Водяной, воденик, водовик, водыльник, водяник, водяник, водяной дедушка, водяной дьявол (дедко водяной дьявол), водяной лембой, водяной леший, водяной хозяин, водяной царь (воден-царь, царь-водяник), водяной шишок, водяной шут — дух, обитающий в воде; «хозяин» воды; черт (Дьявол, бес), живущий в воде.
«Воденики есть в каждой воды. Чого у нас небольшая копань (пруд), а и тут е воденик» (Петерб.); «Машозерский водяник проиграл в карты Онежскому всю ряпуху» (Олон.); «В чистом поле бежит река черна, по этой реке черной ездит черт с чертовкой, а водяной с водяновкой в одно весло не гребут, одной думы не думают, совет не советуют» [из заговора] (Арх.); «Когда пьешь квас, считается предосудительным глядеть в это время в поверхность его, или смотреть в колодец, ведро, вообще в воду, потому что может сказаться водяной и напугать своей чертовой образиной» (Волог.); «Вышел к ним старшой водяник и девку с собой вывел: хорошая такая девушка, в богатом снаряде…» (Олон.); «Цариця по утрам стряпала, а девоцька вокруг ей кружилась да мешала стряпать. Мать раз и скаже: „На те воденник!“» (Арх.).
Образ водяного — один из наиболее распространенных и «любимых» на Руси. Он сложен и полисемантичен. Водяной может быть и «живой» водной стихией, и «хозяином» воды (реки, озера и т. п.), и обитающим в воде нечистым духом, часто именуемым чертом.
Водяной — «живая» стихия воды — выглядит и ведет себя в общем-то так же, как озеро, река или пруд: он просыпается весной (по поверьям некоторых районов России — 16 апреля); радуется весной новоселью (Тамб.); когда вода в реке рябит — это сердится водяной (Тамб.), наводнение — свадьба водяных; мутный вал, несущийся по реке, — их лошади: «Водяные любят иногда пошалить. <…>
Вощерма [река] вдруг зашумела, поднялась, вышла из берегов, и пошел по ней страшный вал, который на пути своем прорвал все плотины на мельницах, сорвал все мосты. Мужички поглядят на все разрушения по Вощерме да и примолвят: „Дьяволы эти водяные! Небось не по-нашему разгулялись со свадьбой-то, да и поезд-от, знать, через горлышко хватил; вишь как разомчался“» (Вятск.).
Наводнение 1800 г. под Петрозаводском было, по мнению местных жителей, «не чем иным как свадьбой в водяном царстве», а гул перемешанной с песком и глиной воды — «музыкой водяных» <Барсов, 1874>.
Иногда водяной словно являет собой всю реку: пена — это у водяного слюна со рта бежит, а тина — «это волосья евоныи, он как осерчает, так и зачнет волосы-то выдирать с головы да с бороды, только клочья летят. Лохматый-прелохматый, волосья-то предлинные, длинные. Станет он свои кудри расчесывать чесалом (гребнем), ну и запутляется, потому горазд кудрявый уродился… Сучья-то чесало, самое и есте, ему таким не дойдет, как у нас бабы да девки чешутся, потому башка больно неохватиста, что твой котел… Ну вот, как он это чесанет себя с сердцов-то… волосья на сучьях и остаются. <…> Он вытащит-то прядь, а на место ее чуть что не копна вырастет» (Новг.).
Жители Восточной Сибири рассказывали, что у водяного борода «как трава-то растет, тина-то сама. Вот с этой тины борода длинная. Волосы большие тоже с этой тины. Тело такое, переливается, как рыбья чешуя, но это не чешуя <…> а руки-то, как у лягушки — четыре пальца» (Читин.).
Рыба — традиционный облик водяного, хотя чаще всего он то рыба, то человек; и рыба, и человек или ездит на рыбе. Любимый «конь» водяного — сом (Тамб.) <Даль, 1880>. «У водяного есть своя рыба, называемая лешня или чертова рыба (подкамешник). В некоторых местах и налим считается чертовой рыбой и потому его не едят» (Волог.).
Водяной может быть «щукой без наросного пера» (Вятск.), может «напоминать налима» (Волог.), быть просто «громадной рыбой» (Волог.) или рыбой, ведущей себя необычно: «Один мельник ловил рыбу ночью. Вдруг к нему в лодку вскочила большая рыбина. Мельник догадался, что это водяной, и быстро надел на рыбу крест. Рыба жалобно стала просить мельника отпустить ее… Наконец он сжалился над водяным, но взял с него слово никогда не размывать мельницу весною» (Новг.).
По общерусским поверьям, водяной может быть человеком с рыбьим хвостом вместо ног. Водяной-полурыба имеет особое название — «навпа» (Смол.) или «павпа» (Костр., Смол., Нижегор., Том., Якут.) <Черепанова, 1983>.
Кроме рыбьих обликов, водяному свойственны и птичьи. Чаще всего водяной бывает именно обитающей на воде птицей — лебедем (Тульск., Олон.), селезнем (Юг), гусем, точнее, человеком с гусиными руками и ногами (Олон.)
В рыбьих и птичьих обликах водяного отразились естественные представления о том, что рыбы и водяные птицы — «хозяева» воды. Еще в I тысячелетии н. э. восточные славяне «нарицали реку богиней», а «зверя, живущего в ней», — богом.
Водяной может быть и собакой (Арх., Петерб.), черной кошкой (Волог.), свиньей (Новг.).
Одно из самых излюбленных обличий водяного (точнее, его любимое животное) — лошадь (реже — корова); водяной появляется в виде лошади, коровы, старика или женщины с длинными волосами (Олон., Сев. Дв., Лен., Волог., Новг., Костр., Твер., Пенз.).
По распространенным поверьям, водяной «хорошо держит коров» (Оять), имеет табуны и стада, которых время от времени (например, на Новый год) выпускает пастись к устью реки (Сев., Сиб.).
Если приметить такое стадо и успеть обежать его с иконой, то можно получить коров водяного. Крестьяне Архангельской губернии считали, что подходить к стаду водяного опасно — завербует себе в прислужники. В рассказе, записанном в Поволжье, водяной с арканом бегает по острову за белой лошадью: «Горбоносый старый старик, волосы до пят, всклокочены, бородища по пояс, глаза так и искрятся, как звезды, то затухнут, то загорятся. Сам такой грязный, зеленый, волосы как бодяга!» Лошадь (живая или сдохшая) или лошадиный череп, которые бросали в воду, были традиционными жертвами, подарками водяному.
Водяной хозяин часто предстает и человеком. Он «ходит нагой или косматый, бородатый, в тине, иногда с зеленой бородой» <Даль, 1880>; водяной похож на обычного человека (Арх.), он как человек, но почернее (Олон.), у него очень длинные волосы (Волог.). Водяной может быть и ребенком, «недоросточком с пестрыми волосами» (Олон., Вятск.). Появляется он и высоким здоровым мужиком, который «с лица черен, а голова как сенная копна» (Олон.).
Как и русалки, водяные женщины, водяной хозяин любит расчесывать свои длинные волосы (почему иногда именуется «кум Гребень») <Успенский, 1982>. Такое расчесывание, видимо, колдовское занятие, связанное со способностью водяных хозяев повелевать стихиями (см. РУСАЛКА).
В XIX в. среди русских крестьян были популярны рассказы о гребне водяного (о гребне русалки, водяной женщины); нашедший такой гребень должен был вернуть его водяному, иначе его ждали беды.
Иногда водяной принимает облик «бабы с гребнем», показывается в женском обличье, напоминающем водяниху, русалку (точнее — облики этих водяных духов в поверьях смешиваются (см. ВОДЯВА, РУСАЛКА).
В Тульской губернии рассказывали, что водяной хозяин подобен лешему, только шерсть у него белая. Архангельские крестьяне, напротив, полагали, что он «такой же черный и мохнатый как и леший». Водяной — косматый, черный, «волосья длинны, черны и по самую з…» (В. Сиб.). Он может быть схож с чертом: «мохнатый как метла» (Новг.); с длинным хвостом (В. Сиб.); черный, в шерсти (Новг.); с рогами (Тульск.); лохматый, черный, с хвостом (Арх.). Часто он прямо именуется чертом (Мурм., Волог., Арх., Костр., Нижегор., Орл., Вятск.).
Один из наиболее распространенных обликов водяного — старик с длинной седой или зеленой бородой (Мурм., Арх., Олон., Волог., Новг., Тульск., Тамб.); водяной — дед в красной рубахе (Яросл.). В Олонецкой губернии лембой — царь водяной — невысокий старик с седыми распущенными волосами и длинными руками. Он ходит с палицей. В Архангельской губернии водяной хозяин — дедушко водяной с бородой по пояс. Ряд исследователей считает, что в этом облике водяного отразилось представление о нем не только как о «хозяине» стихии в человеческом облике, но и как о «водяном деде, прадеде», то есть о предке. На Ярославщине оскорбивший бранью или каким-либо неуместным действием воду, опуская в нее кусок хлеба с поклоном, произносил: «На море, на океане, на острове, на Буяне, гулял добрый молодец, да соскучился, пришел он к тебе, матушка вода, с повислою головой да с повинною. Прости меня, матушка вода, простите меня и вы, водяные деды и прадеды, отцы и матери и ваши малые детушки, чем я кого прогневил».
В человеческом образе водяного, видимо, отражены и представления о нем как о покойнике; по общераспространенным поверьям, водяной хозяин «утаскивает к себе» тонущих людей; некоторые из них впоследствии также становятся водяными.
Показываясь людям, водяной может принимать и обличье их знакомых, соседей, родственников.
Водяной часто имеет «смешанный» облик: у него собачьи ноги и туловище с шерстью как у выдры (Сургут.); днем он рыба (сом), а ночью — старик с длинной зеленоватой бородой и сосновой плесой (Тамб.). Водяной имеет «коровье брюхо, лошадиные ноги, островерхую шапку» (Вятск.). Водяной хозяин высокий, оброс мохом и травой, у него черный нос величиной с рыбацкий сапог, глаза большие, красные; он может принимать вид толстого бревна с небольшими крыльями и летать над водою (Волог.), у водяного борода и волосы зеленые, а на исходе луны — белые (Орл.). Водяной — одетая моховым покровом щука, которая держит морду по воде (Новг.), у водяного — длинные пальцы, вместо рук — лапы, на голове — рога; или коровьи ноги и хвост (Смол.) Водяной с длинными волосами (или с небольшими рогами), тело его в чешуе, пальцы рук и ног длинные, между ними — перепонки (Волог., В. Сиб.).
В рассказе рыбака с Ильмень-озера облик водяного пугающе расплывчат: «В Вишере мы ловили раз рыбу; поймали ее много; пудов тридцать одних щук буди. Вдруг сделалось холодно, а мы и потянули нивод, да вдруг вытащили что-то тяжелое; думали, стирва, — ан что-то черное, да так и ворочается, а от него холод. Да еще прежде в лису откликивалось, ажно нас страх взял. Мы, вишь ты, как его вытащили, так вси и убижали на гору да ну хреститься. Один догадался: накинул на ниго питлю, что на щук накидывается. С полчаса лежал он на земли, а как только солнце стало подыматься, он давай поворачиваться, да окунываться, да окунываться, да с бродцом-то в воду вниз и ушел. Мы до солнца и не вытаскивали бродца, а потом как вытащили, то уж ничего и не было, а только холод пошел от бродца, а вода стала горячая. Нам, слышь ты, после старец сказывал: знать это он рыбу-то заганивал».
Особо склонный к метаморфозам водяной, который, образно говоря, «плещется то человеком, то рыбою», — воплощение своенравной стихии воды: «Мужики деревни Заватья рассказывают, как они ежедневно, в продолжение двух недель, были свидетелями игры водяного. Смотрят на реку — тихо: вдруг вода заклубится, запенится и из нее выскочит что-то такое, чего нельзя назвать ни человеком, ни рыбой. Чудо скроется, и опять все тихо, а в полверсте от того места клубится и пенится вода и выскакивает опять то же чудо» (Арх.).
Тем не менее, при всем кажущемся многообразии обликов водяного, набор их, в общем-то, ограничен. Водяные — это и наиболее почитаемые, отмеченные в поверьях существа, связанные с водой, — некоторые рыбы, водяные птицы. Водяной — «хозяин» дарующей жизнь и урожай воды, соответственно, и «хозяин плодородия». Он может принимать традиционный облик «индоевропейского демона плодородия» — коня <Лосев, 1982(1)>. По своей независимости, коварству, непредсказуемости водяной в поверьях соотнесен с чертом (и, видимо, с обликами черта, нечистого духа — собакой, кошкой). Многоликий образ водяного как бы одновременно содержит в себе все стадии формирования представлений о водяном хозяине (от «живой» стихии и «бога-зверя в ней» — к «хозяину» стихии в человеческом облике). Само название «водяной» появилось в России, видимо, не ранее XVII в. До XVII в. водяному соответствовали водяной нечистый, водяные демоны средневековых житий, повестей, лешая и водяная сила в заговорах XVII в.
Семью водяного крестьяне обычно не описывают подробно. Иногда говорится, что «водяные живут домохозяевами, с семьей» и у них есть жены, которые безобразны (Арх., Вятск.). Есть у водяных и дети, которых порою ловят и отпускают за выкуп рыбаки.
Мужики, «неводя рыбу, вытащили из озера сетьми ребенка; ребенок резвился, играл, когда опускали его в воду, и плакал, томился, если вносили его в избу. Мужик-рыболов, поймавший ребенка, сказал ему однажды: „Слушай, мальчик, больше тебя томить я не буду, пущу к отцу в озеро, только услужи и ты мне: я по вечеру расставлю сети, нагони, дружок, в них побольше рыбы“. Ребенок, сидевший на шестке, задрожал, и глазки его засверкали.
Мужик расставил крепкие сети на озере, посадил ребенка в ушат и, вынесши на берег, бросил в воду.
Поутру приходит мужик осматривать сеть: полна рыбы!» (Арх.).
Обитатели дома водяного — чертенята (Вятск.), у хаты водяного множество детей-чертенят, шумно, играет музыка (Тульск.). Правда, по сообщению из Архангельской губернии, своих детей у водяного нет, и поэтому он топит купающихся ребятишек. В повествовании из Новгородской губернии работник видит, как водяной с семейством обедает под мельничным колесом. Жен водяных иногда именуют «водянихами» и «русалками», но, по общераспространенным поверьям, водяные обычно женятся на утопленницах или «отсуленных» им девушках.
Жители Архангельской губернии рассказывали о тоскующей по земле девушке, ставшей женой водяного, которая пыталась вернуться домой и погибла. В тех же местах записан и другой сюжет — о том, как девушка влюбляется в водяного, ходит к речке и в конце концов он берет ее к себе. Среди вятичей бытует своя версия о женитьбе водяного: он женится на девушке, «отсуленной» ему матерью. Мать долго не может выдать дочь замуж и сетует: «Хоть бы водяной женился». Водяной в облике зажиточного мужика приезжает и увозит дочь, которая затем живет у него и умирает после родов.
Популярен среди русских крестьян XIX–XX вв. и сюжет о старушке, принимающей роды у жены водяного.
Иногда водяной пытается ходить (и ходит) к понравившимся или заклятым девушкам, женщинам, вдовам. Один из жителей Олонецкой губернии предлагал известному собирателю П. Н. Рыбникову познакомить его с бабой, «к которой и о сю пору похаживают водяники. Чего-чего не делали сродники <…> и заговаривали ее, и ведунов к ней водили, — ничто не берет: сначала как будто полегчает, а немножечко погодя, смотришь, к ней опять лезут из воды незваные гости» <Рыбников, 1910>. В Олонецкой быличке водяной живет со вдовой, а затем уносит свою «некрещеную» половину умершего ребенка. Такие сюжеты напоминают средневековую «Повесть о бесноватой жене Соломонии», где водяные демоны осаждают Соломонию, рожающую от них детей.
По поверьям Русского Севера, водяные (более сохранившие облики «живых» стихий) женят своих детей между собой. Их свадьбы сопровождаются стихийными бедствиями — не только наводнениями, но и возникновением новых рек, исчезновением озер.
Вообще же, водяных «бесчисленное множество в воде» (Волог.), при этом в самом маленьком пруду или ручье есть свой водяной. Среди водяных могут быть и старшие над другими; им подвластны водяные-утопленники, пока не отыщут себе замену (Тульск.). Водяные распоряжаются определенными территориями в воде и могут даже распределяться «по погостам», «по церковным приходам» (и вообще, любят селиться возле церквей (Олон.). Есть среди них и царь, «обходящий дозором свое царство» (Сев., Смол., Тамб.), но чаще, особенно на Русском Севере, старший водяной похож на «большака с седой бородой», Его, старшего в крестьянской семье.
Излюбленные места жительства водяных, по общерусским понятиям, — омуты (особенно у мельниц), водовороты, глубокие и опасные места на реках и «боготы маленьких речек» (Волог.). «Водяной живет в глубочайших ямах, в озерах или реках. Над теми ямами вертит воду. Такие места называются чертовыми домовищами» (Арх.). Обитает водяной и в «бездонных болотах» (Новг., Смол.), и в «провалах под землей», куда, по мнению крестьян Тамбовской губернии, водяные уходят жить на зиму (вместе с русалками и утопленниками): «Находятся они [жилища водяного] глубоко под землей. Ход в них открыт всегда и для всякой нечисти. Водяной уходит туда через отверстия в русле, таинственные отверстия эти бывают во всяком озере».
Верят, что дедушка водяной «живет в мутной воде у мельницы», — сообщал в конце XVIII в. М. Чулков <Чулков, 1786>.
Жилищем водяного может быть дворец (Смол., Орл., Калуж., Пенз.). Под водой у водяных есть целые царства: в рассказе из Олонецкой губернии водяной лембой упрашивает священника взять крест и спуститься с ним под воду — от брошенного вниз креста водяное царство загорается, удовлетворяя мстительные чувства лембоя. Однако чаще жилище водяного — крепкий (или, наоборот, пустой) крестьянский дом, хата (Арх., Олон., Новг., Ряз., Тульск., Калуж., Орл., Самар., Вятск.). Мотив «подводного житья-бытья», почти такого же, как жизнь людей на земле, — один из наиболее распространенных в крестьянских рассказах о водяном: «И пошли они берегом, дорожка все спускалась вниз, стало как-то холоднее. И пришли они в большое село (подводное. — М. В.) к богатому дому. <…> И встрел их в избе большак — седая голова, седая борода» (Олон.).
Нередко жилище водяного — просто омут, река, озеро или нечто неопределенное под водой — «ровно погреб какой» (Симб., Вятск.).
«Занятия» водяного разнообразны. Вода — насущно необходимая, всеохватывающая стихия, и водяной в поверьях некоторых районов России предстает существом почти универсальным. Он (особенно в обличье коня, животных) «хозяин» не только определенных территорий (даже вне воды), но и погоды, плодородия: водяной поднимается над землей тучей, он может создавать реки и озера, двигать острова (Олон.), водяной изменяется вместе с луной — он юноша на молодике, а на ущербе — старик <Максимов, 1903>; водяной владеет скотом; он дает урожай (рожь) (Тульск.); «нерестится» или «свадебничает», когда зреет рожь (Олон.).
Видимо, именно как существа, связанные со всеобъемлющей стихией воды, водяные обитатели наделяются способностью знать и предсказывать будущее. Один из распространенных способов гаданий — у проруби на конской или коровьей шкуре: «Носят кожу коровью или конёвую к проруби, и тамо садятся на нее, очертясь кругом от проруби огарком. По времени выходят из проруби водяные черти, взяв кожу, и с тою особою, которая сидит на оной, загадавши, носят мгновенно в дальние расстояния, например: в дом будущего жениха и прочая. По окончании же сей работы желают присвоить себе сидящую на коже и с великим стремлением летят к проруби, дабы погрузиться с нею в воду, где успевать должно выговорить при самой проруби „чур сего места“, чем спасти себя можно, а инако следует неминуемая погибель» <Чулков, 1786>.
Могущественный водяной хозяин, от которого зависят многие стороны бытия человека, в русских поверьях наиболее ярко проявляет себя все же как «хозяин» рек и озер. В первую очередь от него зависит удача рыбаков и благополучие мельников, пчеловодов, участь всех людей, находящихся у воды или на воде.
Отношения водяного с рыбаками описаны не очень подробно: традиционно водяного «кормят», угощают — перед началом лова ему бросают две-три рыбы, крошки хлеба, посуду с остатками вина (Тамб. и др.) <Зеленин, 1991>; бросают на воду табак и приговаривают: «На тебе табачку, а нам дай рыбки!» Ему возвращают, кидая в воду, и первую выловленную рыбу или часть улова. «Весною, когда хотят в первый раз ловить рыбу, то, прежде чем намочить сети, берут хлеб-соль и бросают в воду. Это делается для того, чтобы круглый год был хороший улов рыбы» (Енис.). В Вологодской губернии рыбаки бросали в воду худой сапог (лапоть) с портянкой: «На тебе, черт, лапти, загоняй рыбу!» «К пальцам вершей привязывают высушенную лесную ящерицу, и тогда рыба хорошо ловится. Ящерицы эти ловятся и высушиваются заранее. Устьсысольские зыряне, отправляясь в плавание и отчалив от берега, бросают в воду столько кусков хлеба, сколько седоков в лодке, — в жертву водяному» (Волог.).
«На Онежском озере рыбаки накануне Николина дня (19 декабря) делают на берегу похожее на человека соломенное чучело, надевают на него портянки и рубаху и в дырявой лодке спускают его на воду. Разумеется, оно тонет. Это и является жертвой. Чтобы лов был удачным, севернорусские Вологодской губернии первую забитую острогой рыбу закапывают в землю» <Зеленин, 1991>.
Водяного хозяина дарили, угощали не только рыбаки, но и жившие близ рек, озер крестьяне. Обычно весной, при пробуждении водяного, для него бросали в воду (топили) сдохших или живых лошадей, бараньи головы, петухов, хлеб, масло, мед с приговорами, например: «На тебе, дедушка, гостинец на новоселье, люби и жалуй нашу семью». Жертвовать водяному могли на Николины дни (22 мая и 19 декабря) <Успенский, 1982> и на Никиту-гусятника (28 сентября). В рассказе из Орловской губернии дружный с водяным поп каждый год привозит ему и вываливает в воду воз испорченного хлеба.
Водяной хозяин следит за своими владениями и требует соблюдения при ловле рыбы определенных правил. Он любит почет и мстит за злые шутки; ловля с подсветом и глубокое опускание невода его злят (Орл.). Он может забраться в невод, порвав его и спутав, если невод плохо починен или вязан в праздники (Олон.). Запрет ловить рыбу во время праздников в Приангарье мотивировали так: «Она собирается вся в кучу, возьми и людей в церкви, сразу всех можно выневодить». Водяной не любит шумных людей, не переносит, когда у воды поминают зайца, медведя, попа, дьяка, Господа Бога и вообще много и без дела болтают: «Около зимника есть заездок. Дядя Степан говорил, что в этом месте много попадает рыбы, только не надо ничего говорить. У меня из рук три раза верши вышибал. Я как увижу рыбу, каждый раз и скажу: „Ну Слава Богу, много рыбы!“ И каждый раз как треснет по верши, так всю рыбу и опустит» (Новг., Белоз.).
Как отзвук веры в необходимость выкупа водяному за выловленную в его владениях рыбу звучит повествование из Вятской губернии, где водяной — «большая щука без наросного пера» — разгоняет рыбу в затоне. Ранив щуку острогой, рыбаки ожидают мести водяного хозяина. Они приготавливают у костра изображающее рыбака чучело, которое, в свою очередь, пронзает острогой появившийся у костра водяной.
Сожалея о выловленной рыбе, водяной стонет два дня «так, что слышно во всей окрестности» (Новг.). В рассказе приильменских рыбаков он мстит за непочтение к себе и подвластным ему существам: «раз ловили раков, да поймали рака, — вот этакого!.. Ни один из нас приступиться к нему не смел: догадались, в чем дило. В ту пору пономарь Яков, бидовый пьяница, сбигал за шестом, да им и растолок (рака. — М. В.); а мы-то, слышь, друг сердечный, вси выпивши были. А как мы стали раков-то варить, так Яков-то и поди бродить по берегу, да язя нашел большущего, в аршин, не то и боле буде; <…> а он-то положил язя на руку да и кажет нам: значит, язь-то живой был, да только затравлен. <…> Яков-то его и положил на руку, а язь-от как ударит его, Якова-то, так у того рука почитай что отнялась, да и ушел в воду. Это, слышь, водяник-то сам и был: значит, не толки черта. Видь водяник-то… недобрый бис: только буди с ватаманами и знается».
Ватаман в Приильменье — старший промысловой артели, самый опытный и «знамый» человек. По мнению рыбаков, только он может «сладить» с водяным, которому приписываются все беды, «происходящие даже от собственной оплошности и нерадивости ловцов. Нет рыбы в озере, и тут виноват водяной: он в карты или кости проиграл рыбу в другое озеро. Перервались у ловцов сети, он подшутил». Ватаман умилостивливает водяного обрядами, предпринимает ночные поездки для совета с водяным. «Коли промеж себя они, ватаманы-то, поссорятся, так и велят своему духу, чтобы недругу, ватаману, голиков аль стружек в нивод, вместо рыбы, напихал…» <Остряков, 1895>.
Удача на промысле нередко приписывалась колдовству. В уральском повествовании черти-шишиги сажают воржецу Федору на удочку белуг (см. ПОМОЩНИКИ). Некоторые из беломорских рыбаков вплоть до недавнего времени утверждали, что для удачной ловли «необходимо знать приворот — иначе звезды будешь ловить, ракушки». Здесь же считали, что «сильный» колдун может «с морем договориться, с водяным. Умбский колдун в порог спустился и вышел живой и здоровый. И уговорил, и рыба пошла в реку» (Мурм.). Налаживая промысел, колдун «выводит» черта из-под порога в море: «А сам прутиком по воде бьет — обычный березовый пруток» (Мурм.).
«Битье по воде прутиком» напоминает способ, которым Петр I, в одном из северных преданий, «смиряет» Ладогу: «Того часу приказал подать кнут и порешил наказать сердитое море. <…> После того Ладожское озеро стало смирнее и тишину имеет…» (Онеж., Лен.). В другом рассказе севернорусских крестьян Петр I, подобно «сильному» колдуну, расправляется и с водяным: «Ехал к нам Петр Великий. Выстал человек из воды (водяной. — М. В.), на корму сел. Переехал через Онегу, ничего, кланяется: „Спасибо, что перевез“. Старики на Мижострове Петру жалятся: „Водяной рыбу распугал, рычит на все озеро. Откуда взялся только!“ — „Да где?“ — „Да вон на том камени!“ <…> Опять на веснуху ночью на камень водяник выстал, рычит: „Год от году хуже, год от году хуже!“ Петр начал его вицей хромать: „Я тебя нонь на своей лодке перевез, а тебе все не по люби!“ — „А этот год хуже всех!“ — Водяник в воду утянулся. Больше не видели на Мижострове никакого водяника» (Онеж.).
Водяного можно было, по поверьям, поймать, отпустив потом за выкуп. Чаще же неуловимый и своенравный водяной шутит над рыбаками: поднимает корму лодки, хохочет. Он проказит с началом весны, «радуясь новоселью» (прикидывается мертвецом и лежит в лодке, пока кто-нибудь не перекрестится (Тамб.). Водяной рвет удочки, сети, заталкивает в них траву и веники, разгоняет рыбу и т. п.
Крестьяне верили в особую связь водяного и мельников: водяной есть в каждом мельничном пруду (Орл.); по ночам он любит сидеть возле глубоких мест, «на камнях, на колесах мельничных» (Яросл.).
Поскольку водяной представлялся обитающим преимущественно в омутах, у мельниц и мог особенно вредить им (сносить водой, разрушать и т. п.), то постройка мельниц обычно сопровождалась жертвами водяному. «…Если мельник сам не колдун, то он обязательно должен обратиться к колдуну, прежде чем сделать запруду и поставить мельницу (для договора с водяным или жертвы ему. — М. В.), иначе запруду размоет и мельницу изломает» (Волог.).
В Новгородской губернии (Тихвинский уезд) под водяное колесо бросали мыло, шило, голову петуха. Мельники жертвовали водяному муку, хлеб, водку, лошадиные черепа; зарывали под дверь мельницы черного петуха и три «двойных» стебля ржи; держали на мельнице животных черной масти и носили при себе шерсть черного козла (считалось, что водяной любит черный цвет). Мельник и водяной заключали своеобразный союз, ходили друг к другу в гости.
Последствий договора мельника с водяным крестьяне очень опасались: по поверьям, чтобы мельница стояла благополучно, водяному было необходимо «отсулить» (пообещать и отдать) одного или нескольких человек (например, из прохожих), которых мельник, в представлении крестьян, хитростью заманивал к омуту и сталкивал в воду.
Крестьяне ряда губерний верили, что заключивший договор с водяным нечистым мельник на сорок дней после своей смерти становится еретиком (Самар., Вятск.).
Водяной считался и покровителем пчеловодов (среди русских крестьян бытовала вера в то, что первые пчелы «отроились» некогда от лошади, которую заездил и бросил в болоте водяной дед: у «меда водяного», по поверьям, водянистый вкус, а соты круглые).
Крестьяне Калужской губернии верили, что «если еретик-колдун желает иметь изобилие меда, то он в день Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев (30 апреля), вынимает из улья осот, и в двенадцать часов ночи отправляется к мельнице для погружения его в воду при произнесении заклятий. Сделав это, он поспешает как можно скорее в свою пасеку. Если же кто увидит в это время еретика, то заклятия его остаются недействительными. Заклятый мед известен под именем наговорного» <Ляметри, 1862>.
Пчеловоды дарили водяного накануне Преображенья (19 августа); ночью, до петухов, топили первый рой или первак в болоте, считая, что это оберегает от больших разливов <Максимов, 1903>.
Подчеркивая, что «мотив дани, обязательных приношений водяному известен в промысловом фольклоре» и «неоднократно отмечался этнографами как характерный обычай рыбаков, пчеловодов и мельников», Э. В. Померанцева полагает, что этот удивительно жизнеспособный, вплоть до XX в., обычай нашел отражение в известной былине о Садко («опускание Садко на морское дно мотивируется в былине тем, что морской царь гневается на него за то, что тот ни разу не платил ему дани») <Померанцева, 1975>.
Водяной хозяин вступает в разнообразные отношения с людьми: он может попросить их рассудить спор с другим водяным, защитить (Новг., Олон.) Водяные приглашают людей к себе в гости (Вятск.); щиплют за ноги купающихся девушек (Арх); водяной ворует горох в отместку за кражу его коровы (Волог.). Водяные играют друг с другом в кости; принимают в гости лешего (Олон.); дерутся с лешим (Симб., Вятск.) (и то и другое связывается с исчезновением рыбы, проигранной или съеденной зваными и незваными гостями).
Неоднократно упоминается о том, что водяной любит музыку (иногда напоминающую, впрочем, плеск и гул волн). Он любит повеселиться под музыку, «для чего утонувших людей — музыкантов сзывает в свой хрустальный дворец, где они начинают играть, а водяной царь пляшет, „несмотря свои более чем почтенные годы“» (Смол.) <Померанцева, 1975>. Эти поверья по-видимому, также нашли отражение в былине о Садко. Э. В. Померанцева, вслед за Р. С. Липец, указывает, что «игра Садко на гуслях связана с обрядами, имевшими цель снискать расположение водяного хозяина». «Известен обычай северян сказыванием былин усмирять разбушевавшуюся водную стихию» <Померанцева, 1975>. Водяной не прочь поплескаться, пошуметь, похлопать в ладоши. Он любит всплывать на поверхность реки или озера при свете луны и беседует при этом сам с собой (Тульск.).
По одним поверьям, водяной боится грозы и посылаемых в него пророком Ильей молний, по другим — напротив, празднует Ильин день (Арх., Сиб.).
Согласно распространенным повсеместно в России представлениям, от водяного зависит участь купающихся, да и просто находящихся у воды людей. Отражающий это, по всей вероятности, очень давнее поверье сюжет находим в Житии Иова Ущельского, где нечистый дух, «аки рыба велика», пытается потопить лодку.
По мнению Олонецких крестьян начала XX в., водяные, «пользуясь малейшей оплошностью, хватают крещеных с лодок или во время купанья».
Крестьяне были убеждены, что люди обычно тонут «не от своей вины» — их топят разнообразные водяные существа. В Архангельской области еще недавно говорили, что утонувшего «утащил чертушка». По рассказу из Новгородской губернии, когда отыскивали утонувшую девушку, «то ныряли в воду. Один мужик нырнул, нашел девушку и хотел ее вытащить за волосы, но на ней сидела свинья. Он другой раз нырнул — то же самое. Приготовляясь нырять в третий раз, он перекрестился. Водяной — это был он в образе свиньи — скрылся. Утопленница была вытащена, но к жизни ее не удалось возвратить» (в сходном повествовании, услышанном в этой же губернии, водяной принимает обличье коровы). В повествовании из Тульской губернии тонущего бьет крыльями и клювом, губит сидящая у него на голове белая лебедь.
Едва ли не повсеместно существовал запрет купаться без креста или не перекрестившись, иначе утащит водяной. Кое-где считали даже, что «если и утопиться захочешь, да как креста не снимешь, так не утопиться» (Новг.). В Сургутском крае говорили, что водяной особенно любит «парное тело», поэтому старается утащить людей, обмывающихся в холодной воде после бани.
Водяной похищает неосторожно помянувших его у воды людей: близ воды нельзя ругаться и поминать черта (Яросл.), водяной не любит разговоров про себя близ воды или на воде — утопит, утянет (Вятск.). По рассказу из Олонецкой губернии, когда одна из ехавших в лодке девушек сказала, что хотела бы взглянуть на подводное царство, из реки поднялся водяной и утащил ее.
Связанный с календарным, лунным и особенно суточным ритмом, водяной опасен в Иванов, Петров, Ильин дни (более всего в ночи на эти дни), в Ивановскую, Ильинскую недели, во время созревания ржи (Олон.), когда он «играет и требует жертв» (Арх., В. Сиб.); детей в это время не пускают купаться (Олон.). Сибирские крестьяне полагали, что водяной «купается и играет» в Прокопьев день (21 июля), когда, как и в Ильин день, люди купаться не должны.
«Время водяного» — полдень, полночь и вообще весь период между заходом и восходом солнца: «Суеверный страх заставляет людей избегать купанья в мелких местах после заката солнца, а в глубоких и незнакомых водах днем избегают купаться» (Олон.). «Вера в водяного держится крепко, отношение к глубоким водам боязливое» (Влад.). «Без креста никто не решится купаться днем, а ночью и с крестом на шее спуститься в воду представляет большой риск» (Волог.). «После заката солнушка купаться нельзя: водяной либо помнет тебя, либо к себе за ногу утащит» (Новг.).
В некоторых районах России крестьяне, опасаясь водяного хозяина, избегали проходить ночью у воды: вода после заката вообще отдыхает, и тревожить ее нельзя.
Похищение человека водяным в многочисленных рассказах русских крестьян порой ничем не мотивировано: «Есть в реках и озерах такие места, где водяник постоянно есть, давит людей и лошадей во всякое время дня и ночи» (спастись от него можно, бросив впереди камни или упомянув предметы с железом на конце) (Олон.).
Водяной нередко воплощает судьбу, рок. В одном из самых популярных в XIX―XX вв. сюжетов водяной показывается на том месте, где должен утонуть человек, со словами: «Судьба есть, а головы нет» (Олон.); «Час тот, да рокового нету» (В. Сиб.); «Рок есть, да головы нет» (Костр.); «Есть рок, да человека нет» (Новг.), — после этого кто-то обязательно тонет.
В рассказе из Тульской губернии водяной хозяин тоже определяет судьбу попавшего к нему человека, однако, выяснив, что тому «не время тонуть», отпускает его на землю.
Водяной «сильно плещется» перед утоплением человека, издает неистовые звуки (Новг.). «Годов пятнадцать тому назад водяной три дня поутру и повечеру гилил (играл) в реке пред головою (перед смертью. — М. В.) нашего Николы» (Арх.). Нередко даже предупрежденный появлением водяного человек невольно идет навстречу судьбе и погибает.
На Ярославщине считали, что водяной имеет обыкновение приводить утопленников на дне в сидячее положение. «Обрадовавшись гибели человека, водяной начинает тешиться и играть. Тогда ветер нагоняет тучи, река начинает волноваться, и после такой игры часто наступает продолжительный холод. В Юрьевском уезде Владимирской губернии при наступлении летом холодной погоды народ утверждает, что непременно где-нибудь утонул человек» (то же в Ярославской губернии) <Пащенко, 1905>.
По поверьям, душу утонувшего водяной берет к себе «в присягу», а тело выбрасывает (Вятск.) или подменяет чуркой, двойником утопленника (Арх.).
Согласно распространенным представлениям, попасть под воду могли и проклятые люди — те, которых сгоряча «послали к водяному» или выругали (Арх., Олон., Влад., Костр., Урал). Они продолжают «жить» под водой, повинуясь водяным духам (см. Проклятый, Шут). В отличие от утопленников, проклятые могут вернуться к людям (девушки — выйдя замуж за обычных людей — Арх., Олон.). В повествовании из Владимирской губернии старичок подговаривает бедного крестьянина броситься в воду (т. е., в общем-то, утопиться), уверяя, что он не погибнет: «Там будут тебя угощать всякими яствами и питьями, не ешь, не пей, не бросай через правое плечо, ночью не спи, не бери ни золота, ни серебра, а проси серенькую овечку, а овечка эта — проклятый мальчик» (крестьянин выходит из-под воды с мальчиком-овечкой, а потом богатеет).
Человек, попавший к водяному хозяину, может возвратиться на землю, обманув его (Самар.), но это случается очень редко. На Тамбовщине считали, что утонувший остается слугой водяного до тех пор, пока не найдет себе замену, т. е. кого-нибудь не утопит. Но и тогда он не покидает подводного царства, а сам становится водяным.
В целом же многоликий водяной не столько зол, сколько непредсказуем и двойствен, «играет» вместе со стихией воды; он существо столь же опасное, сколь и необходимое, как и сама вода, которой в поверьях русских крестьян уделено одно из ведущих мест.
Власова Марина. Энциклопедия русских суеверий
