят совсем? Вопросов много, так что, давайте, рассмотрим их детально и по очереди.

О месте смерти

Для начала нам следует знать, что умерший, убитый или самоубийца является заложником того места, где произошла смерть. С точки зрения традиционной культуры, он буквально «привязан» к нему, и для того, чтобы его с этого места «сдвинуть», живым необходимо приложить немало весьма специфических усилий.

Казалось бы, зачем? Нам, людям с высшим образованием, дипломами, научными степенями, наградами и прочим — что с того, что кто-то умер на конкретном месте. Вроде бы, ничего. Так мы считаем, пока не нарываемся на целую череду расстройств и неудач. Пока необъяснимым образом неизлечимо не заболевают наши близкие, начинают рушиться успешные прежде дела, происходят кражи или что-то подобное. И тогда мы вспоминаем о «чёрной полосе». Естественно, мы стараемся ее преодолеть — по мере сил, и даже пытаемся разобраться в причинах. Только в подобных случаях зачастую совершенно непонятно, почему всё происходящее происходит именно с нами. На определённом этапе рациональных объяснений становится мало, и тогда мы, без особой «задней» мысли, задаем вопрос об этом какой-нибудь дряхлой бабушке. И бываем порой удивлены ответом. Она говорит, что, дескать, нечего шастать туда-сюда мимо места, где кто-то умер. Мы возмущены — как это, мы же ничего не сделали, не то, что плохим словом, плохой мыслью не помыслили об умершем. Чего он на нас взъелся-то?

«Прошка лёг под образа, да и выпучил глаза»
Русская пословица

Но на санном «одре» умирали не всегда. В ряде селений и местностей был «смертный одр» и в избе. Он представлял собой особую «смертную» лавку, которая (из-за особых своих качеств) всегда находилась в «нечистой» части избы (в сенях, у печи или у порога). Когда у человека становились видны признаки оставления «этого» света (округление глаз, убегание с его тела вшей, заострение или скашивание набок кончика носа, резкое посинение переносицы, неожиданно сильное «побеление» верхней губы, дыхание сразу через две ноздри и пр.) его перекладывали на ту самую смертную лавку^[1]. Кроме подобных случаев, лавка использовалась для целей лечебной магии, ночёвки чужаков (странники, нищие, пастухи и пр.), обрядов отправления членов семьи «на чужбину»^[2] и т.п.

И вот крестьянин умирал. После трёхдневных бдений над ним, практически безостановочного чтения молитв, родственники совершали обряд выноса покойного. Если это действие выполнялось правильно, то дух (призрак) умершего должен был проследовать за своим телом^[3]. Родственники же прилагали особые усилия, чтобы он не просто проследовал, но и «забыл» место своего умирания. Для этого умершего выносили вперёд ногами, не касаясь при этом дверных косяков, трижды опускали гроб и т.д. Причём, весьма желательно было тело выносить не в дверь, а в окно или двери хлева, который обычно вплотную примыкал к жилой избе. Иногда даже разбирали часть северной или западной стен.

Для того, чтобы надёжнее «запутать» призрак умершего, похоронная процессия двигалась на кладбище самой длинной и самой извилистой дорогой. Сани с умершим по несколько раз заворачивали на одних и тех же перекрёстках. Лошадь, на которой тело усопшего везли на кладбище, нередко перепрягали перед возвращением домой.

Оставшиеся в доме старались сделать его неузнаваемым для умершего. Сразу за погребальной церемонией закрывали и даже иногда завязывали на полотенце входные ворота. В доме переставляли мебель, переворачивали вверх ножками столы, стулья, табуреты, стремились «смыть» все следы почившего. Мыли и перемывали стены, лавки, пол, посуду. По «смертному одру» сначала наносили удар топором, чтобы отсечь смерть, а затем выносили в курятник, чтобы его мог «опеть» петух — известный гонитель нечистой силы. Все эти процедуры должны были закончиться к моменту, когда умершего похоронят.

Возвращаясь к похоронной процессии, следует также упомянуть, что за пределами села на первом же перекрёстке она обязательно останавливалась. Гроб с усопшим на некоторое время ставили на землю. Это делалось на случай возможного «сбегания» души с кладбища. В таком случае «беглянка» должна была счесть местом своего умирания не то место, где она действительно отходила от тела, а место остановки погребальной церемонии. И «зависнуть», соответственно, над ним. Только после остановки на первом перекрёстке, тело приносили на кладбище, где священнослужитель молитвами «замыкал» его в пределах кладбищенской ограды и указывал умершему дальнейшее «направление движения».

Действуя подобным образом, крестьяне почти гарантированно могли избавиться от призрака умершего не только в пределах данного дома, но и в пределах всего села. Что же касается случая, когда чужой труп обнаруживали на территории крестьянской общины — здесь дело обстояло сложнее. Селяне не то что бы рисковали что-то неправильно сделать в ритуале — они не могли его исполнить в принципе. И причиною здесь, как мы уже упоминали, являлось то, что умерший был не известен хоронящим. Они, при всём своём желании, не имели к нему «доступа». Кодом доступа является вероисповедание и «секретное» имя, которое получил этот человек, входя в лоно данной системы. Если оно не известно — все усилия окружающих по «вытеснению» его души с места смерти были бесполезны. Призрак умершего на весьма неопределённое время зависал сразу в двух местах: на месте смерти и на месте хоронения.

В подобных случаях, в русских деревнях обычно делали максимум из возможного в сложившейся ситуации:

• Во-первых, умершего оттаскивали в какую-нибудь яму, далеко за пределами села и просто закладывали его ветками. И так как его не зарывали в землю, а лишь закладывали ветками, то он (мёртвый) с тех пор назывался «заложным мертвяком». Засыпать его землёй было нельзя, ибо земля не могла принять «нечистое». Если же люди нарушали этот запрет, она мстила им неурожаями, ураганами, засухами и заморозками. Дабы никто случайно не мог пройти вблизи места «заложения», его метили - ставили рядом или прямо сверху небольшой ветхий сарайчик.

1*

В принципе, для людей с повышенным порогом чувствительности (малые дети, глубокие старики, нищие, убогие, тяжелобольные и пр.), особенно если они находились в повышенно-эмоциональном состоянии, была возможность впрямую «видеть существ», свидетельствующих о предсмертном состоянии умирающего. Обычно считалось, что если провозвестники судьбы (духи болезней, смерть, ангел и пр.) находятся в ногах умирающего, то его смерть неизбежна. Если же они находятся «в головах» - то ситуация находится «под вопросом».

2*

Последний обряд, несколько в изменённом виде, сохранился и в современной городской культуре. Согласно нему, перед поездкой куда-либо, отъезжающий должен некоторое время посидеть на стуле («присесть на дорожку») в молчании, а затем уже трогаться в путь. Смысловая подоплёка данного обряда состоит в том, что отъезжающий как бы маскируется. С помощью магических процедур (нахождение на смертной скамье, неподвижность, молчание) он как бы временно умирал для «этого» мира, что позволяло ему относительно безопасно выходить в «чужой». Данные действия, в совокупности с особой «выходной», то есть предназначенной для выхода в «чужое» пространство, одеждой, позволяли ему стать своего рода единообразной природы с «чужбиной». Что, в свою очередь, отводило от него внимание многообразных недоброжелательных сил, заполняющих чужое «неокультуренное» пространство.

3*

У буддистов, для обеспечения возможности правильной «транспортировки» тела умершего к месту кремации, священнослужитель привязывал свой шарф к трупу. Это должно было способствовать обязательности «закрепления» души умершего за его мёртвым телом и гарантированную транспортировку их на кладбище.

В Белой Краине, во избежание укусов змей, матери мазали руки и ноги своим мальчикам помоями, оставшимися от масленицы.

Размышляя подобным образом, родственники и друзья одевались в особую одежду, уместную для этих случаев. На неё обычно прикрепляли часть одежды самого умершего, которую, перед опусканием гроба в могилу, предварительно разрывали и раздавали всем, пришедшим на похороны. У мусульман с этой целью использовалась одежда умершего, а у православных христиан — рушник, которым усопшего предварительно перевязывали. Собравшиеся брали кусочки и прикрепляли себе на одежду. Данное действие предполагало, что природа лоскута сольётся с природой одежды участника похорон и, благодаря содеянному, вся она приобретёт «защитные» свойства. Считалось, что умерший не сможет «увидеть» живого в таком одеянии, так как «подобное не отличает подобное».

Кстати, данный лоскуток, будучи своего рода атрибутом мира иного, сохранял свою магико-защитную силу и позже. Он облегчал обладателю превратности путешествия за пределами своего, окультуренного мира (деревни, села, города). Лоскуток обеспечивал магическую защиту от всевозможных духов, через чью территорию путешествовал его хозяин. Обычай этот оказался очень живучим и, несмотря на утраченный смысл, остался в этикете — в виде платочка, который обычно выглядывает из нагрудного кармана мужского «парадновыходного» костюма.

Кусочки одежды умершего вшивали в детские вещи, в постельные принадлежности (лоскутные одеяла), в завесу, которая отгораживала новобрачных от остального жилища и т.д.

Кроме лоскутка из одежды умершего, возможны были иные способы «маскировки»: одевание платья «наизнанку», «задом наперёд», натирание лица сажей, посыпание головы пеплом, изменение причёски (женщины распускают волосы, мужчины не стригут), выстригание плеши, вырывание волос, хождение без обуви, изменение имени и т.д. Особенно полезным было применение не одного такого способа, а максимальной их совокупности.

Протяжённость траура, в некоторых случаях, напрямую зависела от ряда показателей и, в частности, от степени родства. Вдовы и прямые наследники должны были соблюдать правила траура в течение года. Остальные родственники — желательно 40 дней, все же прочие (в зависимости от степени личной близости с умершим) — 9 и менее дней, минимум — 3. Точное количество дней вряд ли когда можно было указать точно — несмотря на определённые правила, с каждым умершим это следовало отсматривать отдельно.

Гораздо чаще траур распространялся на всех родственников и предполагал разные модели поведения, в зависимости от срока. К примеру, у древних иудеев траур делился на 4 части:

1. Три дня — глубокий.

2. Семь дней — скорбящие не появляются на улицу.

3. Тридцать дней — ношение траурных одежд.

4. Один год — отказ от музыки и удовольствий.

Для более точного определения сроков траура, в первую очередь следовало учитывать личность умершего. Чем более «зловредным» характером он обладал, чем большим было количество его «завязок» с живыми, тем строже должны были соблюдаться правила траура.

Однако далеко не всегда причиной «излишнего внимания» к живым являлись сами умершие. Достаточно часты были ситуации, когда живые из-за сердечных привязанностей, что называется, «не отпускали» умерших. Не отпускали, и потому становились невольной «добычей» предмета своей страсти. Подобное поведение нередко приводило к психическим расстройствам, физическим недомоганиям и истощениям. Чтобы защититься, знающие люди рекомендовали скорбящим носить на себе медальоны, в которых хранились частички умершего (волосы, его изображение, земля с могилы, воск с покойницкой свечи, обручальные кольца и проч.).

Ещё раз повторимся, в целом, все защитные приемы особенно важны в тех случаях, когда с погребением и поминанием умершего были какие-то проблемы, как то: самоубийство, смерть на чужбине, смерть от несчастного случая («задрал» медведь, убило молнией, придавило упавшим деревом и т.д.) В этих случаях оставшимся в живых надо было успеть принять адекватные меры, чтобы защититься от возможного внимания «неупокоенного мертвяка».

В случае смерти известного человека, родственникам умершего следовало разослать известие о трауре всем, кто его знал, чтобы те также могли позаботиться о своей безопасности (то есть изменить одежду, завесить зеркало, отказаться от начала дел и т.д.) В особых случаях (смерть правителя, важного государственного деятеля, народного героя) объявлялся общегосударственный траур, дабы все знавшие его могли предпринять меры защитного характера.

«Особенность мироздания состоит в том, что тело, которое понадобится человеку в «ином» мире, создать можно только в «этом»! И почти-почти всегда — только своими усилиями».

Вспоможение

«А как же помощь, — спросите вы, — как же усилия родственников, близких, или, более того — религиозного наставника? Получается, всё, что они сделают после нашей смерти, — напрасно?»

Безусловно, нет. Однако всегда следует отличать базис и надстройку, первичное и вторичное, главное и второстепенное. И нам следует знать, что всё, что сделают для нас они, — лишь оформление и окультуривание того, что сделали мы, сделали для себя сами. Мы сами своими поступками создаём себе будущее — они его оформляют. Мы создаём лицо — они прорезают на нём глаза и рот. Мы создаём органы для приёма «иной» пищи — они нам её поставляют. И так далее. Если мы сами для себя не заложили прочной основы, вся их практическая деятельность фактически бесполезна.

Мы утверждаем так, несмотря на то, что в практиках многих народов мира, во многих религиозных системах существуют и достаточно широко применяются различные способы «стирания грехов» умершего его родственниками, друзьями или религиозным наставником:

У хорезмских узбеков и таджиков есть обычай под названием «давра», что переводится как «выкуп грехов умершего». Для его выполнения в общине некий человек объявлял себя желающим взять на себя «грехи» умершего. Эта процедура проходила ещё до выноса тела на погребение. Мулла спрашивал у искупителя, согласен ли тот взять на себя грехи умершего, и получал утвердительный ответ. Поскольку взрослый человек практически всегда грешен, этот «вопрос-ответ» повторялся столько раз, сколько лет умершему. Минус 12 лет для мужчин и 9 лет для женщин, то есть тех лет, когда человек считался несовершеннолетним, а значит безгрешным.

В целом, этот обряд широко известен в мусульманском мире, но восходит, по всей вероятности, к домусульманским временам. Искупители грехов существовали и в Древней Греции, и в Древнем Риме. Они добровольно брали на себя не только грехи какой-то конкретной личности, но иногда и грехи всего города. Например, во время эпидемии или просто раз в год, для «профилактического очищения». В частности, в Древнем Риме, человека, взявшего на себя грехи того или иного города, кормили отборной пищей и исполняли все его желания в течение целого года. А по истечении этого срока облачали в священные одеяния и забивали.

В понятийном плане эта операция выглядит вполне логичной, но если перевести её в практическую плоскость, то исполнителям придётся столкнуться с рядом сложностей:

• Во-первых, человек, который изъявил желание принять на себя грехи другого человека, должен быть исполнен высокой степени искренности.

• Во-вторых, исполнитель обряда (священник) должен обладать возможностями провести данное действо.

На практике же мы обычно сталкиваемся лишь с внешним исполнением обряда. «Искупитель» якобы берёт грехи на себя, священник якобы содействует переводу, а собравшиеся являются пассивными свидетелями происходящего. Если мы обратимся к древности, то увидим, что действия такого масштаба, как перенесение греха с одного человека на другого — случаи крайние. И, как правило, «санкционированы» свыше. Здесь очень многое зависело от священника, и он никогда не смог бы сделать что-то подобное, не будучи уполномочен на это верховным божеством. Ему бы просто не хватило энергии.

По сути, проблема искупления возникает из попытки человека «объегорить» мироздание. Мироздание предлагает: «Веди безгрешную жизнь, и после смерти ты обретёшь благое и радостное состояние», а человек постоянно настаивает: «А я хочу не только после смерти, я хочу ещё и при жизни!» И плевать ему (человеку) на то, что это невозможно, — он хочет! А спрос всегда рождает предложение, и раз он хочет, в конце концов, найдётся тот, кто с пониманием дела скажет: «Да, я обладаю такими возможностями! Я могу сделать так, что ты обретёшь желаемое!»

Дальнейшее — дело техники, ибо проверить, сняты ли с человека грехи или нет, практически невозможно. Если «переводчик, или очиститель грехов» сумеет убедить страждущего, он может потребовать взамен всё, что угодно. И, как мы знаем, требуют. И требуют немало, от ежемесячного гонорара до полного подчинения — как фантазия и потребности подскажут. Страждущему объяснят, что определённые заповеди, конечно же, надо блюсти. В церковь, конечно же, надо ходить, вызывающе вести себя не стоит и, главное, не стоит рассказывать окружающим о существующих договорённостях. Ну, а случись какой сбой — все мы люди, все мы человеки. Речь-то идёт всего лишь о сумме компенсации...

Потом они прибыли к его могиле, удалили с неё землю и извлекли его на том покрывале, на котором он и умер. И я увидел, что он уже почернел от холода той страны. Ещё они вытянули из его могилы набиз (алкогольный напиток), какой-то плод и лютню. Тогда они одели его в одежды и обувь роскошные и отнесли в шалаш на корабле. Туда же они принесли набиз, плод, разного рода цветы, ароматические растения и положили их рядом с ним. Потом принесли собаку, рассекли её пополам и бросили в корабль. Потом взяли двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не вспотели. Потом рассекли мечами и бросили их мясо на корабле. Потом привели двух коров, рассекли их и также бросили в нём. Тоже было с петухом и курицей.

Вокруг, в то время, собирается много мужчин и женщин. Они играют на сазах, и каждый из родственников умершего ставит себе шалаш поодаль от его корабля. Девушка же, которой надлежит быть убитой, разукрасившись, идёт к шалашам родственников умершего и сочетается с каждым хозяином шалаша. И он говорит ей громким голосом: «Скажи своему господину, что я сделал это из любви и дружбы к нему!» Таким образом она обходит все шалаши. Когда же они с этим покончат, то, разделив пополам собаку, бросают её внутрь корабля. Потом отрезают голову петуху и бросают их (петуха и его голову) справа и слева от корабля.

Когда же пришло время спуска солнца, все собрались у чего-то сделанного ими раньше, наподобие обвязки ворот. Девушка встала на ладони мужей, а они подняли её на уровень этой обвязки. Там она сказала какие-то слова на своём языке, и они её опустили. Потом они подняли её ещё раз, и она проделала то же. Затем они проделали это в третий раз. Потом ей подали курицу, она отрезала курице голову и швырнула её. Они же бросили курицу на корабль.

Я спросил переводчика о её действиях, и он сказал: «Когда её подняли в первый раз, она сказала: «Вижу отца своего и мать свою!» Во второй: «Вот все мои умершие родственники, сидящие!» В третий: «Вижу я господина своего, сидящим в саду. Рядом с ним отроки и вот он зовёт меня — так ведите же меня к нему!»

Тогда они пошли к кораблю. Девушка сняла с себя два браслета и отдала их старухе — ангелу смерти. Затем сняла два бывших на ней ножных кольца и отдала их тем девушкам, которые ей служили. После этого та группа людей, которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для неё, по которой она взойдёт на корабль. Перед тем ей подали кубок набиза, она запела над ним, а после выпила его. Потом ей был подан другой кубок. Она взяла его и долго тянула песню, в то время как «ангел смерти» торопила её войти в шалаш господина.

И я увидел, что она растерялась, что захотела войти в шалаш, но всунула голову между ним и кораблём. Тогда старуха схватила её голову и всунула её в шалаш, а затем и сама зашла вместе с девушкой. Затем вошли в шалаш шесть мужей из числа родственников её мужа и сочетались с ней в присутствии умершего. После этого они уложили девушку рядом с господином. Двое взяли её за руки, двое — за ноги, а двое — удушали её верёвкой. Ангел смерти стояла рядом и огромным кинжалом стала бить между рёбрами, пока двое её душили и пока она не умерла. Те же мужчины, что стояли в это время вокруг корабля, громко били палками в щиты.

Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажёг её у огня. Опосле того он задом пошёл к кораблю, держа зажжённую палку в одной руке, а другой прикрывая свой задний проход, ибо был он безо всяких одежд. И поджёг он корабль. Подул ветер большой, ужасающий и пламя охватило весь корабль. Не прошло и часа как всё это превратилось в пепел.

Русы же соорудили на месте это корабля нечто вроде круглого холма и водрузили в середину его большое бревно, написали на нём имя и удалились...»

Такими застал похоронные обряды русов Ахмед ибн Фадлан. Что он там придумал или додумал, мы уже вряд ли когда-то узнаем, однако, в качестве параллельного примера, можем рассмотреть поминальные процедуры индийцев, последователей бога Вишну:

Когда в древности умирал человек, исповедующий индуизм (в особенности это касалось вишнуитов), его родственники и, в первую очередь, старший из законных сыновей (аураса путра), должен был проделать полный курс поминальных процедур. Этот курс состоял из 16 приношений «пинда» — шариков варёного риса, наполненных и пропитанных шестью ингредиентами (зёрна кунжута, молоко, топлёное масло, мёд, простокваша, патока). Согласно теории, именно из этих ингредиентов и должно было формироваться его «новое» тело.

После того, как умершему сформируют «новое» тело, он оказывается перед лицом задачи не менее сложной. На военном языке она называется «форсирование водного рубежа». То есть, ему необходимо преодолеть реку, отделяющую «пограничную» зону от следующих миров. Большинство из нас, в той или иной форме, слышали или знают об этом. К примеру, в евангелии от Иоанна, штурм этой преграды назывался «второй смертью», которая поджидает каждого человека. «Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом; над ними смерть вторая не имеет власти, ибо будут они священниками Бога и Христа и будут царствовать с ним 1000 лет» (Откровение 20:6)

Правда, о «второй смерти», чисто теоретически поджидающей каждого из нас, мы, в большинстве своём, и слыхом не слыхивали. А вот о некоей реке, отделяющей живое от мёртвого, знаем ещё со времён школьной скамьи. Если чуть-чуть «порыться в памяти», на ум приходят воспоминания об Ахероне, мифической реке в древней Греции, переправой через которую ведал Харон — грязный, седой и угрюмый старик-перевозчик. Как известно, он обладал одним весьма занятным качеством — его голова была развёрнута на 180 градусов, в результате чего лицо находилось со стороны спины. Согласно легенде, за вполне умеренную плату (один или два обола), он помогал душе пересечь Реку и полностью завершить цикл человеческого существования. Ахерон действительно имела свой аналог в древней Греции — это была мелкая, вялотекущая река с илисто-болотистыми берегами. Однако к реалиям пограничной области, в пределах которой зависала душа умершего человека, она имела лишь косвенное отношение.

Кроме того, река Ахерон, что в переводе с греческого означает «безжизненная», имела и иные качества, отражённые в её названиях (иногда эти названия понимались как её притоки):

— Стикс (Στίχος (греч.) — преграда, вызывающая отвращение, ненависть и печаль;

— Флегетон (Φλέγέτον (греч.) — огненная;

— Коцит (греч.) — гневная, побуждающая к плачу;

— Эридан (Εριδαν (греч.) — бурная, опасная;

— Алибас (Αλιβας (греч.) — не имеющая жизненных соков;

— Лета (Λήτα (греч.) — дарующая забвение.

В древней Индии река, отделяющая пограничную область от райских кущ, называлась Вайтарани. Считалось, что река Ганга, исполненная особой, священной чистоты, по окончанию своего пути перетекает в «иной» мир, где и становится Вайтарани, своей прямой противоположностью. И так как в «этом» мире Ганга — символ чистоты и святости, то в «ином» мире Вайтарани — это зловонный поток, полный крови, костей, ногтей, волос, блевотины, испражнений и разной нечисти. Преодоление его - почти неразрешимая задача для грешников. Правда, говорят, что когда к Вайтарани подходит праведник, она мгновенно превращается в реку под названием Пушподака — «Текущая цветами», — полную освежающей воды, похожей на нектар.

У русских река, отделяющая пограничную область от райских кущ, носила несколько имён: Лета, Забыть-река, Сион-река-огненная, хотя, пожалуй, самым известным является «река Смородина». Слово «Смородина» — достаточно новое, ибо является окультуренным вариантом слова «Смрадина». Именно так в древности у славян называлась река, разделяющая миры. Смрадина, то есть вонючая, грязная, исполненная нечистот[11]. Клятвы именем этой реки считались самыми страшными, поскольку если такая клятва нарушалась, то клятвопреступник не имел никаких реальных шансов по преодолению этой реки в будущем. Кстати, у тех же самых древних греков боги также могли клясться её именем и, если клятва нарушалась, впадали в состояние неподвижности на 9 лет.
Интересно, что растение «смородина» получила своё название именно из-за особой пахучести её листьев. Один из хороших знакомых автора, обладающий тонким видением, в личной беседе рассказывал, что не раз наблюдал выход души из тела. Как правило, обнаружению призрачной души предшествовал запах именно чёрной смородины.

Итак, переправа. Основных способов преодоления реки было несколько:

— Лодка. Пожалуй, самый известный способ переправы. А потому в лодках хоронили, лодки пускали по воде и поджигали; насыпали на могильном холме камни таким образом, что они образовывали очертания корабля (Швеция) и т.д.

— По мосту. Не менее распространённый способ преодолеть водную преграду. К примеру — мусульманский Сират, тонкий, как волос, и острый, как бритва, перейти через который требовалось в долю секунды. Русский Калинов мост над рекой-Смородиной, охраняемый трёхголовым змеем, который мы знаем ещё из детских сказок. Зороастрийский Чинвато-Пэрэто (мост-разлучитель) через который прекрасная дева переводит достойных за руку «на ту сторону».

— По бревну (маори в Новой Зеландии).

— По змее (у гуронов и ирокезов).

Что же касается размеров или «степени готовности» нашего «тела вечности», то оно прямо пропорционально размерам нашей совести или нашего стыда. Если человек живёт и совершает поступки, что называется, «по совести», то это означает, что его «тело вечности» хорошо развито и в случае смерти особых проблем с пересечением Реки у него не будет. Как говорит народная пословица: «Чем чище нонешняя совесть — тем краше будущая повесть».

Кстати, народные верования, по крайней мере, славянские, утверждают, что «новое» тело уже умершего человека всё-таки можно увидеть воочию. Оно проявляет себя в виде «блуждающих огней» — явления достаточно широко известного преимущественно в сельской среде. Его, безусловно, можно видеть и в условиях городских окраин, чему лично автор был свидетелем не раз, однако, для его лицезрения необходимо соблюдать ряд условий. Это может быть только в ночное или сумрачное время, в тишине и, по-возможности, в неподвижности. Особо важным является время года — «блуждающие огоньки» гораздо лучше видно в ночь перед Рождеством, в адвент и поминальные дни. Кроме того, «блуждающие огоньки» можно наблюдать лишь на границе городской или сельской черты.

Особенностью, своего рода «изюминкой» блуждающих огоньков является их разный «накал свечения». Считается, что более грешные люди, так как их «тело вечности» развито недостаточно хорошо, светятся более тёмным огнём, а менее грешные — более ярким.

В принципе, само понятие разницы «накала свечения» отчасти помогает понять смысл человеческой жизни: этот смысл в том, чтобы совершенствовать себя (то есть свою совесть) до такой степени, чтобы личный накал свечения достиг степени божественного свечения. В этом случае человек как бы «вспыхивает изнутри» и сливается с Богом в вечном божественном сиянии.

После пересечения Реки

Однако вернёмся к реке. Вот она преодолена — и что дальше? В первую очередь, стоит обратить внимание на то, что пересечена не просто река, а Река Забвения. Это означает, с одной стороны, что обратной дороги для умершего уже нет. А с другой, что всё, оставшееся позади, за рекой, покрыто забвением. Пересечение этой Реки означает, что умершего больше не волнует то, что осталось у него «за спиной». Для него больше не существует ни родственных связей, ни данных обещаний, ни непрощённых обид, ни долгов, ни ещё множества других вещей, наполняющих сознание живых. На всём этом лежит печать забвения. Пересёкшего реку больше ничто не связывает с «этим» миром. Теперь его ожидает новая «жизнь» или то, что можно понимать под нею. Из суммарного анализа религиозных систем на эту тему можно сделать примерно следующие выводы:

• если человек воспринимал себя как одиночку, не связанного узами кровного родства или религиозной принадлежности, то ему предстоит следующее перерождение в той энергетической конфигурации, которую он «заслужил» своей жизнью. Если вёл себя как животное — родится снова животным; если жил «по-человечески» — родится человеком; если вёл «богоподобный образ жизни — предстоит рождение святым и т.д.

• если человек чувствовал себя не одиночкой, а составной частью коллектива родственников или религиозной системы, то ему предстоит слияние с совокупным телом этой системы. И его дальнейшие перерождения будут зависеть от возможностей этой системы.

Перерождения не избежать ни в каком случае, ибо, ещё раз повторимся, совершенствование возможно только в «этом» мире. И пока личная конфигурация (или личное свечение) не будут доведены до конфигурации (или свечения) Изначальной Сущности — перерождения будут совершаться одно за другим. И это, естественно, лучший вариант. Ибо только таким способом возможно «растворение в бесконечной Радости, Знании и Совершенстве.

О днях поминания умерших (3, 9 и 40 дней)

«...Сани или другую повозку, на которой умершего везли на кладбище, опрокидывали и поворачивали оглоблями по направлению к кладбищу. Считалось, что до 40-го дня мёртвый каждую ночь приходит к саням, чтобы ехать домой, но, найдя оглобли повёрнутыми в сторону кладбища, возвращается в могилу».
Мифы русского народа

Как известно, поминовения умерших особенно важно было проводить в определённые дни. К примеру, в христианской традиции это были 3-й, 9-й, 40-й день и день годовщины. У буддистов каждый седьмой день в течение 49 дней, а также в день годовщины. У зороастрийцев особенно важным считался 3-й день. У иудеев 3-й, 7-й, 30-й и день годовщины и т.д.