Самое богатое собрание всевозможных суеверий, примет, оберегов или заговоров и отреченных молитв вы встретите в книгах- в Лечебниках и Травниках. Первоначальный состав Лечебника распространялся внесением сведений из разных источников, которые иногда упоминаются.

Молитвы о трясавицах,или лихорадках, со внесением в них притчи о св. Сисинии, в наших Лечебниках ведут свое начало из Болгарии, потому что в статье о книгах истинных и ложных приписываются болгарскому попу Иеремии. О чародейских письменах на яблоках для исцеления от той же болезни упоминается как в Лечебниках, так и, в числе бесовских обычаев, в Паисиевском сборнике XIV в. Ведя свое начало от ложных, или отреченных, книг и впоследствии расширяя свое содержание народными заговорами и приметами, а также выписками из старинного чернокнижия, наши Лечебники и Травники предлагали не только врачебные пособия, но и всевозможные наставления о различных важнейших случаях в жизни, для благополучного исхода которых необходимы чарующее слово, молитва, или заговор.

Наши Лечебники, эта смесь иноземного чернокнижия с народною мифологиею, относились к книгам отреченным. Думая каким-нибудь заговором исцелить себя от болезни или предохранить от несчастья, русский человек со страхом и трепетом приступал к чарующему средству и, заботясь о спасении своего тела, ужасался при мысли, что он тем самым губит навеки свою душу. Но суеверие брало верх над благочестивым опасением, а совесть находила себе примирение, встречая в заговорах не только священные имена, но иногда и целые отрывки из христианских молитв. С самым искренним верованием человек обращал-ся к окружающей его природе, и, не ведая ее свойств и действий, не понимая ее явлений, отовсюду ожидал себе чуда, и чем более запасался чарующими средствами, тем более страшился – со стороны злых людей – столь же чарующего противодействия.

К тому или другому растению нельзя было относиться запросто, как попало, но с благоговением, чтоб не оскорбить пребывающего в нем демона, и не во всякое время, а надобно ждать урочного часа.
Траву Детлевину надобно рвать между Купальницею и Петровым днем, а как брать ее, очертить кругом куста, а говорить:
«Есть тут матка травам, а мне (или нам) надобе».

А брать траву Полотая нива, надобно кинуть золотую или серебряную деньгу, а чтоб железного у тебя ничего не было, а как будет рвать ее, и ты пади на колено, да читай молитвы, да, стоя на колене, хватать траву ту, обвертев ее в тафту, в червчатую или белую: а беречь ту траву от смертного часа: а хочешь идти на суд или на бой, ино никто тебя не переможет». Впрочем, это таинственное отношение человека к природе не до того застилало туманом глаза его, чтоб он не чувствовал внешней формы и не обращал на нее никакого внимания: только вызывало его на описание внешней формы не эстетиче-ское чувство красоты, а практическая потребность – опреде-лить какой-нибудь предмет посредством подробного описания для того, чтобы пользующийся Лечебником мог взять то, что ему нужно. Несмотря на эту практическую цель, или – вернее сказать – ради этой практической цели, многие описания ды-шат неподдельным чувством изящного, выражаемого в свеже-сти воззрений на природу.

Например:«Трава везде растет по пожням и по межникам и по пото-кам; листы расстилаются по земле. Кругом листков рубежки, а из нее на середине стволик, тощий, прекрасен, а цвет у него желт; и как отцветет, то пух станет шапочкою, а как пух сойдет со стволиков, то станут плешки; а в корне и в листу и в ство-лике, как сорвешь, в них беленько»; «Есть Спун трава, растет по лугам при холмах, а растет как гречка, а цвет как у щавеля, а растет в колено и ниже, а столпица коленями, меж коленца-ми брюшки, а лист у ней как Зогзицынь (кукушкин цвет);трава долга, а в ночи стоит вяла: лист виснет, как солнце сядет, а как солнце взойдет, лист стоит, а сама трава черна». 

Иногда  подробный  рассказ  о  добывании  какого-нибудь чарующего средства вводит суеверное воображение в магический круг эпического чудесного, которому подчи-няет судьбу человека в различных обстоятельствах его жиз-ни. Подобные описания можно назвать краткими эпизодами мифологического эпоса.Особенно  приурочиваются  эти  эпизоды  ко  дню  Ивана Купалы, мифическое значение которого и доселе так еще свежо в преданиях народа.«В травах царь есть Симтарим трава, о шести листах: первой синь, другой червлен, третий желт, четвертый багров, а брать вечером на Иванов день, сквозь золотую гривну или серебряную; а под корнем той травы человек, и трава та выросла у него из ребра. Возьми человека того, разрежь ему пер-си и вынь сердце. Если кому дать сердца того человека, из-гаснет по тебе. Если муж жены не любит, возьми голову его и поставь против мужа: только что увидит, будет любить пуще прежнего. Десная рука его – добро, если которая жена мужу не верна или муж жене: стерши мезинным перстом, дай пить. Если у которой жены детей не будет, – печени того человека сварить в молоке и пить по три утра на тощее сердце, и будет тебе отрок, потом девица».

«Есть орел птица. Возьми орла на Иванов день о вечер-не, и, взявши орла, стать на росстанях меж дорог на камне, и наострить трость гораздо, и заколоть орла того вострою тро-стью, и раздробить тело его на части. А те части иссушить на солнце без ветру – ко многим потребам годно. Первое, око его добро при себе носить, правое, завязав в ширинку, и но-сить под левою пазухою, когда Царь или Князь на тебя гнев держит, и ты тем гнев Царев укротишь. Левое око его добро смешать с коровьей кровью и селезневою, да все то иссуши, да завяжи в синий плат, чистый. И когда хочешь ловить рыбу, и ты привяжи к цепу, и наловишь рыбы много. Та же вещь ко многим ловушкам годна, ко звериным и птичьим, и ко вся-кой ловле. Кость его головную истолокши с кожею оленью, в чистом плате носить и к голове привязывать от всяких болезней. Мозг его головной с маслом смесив, в нос класть, когда голова болит и щемит, или к челу приложить. А крыла его правого прави́льное перо добро держать, когда жена не может родить: то перо подложить ей под ногу, и родит»

В  семейном  и  общественном  быту  крестьян  свадьба есть по преимуществу время всяких чарований, эпических обрядов, разгульного веселья и суеверного страха. И доселе в простом народе ни одна свадьба не обходится без колдовства: «Свадьба без див не бывает». Следующее место из Лечебника добавит эту семейную эпопею новым эпизодом с любопытными данными для характеристики так называемого эпического чудесного.

«Когда  человек  хочет  от  ведьм  стеречись  на  свадьбе или на пиру: найди рябину в лесу на дубовой колоде, и сделай из той рябины посошок и по весне, о кою пору надеешься кукушке закуковать, в ту пору ходи с тем посошком, вверху писаным, рябиновым, и в котором месте впервые заслышишь кукушку кукуючи, и ты также держишь посошок рукою, и подле рук у того посоха заметь сверху и съисподу тот жеребий». «И уткни одну половину жеребья под ухо у дверей, а другую половину подле другой половины ушка, обапол дверей, в той хоромине, в которой хочешь свадьбу рядить или пир: в ту хоромину ведьма никак не может войти дверьми, и воротится, а тут не пойдет. И около ложа всякого с тем посошком рябиновым добро ходить и около поля: ржа того жита не ест. Добро ту рябину себе во дворе посадить и держать для того, о чем вверху писано».
 
Наши Лечебники не ограничивались тесным кругом врачебных пособий, но своими поэтическими чарованиями обнимали всю жизнь древнерусского человека: точно так, как и теперь ворожея или колдун слывут в простом народе знахарями, людьми вещими,которые не только исцеляют недуги, но и прогоняют или насылают бесов и всякую нечисть, своими чарованиями устрояют семейное счастье и благосостояние или расстраивают, дают умный совет или таинственное средство от всякого зла, и т.п.

Лечебник предлагает следующие наставления тому, кто обзаводит-ся новой избой:«Когда хочешь двор ставить на новом месте, или избу, или иные которые хоромы, и ты вели испечь три хлеба ма-ленькие; вынь их из печи и подложи один хлебец под пазуху, а другой под другую, а третий положи на сердце; и вшедши на то место, где хочешь избу ставить, и став на том месте, спусти на землю те три хлебца, подпазушные и от сердца. И если все три хлебца лягут кверху коркою верхнею, то место добро: тут, с Божиею помощью, ничего не боясь, ставить избу и всякие хоромы; если же лягут вверх исподнею коркою, тут не ставь и то место покинь. Когда же только два хлебца лягут кверху верхнею коркою, еще ставь – добро; когда же падет один хлебец кверху своим верхом, а два к исподу, то не вели ставить на том месте».

«Другое дело о том же. Если хочешь испытать, где избу ставить или иные хоромы, возьми кору старую дубовую и ту кору тою же стороною, которая к дубу лежала, положи на том месте, где хочешь ставить избу или иные хоромы, и не двигай ее. И полежит та кора три дня, и на четвертый день подымешь и посмотри под корою, и если найдешь под нею паука или му-равья, и ты тут не ставь избы и иных хоромов: то место лихо. А когда найдешь под тою корою мурашку черную да с мешоч-ками или каких червяков найдешь, и ты тут избу ставь и иные хоромы, какие хочешь: добро то место»

Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/travnik/190/o-travnikakh-f-buslaev/1154/

Домашний обиход из Лечебника заключу несколькими мелкими приметами.«На Стретеньев день Господа нашего Иисуса Христа на дорогу никуда не выходить, ни дому, никаких хоромов не ставить».«Который человек плюет в окно, у того человека зверь ловит животину, хотя бы его животина и промеж чужой живо-тины ходила: той приметы берегись, не плюй в окно».«Если кто учнет чихать, и ему надобно против чихания здравствовать, хотя бы и недругу: от того зубы не станут болеть».

Из  общественных  отношений  самые  важные,  которых касается Лечебник, – это суд, война, судебный поединок, отношение к властям, к другу и недругу. Прежде  всего  надобно  было  обезопасить  чарующим средством личность человека.
 
– Когда на суд хочешь итти, то, идучи, с березки снять зубом перепер,который трясется, а говорить: так как сей перепер трясется, так бы мой супостат, имярек, и его язык трепетался; да обнеси кругом головы трижды, и положи в мошню – с ветлы или с березы надобно взять зеленый кустец, по-гречески мелея,а по-нашему вихорево гнездо:и взять тот кустец, как потянет ветр вихорь в зиме или летом; да середнее деревцо держать у себя – на суд ходить, или к великим людям, или на поле биться; и как бороться, держать тайно в сапоге в одном, на правой ноге. А кто держит то деревцо у себя, тот человек не боится никого». Сличи в Паис. сборн. XIV в.: «Велми претит Господь святыми Своими и не велит чарам недуг лечити, ни наузы, ни бес искати. ни в стречю ве-ровати, ни в ловы идуще или на куплю отходящи, или от князя милости хотяще, не велит чародеяньем, и кобми ходяще сих искати».

Вот самый полный и необыкновенно поэтический заговор для предохранения от всяких враждебных или опасных столкновений в обществе:

«Господи благослови! Отче Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! Святый Государь Иван учитель! Научи нас дел добрых творити! Помилуй нас, Боже, как стал свет и заря, и солнце и луна, и звезды, как взошло красное солнце на ясное небо, и осветило все звезды и всю Русскую землю, и священные церкви, и митрополитов, и владык, и игуменов, и священников, и весь мир, и всех христиан. Святой Государь Спас и святой Государь Архистратиг Михаил! Помилуй, Господи, меня, имярек,грешного! Освяти, Господи, меня, имярек, князям и боярам, и властям и тиунам, недельщикам и их дворянам, и гостям, и мужам и женам, и всему православному христианству, что нареклось на сем свете и на всяк час, и на всяко время, и на всякое сердце, и на всякие очи моему сердцу, имярек, от всякого зла и от злых очей закрой, Государь Михаил Архангел, своею ризою нетленною раба Божия, имярек».
А входить во двор, вперед левою ногою в порог, в ворота, а как отворять ворота, то опереться в правую верею ворот правым плечом, и молвить всю молитву, и перекреститься и молвить:
«Святой Государь Спас и Святой Архистратиг Михаил! Закрой, Господи, от лиха человека и супостата на всяк час и на всяко время, и ныне и присно и во веки веков, аминь».

Заговор от меча, как меч умолвить, и он не сечет: «Кован еси, брат! Сам еси оловян, а сердце твое вощано, ноги твои каменны, от земли до небес, не укуси меня пес отай! Оба есмя от земли! Коли усмотрю тя очима, своего брата, тогда убоится твое сердце моих очей усмотрения».

Сюда же надобно отнести заговор от ран и пореза:«Как мертвый человек не слышит раны на себе, как секут и режут, так бы не слышал раб Божий, имярек, раны на себе и железа моего на себе»; «Ни из камени воды, ни из мертваго души, ни из раба Божия, имярек, крови не будет».

Сближая заговор с молитвою и переводя мифологические лица и события на христианские, знахарь дает своим словам такой оборот: «Есть море золото, на золоте море зо́лот корабль, на золоте корабле едет св. Николай, отворяет морскую  глубину,  поднимает  железные  ворота,  а  залучает  от раба Божия, имярек, усови аду в челюсти».

Чтоб остановить течение крови из носа, заговор припоминает Ахава-царя: «Во дни Ахава Царя не было дождя на землю три года и шесть месяцев: земля измедела, небеса ожелезнели, источники замыкались: и ты, кровь, стани, а не кани».Особенно заметное развитие получила в русских суевериях басня Иеремии, попа болгарского, о Трясцах, Трясавицах,или Лихорадках. Это настоящие демонические существа: они дочери  Ирода,  числом  семь  или  двенадцать.  Каждая  имеет свои личные свойства, как существо самостоятельное, не отвлеченное олицетворение болезни, но живая конкретная личность. Потому им даны и имена.

Заговоры на Трясавиц в разбираемом мною Лечебнике имеют вид отдельных эпизодов целой поэмы об этих дочерях Ирода. Эти заговоры  соединяют  интересные  подробности  поэтического описания лиц и их действий. Особенно замечателен следующий заговор: Трясавицы мучат только того, кто предается греху, то есть эти демоны бывают насылаемы в возмездие за учиненное зло.

"При море Чермном стоит столп каменн; в столпе сидит святой великий апостол Сисиний, и видит: возмутилось море до облаков, и выходят из него двенадцать жен простоволосых – окаянное дьявольское видение. И говорили те жены: “Мы Трясавицы, дщери Ирода Царя”. И спросил их св. Сисиний: “Окаянные дьяволы! Зачем вы пришли сюда?” Они же отвечали: “Мы пришли мучить род человеческий: кто нас пе-репьет, к тому мы и привьемся и помаемся – помучим его, – и кто заутреню просыпает, Богу не молится, праздники не чтет, и вставая пьет и ест рано: то наш угодник”. И помолился Богу св.  Сисиний: “Господи, Господи! Избавь род человеческий от окаянных сих дьяволов!” И послал к нему Христос двух анге-лов Сихайла и Аноса и четырех Евангелистов. И начали Тря-савиц бить четырьмя дубцами железными, давая им по три тысячи ран на день. И взмолились им Трясавицы: “Святой ве-ликий апостол Сисиний, и Сихайло и Анос, и четыре Еванге-листа, Лука, Марко, Матфей, Иоанн! Не мучьте нас! Где ваши имена святые заслышим и в котором роду имена ваши про-славятся, того мы роду бегаем за три дня, за три поприща”. И вопросил их св. апостол Сисиний: “Что ваши дьявольские имена?” Одна говорила: “Мне имя Тресея”. Другая говорила: “Мне имя Огнея”. Как печь смоляными дровами распаляет-ся, так Огнея жжет тела человеческие. Третья говорила: “Мне имя Ледея”:а Ледея, как лед студеный, знобит род человече-ский, и не может от него человек и в печи согреться. Четвер-тая говорила: “Мне имя Гнетея”:Гнетея же ложится у чело-века на ребра и взвивает утробу, а если кто хочет есть – пусть ест: только из души у того человека вон идет. Пятая говорила: “Мне имя Грынуша”:та ложится у человека в грудях, пле-чи гноит и выходит харканьем. Шестая говорила: “Мне имя Глухея”:та ложится у человека в голове, уши закладывает и голову ломит, и тот человек глух бывает. Седьмая говорила: “Мне имя Ломея”:Ломея же ломит, как сильная буря сухое дерево, у человека кости и спину. Восьмая говорила: “Мне имя Пухнея”:Пухнея же пущает отек на род человеческий. Девятая  же  говорила:  “Мне  имя Желтея”:Желтея  же  как желтый цвет в поле. Десятая говорила: “Мне имя Коркуша”:та всех проклятее: смыкает ручные жилы и ножные вместе. Одиннадцатая говорила: “Мне есть имя Глядея” – и та всех проклятее: в ночи человеку сна не дает, и бесы приступают к тому человеку, и в уме он мешается. Двенадцатая говорила: “Мне имя Невея”:Невея же сестра им старейшая, плясавица, которая усекнула главу Иоанна Предтечи, и та всех прокля-тее: поймает человека, и не может тот человек жив быть.Если  случится  священник,  творит  сию  молитву  над головою болящего Трясавицею: “Во имя Отца и Сына и Св. Духа! Окаянные Трясавицы, заклинаю вас святым великим апостолом Сисинием и святыми Евангелистами Лукою, Мар-ком, Матфеем, Иоанном!” Потом говорит: “Ты еси окаянная Трясея,ты еси окаянная Огнея,ты еси окаянная Ледея,ты еси окаянная Гнетея,ты еси окаянная Грынуша,ты еси окаян-ная Глухея,ты еси окаянная Ломея,ты еси окаянная Пухнея,ты еси окаянная Желтея,ты еси окаянная Коркуша,ты еси Невея,сестра старейшая! Заклинаю вас святым великим апо-столом Сисинием, святым Сихайлом и Аносом, и четырьмя Евангелистами, Лукою, Марком, Матфеем, Иоанном! Побе-гите от раба Божия, имярек, за три дни, за три поприща: а если не побежите от раба Божия, имярек, и я призову на вас великого апостола Сисиния, и святых Сихайло и Аноса, и че-тырех Евангелистов, Луку, Марка, Матфея, Иоанна; и учнут вас мучить, даючи вам по четыре тысячи ран на день”. Про-говоря над болящим Трясавицею, священник дает ему пить
воду с креста и затем говорит: “Крест всей вселенной хранитель, крест церквам красота, крест апостолам похвала, крест царям держава, крест христианам утверждение и недугам исцеление, крест отцам просвещение и украшение, крест бесам прогонитель, крест Трясавицам и идолам прогонитель, крест есть рабу Божию, имярек, ограждение»

До конца XVII в. довольно распространено было в на-шей иконописи изображение Двенадцати Трясавиц,или Ли-хорадок. Представлялись они в виде обыкновенных женщин, по большей части обнаженных, только с крыльями летучей мыши. Отличительный характер каждой из них, ясно опреде-ляемый в заговорах, живопись обозначала светом: одна Ли-хорадка вся белого цвета, другая желтого, третья красного, синего, зеленого и т.п. В XVII в., при значительных успехах техники, эти женские фигуры отличаются даже благообра-зием и некоторою женственною прелестью, противоречащею символическим цветам и мышиным крыльям.Изображение Трясавиц составляет только часть полно-го живописного представления, имеющего предметом победу Ангела Хранителя над этими демоническими существами, по молитве св. Сисиния. Наверху в облаках изображаются анге-лы, на пригорке Сисиний, один или с двумя другими святыми, стоит на коленях и молится. Перед ним, на особенном плане, стоит Ангел Хранитель и копьем поражает Трясавиц, которые низвергаются в яму под упомянутым пригорком. Трясавицы падают одна на другую, выражая свое поражение приложени-ем правой руки к щеке. В живописи XVII в. лица их, впрочем, спокойны и довольно красивы, что придает некоторый симво-лический тон выражению мысли.