«Курица не птица...» Демонологическая орнитология.
В системе традиционной духовной культуры существует область, открытая для этнокультурных контактов. Это область народной демонологии.
В славянской и еврейской традиции, несмотря на различия в
разных сферах народной культуры, в сфере народной демонологии как раз и осуществляется межкультурный диалог, по случаю сходства в демонологических представлениях украинцев и евреев. Именно этому аспекту бытования славянских и еврейских демонологических сюжетов и представлений посвящена статья.
В качестве примера укажем на практику приспособления славянского имени для обозначения демонологического персонажа в еврейской традиции. По поверьям польских евреев, проклятый человек после смерти становится зморой — вредоносным злым духом. Змора (zmora) появляется в виде кота, петуха(курицы), крысы, хоря; душит холостых мужчин, высасывает у людей кровь через
соски на груди.
Пристрастие демона к холостым мужчинам,очевидно, выдает в нем трансформацию образа Лилит*
*Следует отметить, что образ Лилит находил соответствия в разных культурах, в первую очередь – в античной: уже в библейском переводе Иеронима она отождествлена с ламией, ночным духом, губя-
щим детей и высасывающим кровь у юношей. У народов Европы, включая южных славян, ламия ассоциируется с ночным «кошмаром», марой (морой), стригой; в средневековой западноевропейской демонологии Лилит и ламии соответствует суккуб.
Однако имя свое персонаж получил, видимо, по аналогии со своим славянским собратом — представления о зморе (ср. праслав. *morъ ‘смерть’), мифологическом персонаже, который душит и
мучит спящего человека, широко бытуют на территории Польши.
Мотив, ставший центральным в этом исследовании – это представления об орнитоморфном облике демонических существ еврейской и славянской традиций.
Основной материал, послуживший базой для нашего исследования, был зафиксирован в регионах тесных этнокультурных контактов, где славянская традиция долгое время взаимодействовала с инославянскими (Западная Украина и Западная Белоруссия, Польша).
Демоны на «курьих ножках».
Представления о том, что демоны вместо ступней имеют птичьи лапы, и потому оставляют характерные следы, по которым всегда
можно опознать пришельца из иного мира, глубоко укоренены в еврейской традиции. Обликом птицы в Талмуде наделялась и «крылатая» Лилит, чей образ восходит, в свою очередь, к шумерской крылатой демонице Лилиту: ср. ее изображение, датируемое II тыс. до н.э., с совиными крыльями и птичьими лапами, стоящей на двух львах с совами по сторонам*
* Сова – ночная птица, как и Лилит – ночная демоница; аккадское лилу означало ночного демона, бродячего покойника умершего безбрачным, и также «ночь»
(сходный облик имеет аккадские лилу, лилиту и Ламашту, демоны и чудовище, вредящие роженицам). Мужским аналогом Лилит в апокрифах и талмудических легендах (вавилонская агада) выступает
иногда глава демонов Асмодей. В книге Товит он преследует любовью
Сарру, дочь Рагуила, убивая, одного за другим, семь ее мужей, пока Товит в брачную ночь не изгоняет его, и тот улетает в Египет. В знаменитой талмудической легенде о Соломоне и Асмодее, глава демонов обманывает царя, принимая его облик и занимая его место во дворце, пока Соломон принужден скитаться нищим.
Мудрецы Синедриона обращают внимание на речи нищего и узнают, что самозванец сожительствует с царскими женами в неурочное, с точки зрения традиции, время и посягает даже на Вирсавию – мать Соломона. Кроме того, он никогда не разувается: тогда мудрецы убеждаются, что на престоле – оборотень, ведь у демонов – петушиные ноги. Они похищают у Асмодея перстень Соломона, передают истинному царю, и демон, увидев Соломона, улетает. Царь занимает престол, но его не покидают ночные страхи.
В трактате Брахот сказано: «Если кто-то хочет убедиться в присутствии демонов, то следует взять пепел и посыпать вокруг кровати, и утром он увидит нечто вроде следов петушиных лап».
Любопытная типологическая параллель к этому талмудическому свидетельству была зафиксирована в украинском Полесье. Так, в быличке из с. Нобель Заречненского р-на Ровенской обл. говорится, что демона, принимавшего на себя облик покойного мужа и навещавшего вдову, удалось опознать как раз по необычным («петушиным») следам: знающие люди посоветовали женщине посыпать песком пол в доме – «то побачыш, хто до тебе ходыть. И от, то булы ноги пэўнячые, пэтуховые [увидишь, кто к тебе ходит. И вот были ноги (т.е. следы) петушиные]».
Этот сюжет стоит особняком среди множества других сла-
вянских рассказов об узнавании присутствия нечистой силы по оставленным ею
следам. Мотив птичьих следов, оставленных ходячим покойником (т.е. демоническим существом), сближает полесский меморат с еврейскими легендами о явлении демонов. Возможно, перед нами пример адаптации еврейского сюжета фольклорной традицией Ровенщины, когда образ верховного демона Асмодея оказался сниженным до образа обыкновенного ходячего покойника.
Среди персонажей еврейской фольклорной несказочной прозы следы, похожие на следы лап огромной птицы, оставляет после себя лантух, птичьи ноги имеет и демоническое существо хайнатум, поверья о которой бытовали у евреев Могилевской и Минской губерний. Хайнатум — безобразная женщина с распущенными волосами, страшным лицом, человеческим туловищем, птичьими ногами и клювом. Она приходит в дом, где только что родился ребенок, чтобы убить его; для оберега на пороге комнаты ставят курильницы, в которых зажигают кусочки шкуры или волосы, вырезанные «баалшемом»-знахарем. Рассказывали о некой женщине, певшей петухом по несколько часов в день. Это произошло с ней оттого, что
она видела хайнатум, после чего ее ребенок умер, а сама она с тех пор от испуга поет петухом и постепенно превращается в такую же хайнатум.
Вероятно, перед нами поздняя трансформация представлений о злобной демонице Лилит, наносящей вред новорожденным младенцам. Имя демонологического персонажа — хайнатум — по всей
видимости, можно соотнести с «ха-аин атум» (‘ain ’atum), букв. «закрытые глаза» .
В апокрифическом (псевдопиграфическом) древнерусском «Слове святого отца нашего Иоанна Златоустого о том, как первое погани веровали в идолы и требы им клали» упоминается ритуал жертвоприношения «навьям» (духам предков), который совершали славяне-«двоеверцы»: «Навемъ мовь творять. И попелъ посреде сыплють, и проповедающе мясо и молоко, и масла
и яица, и вся потребная бесомъ, и на пець и льюще въ бани, мытися имъ велят.
Чехолъ и оуброусъ вешающе въ молвици [мовьници]. Беси же злооумию ихъ смеющеся, поропръщются в попелу том, и следъ свои показають на пролщение имъ» . Хотя в поучении и говорится, что бесы-«навьи» оставляют в пепле свои следы, характер этих следов не конкретизируется. Несколько по- иному представлен этот же ритуал в другом поучении – «О посте к невежам»; действо приобретает черты гадания, приуроченного к Великому четвергу: «Въ святый
великий четверток поведають мрътвымъ мяса и млеко и яица, мылница топять и на печь льютъ, и пепелъ посреде сыплютъ следа ради, и глаголютъ: «Мыйтеся!», и чехлы вешаютъ и убрусы, и велятъ ся терти. Беси же смеются злоумию ихъ, и влезши мыются и порплются въ попеле томъ, яко и куры, следъ свой показаютъ на попеле на прельщение имъ, и трутся чехлы и убрусы теми.
[Гадающие] егда видятъ на попеле след и глаголютъ: «Приходили къ намъ навья мыться». Егда то слышатъ бесы и смеются имъ...» . Можно ли расценивать указание книжника, что бесы «порплются в попеле <...> яко и куры», как свидетельство того, что они оставляют в пепле именно птичьи следы? *
*Гадать по пеплу, рассыпанному в бане о том, приходили ли предки – «деды» в баню мыться на поминки сохранялся в белорусской традиции. Впрочем, обряд посыпания пеплом двора вокруг
дома, чтобы обезопасить жилище от злых духов, известен болгарам. Рационализированный вариант обычая посыпать пепел вокруг ложа известен латинским книжным средневековым легендам (XIII в.), развивавшимся под влиянием талмудической традиции: Хам был известен своей невоздержанностью, и Ной велел посыпать пеплом подходы к ложу его жены.
Такая точка зрения действительно распространена среди исследователей как народной культуры, так и памятников книжности. Опираясь на конструкцию образного параллелизма (порплются... яко куры), исследователи реконструировали «птичий» облик «навий» (или предков). Так, например, свидетельство о «навьях» из приведенного выше текста соотносит с русскими народными представлениями о баннике и особо подчеркивает, что «навья появля-
ются в птичьем (курином облике), возможно в соответствии с принесенной при строительстве бани жертвой». «Куриный» облик душ предков, по мнению исследовательницы, имеет прямую связь со следующим северорусским поверьем: «под порогом новой бани хоронят черную курицу, которую не режут, а душат, не ощипывая перьев».
Во многом справедливой критике эта точка зрения была подвергнута в одной из последних работ американского слависта А. Страхова. Он отметил, что сравнение с курами отсутствует в «Слове св. Григория» по Чудовскому списку XVI в. –здесь бесы просто возятся в золе, оставляя на ней свои следы. Нет сравнения навий с курами и в «Слове св. Иоанна Златоустаго» по наиболее раннему списку XIV–XV
вв. И хотя др.-рус порплются (порпатися) имеет семантику, безусловно сходную, например, с укр. диал. порплитися, порпати ‘копаться, разгребать, выгребать (о курах и пр.)’, делать однозначный вывод «птичьем» облике демонов неправомерно, поскольку в исходном тексте речь идет о сходстве действий (копаться в золе), а не
о сходстве оставленных следов, и поэтому «догадки о покойниках (равно как и о чертях) «на курьих ножках» с птичьими следами ученым надо оставить»
Тем не менее, представления о том, что нечистая сила имеет в качестве одной из своих отличительных черт птичьи («курячьи», «петуховые») ноги, бытует в славянской (в частности полесской) устной традиции. Так, согласно быличке, записанной в с. Олтуш Брестской обл., крестьянин встречает ночью на дороге «пана», у которого «одна нога – киньский копыт, а другая – курьячья нога».
По поверьям из Ровенской обл., ноги у черта «бы ў буська» (т.е. как у аиста). По фольклорным свидетельствам, гусиные лапы вместо ног имеют богинки (у западных славян) и
русалки (у восточных славян); считается также, что у богинок куриные когти на пальцах ног.
Отметим также, что, по поверьям южных славян, демонические существа –зморы и домовые – оставляют следы в виде пентаграммы. В
свою очередь, знаки в виде звезды с пятью или с шестью лучами, используемые в магии, называются «следами» или «лапами» зморы или домового (у немцев такого рода магические знаки называются Drudenfuss ‘нога ведьмы’; ср. также поверье кашубов, что у клена листья такой же формы, как łapa czarownicy).
Птичьи ноги могут быть и отличительным знаком персонажей, чье происхождение связано с инцестом, расцениваемым в народной традиции как один из самых тяжких грехов. Об этом – быличка из белорусского Полесья: «Жылы брат и сестра. Булы воны очень бидны. За його нихто не жэнивса, и они поженилиса, и в их родилиса детки. И все на курыных лапках» . Мотив нарушения брачных запретов возвращает нас к теме Лилит и ее потомства, стремящихся к сожительству с людьми и плодящих демонов.
Для славянской народной традиции в целом не характерен мотив узнавания демона по птичьим следам, оставленным им на пепле или на песке (в целом признак невидимости демонов характерен для еврейской традиции) – хотя гадания по следам на золе, пепле, песке (как и представления о том, что демоны, например русалки или суденицы, оставляют на рассыпанном песке или пепле свои следы) широко распространены у всех славянских народов. Вероятно, «талмудические» мотивы проникли в славянскую книжность при византийском влиянии
(ср. распространенные книжные «талмудические» легенды о Соломоне и Китоврасе, затронув лишь фольклор «контактных зон», где имелась возможность заимствований между славянской и еврейской культурными традициями.
Любопытен с точки зрения взаимодействия традиций в средневековой книжности сюжет, связанный с деянии знаменитого испанского кабаллиста XV в. рабби Йосефа делла Рейна, записанный в начале
XVII в. Соломоном Наварро. Йосеф стремился подчинить себе демонов, призывая Лилит. Магические способности он использовал для того, чтобы завладеть царицей («рейна») Греции, которую духи доставляли к нему каждую ночь. Наконец, царица призналась царю в своих ночных видениях, и тот призвал магов. Демоны выдали магам имя Йосефа, и тот, опасаясь расплаты, бросился в море.
Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/demonologiya/404/kuritsa-ne-ptitsa-demonologicheskaya-ornitologiya/6404/
