Фольклорная экспедиция Санкт-Петербургской консерватории и Фольклорно-этнографического центра РФ, проходившая в 1996 году в Гдовском районе Псковской области, принесла встречу с Надеждой Ильиничной Карасевой, хранительницей заговорной традиции. Во время встречи с ней ей шёл 61 год.

Среди заговоров, которыми владеет Надежда Ильинична, «стишки» от «веснухи» или «красавы", от «суреков», от «волоса» или «костоеда», от ломоты и болей в суставах, от укуса змеи, от детской грыжи, «ночницы». Н.И.Карасёва не принадлежит к числу профессиональных заговорщиц. Её знания и умения ориентированы исключительно на нужды своего дома.

Записанные тексты запечатлели как образы христианского мира, так и более ранние, отражающие дохристианские воззрения. В текстах сосуществуют и взаимодействуют полярные сферы: силы небесные, природные стихии, демонические персонажи.

Силы небесные — высшее Божественное начало: Иисус Христос, Пресвятая Мать Богородица, покровительница, заступница; Святой Егорий — «Егорий Батюшка», с которым связано действенное начало периода весенних полевых работ.

Природные стихии принадлежат космологической сфере. В заговоре от «ночницы», лишающей ребенка сна, Н.И.Карасёва так комментирует начальную формулу текста:
«Здесь обращаешься к Вечерней Заре — Заря-Заряница, красная девица!":

"....Две липы — два братца, Стёклы — сястрицы. Заря-заряница, красная дявица! Возьми свои ночницы от раба, младенца Николая, отдай сон, дрему, доброе здоровье."

Заговор произносится на вечерней заре, стоя у окна с ребёнком на руках. Н. И. комментирует: «Окна отпотевают — потрешь стекла — помажешь ребенка».

Исполнительница отмечает важный смысловой «парадокс» образных параллелей текста: «Называют «поперек»: липа — женского рода, а называют «братцами», стекла — мужского, а называют «сястрицы»
Такая интерпретация, возможно, связана с отголосками старых грамматических форм - с отсутсвием в древнерусском языке среднего рода.

Демонический мир — персонажи низшей мифологии со своей иерархией. Это — наиболее обширный мир. Среди них — покровители дома и хозяйственных построек.
"Батюшка — Хозяин, Дворовичок — Молодичок, прими мою телочку, черно-белую Ласку.Я накормлю раз, ты накорми трижды. Аминь!"

Заговор произносится, когда корова отелится, оближет теленка; «будешь сажать его в загородку задом» и проговоришь трижды. «Как будете кормить, так и повторяйте. Это все для животины, говорят, лучше»

Вредоносные существа — «Сам-Самовик» со своим потомством (заговор против «волоса», «костоеда»).

"Волосья, волосья, идите на бороны, колосья. Сам-Самовик, выходи и детей выводи —серый, белый, черный, красный, коричневый, зеленый… (здесь необходимо назвать двенадцать разных цветов).
Полно болеть, полно ломить, полно по белому свету ходить" .

Здесь Сам-Самовик — олицетворение болезни. Надежда Ильинична объясняет, что палец заживает тогда, «когда Сам черный волос с белым кончиком выйдет, … говорить надо, пока выйдет Сам-Самовик».

Обрядовый контекст произнесения заговора слудующий: из молоденького «бора» (вереска) или ржаных колосьев делают пучок, привязывают к пальцу, все время поливают горячей водой и трижды произносят заговор. При этом нельзя «зааминивать». исполнительница рассказывает, что результат воздействия не замедлил сказаться и вредоносная сила себя обнаружила: как поворожила, «вересковый пучок оболокся как нитками сивыми» (нитки двенадцати цветов, разной длины). А когда пучок жгли в печке, он всячески извивался.

В ряду вредоносных сил колдовские образы — «Колдун-Колдуница, железная зубица», «Колдунья и Волхва». Функциональное назначение этих двух заговоров связано с охранительными действиями в Иванов день:

Подпираю вороты осиновым клином от Колдуна, от Колдуницы, от железной зубицы, чтобы не отнимали ни молока, ни корма, а отняли бы от осиновой коры сок. Тебе Колдунья и Волхва — горькая осина, а мне, Божьей рабы Надежды — скотина. Аминь!

В Иванов день Н.И.Карасева подпирает двери двора тремя осиновыми колышками, трижды произнося заговор. Их оставляет на ночь, потому что колдуны "делают ночью". Одно из осиновых полешек должно быть сырым. Таким образом можно подпирать ворота и в ночь на Великий Четверг, на Егория, на Покров.

Хтонические существа — Гад и Гадиха —  связаны с общеславянской и в целом — индоевропейской заговорной культурой . Один и тот же образ присутствует в разных текстах — в заговорах от укуса змеи и от испуга, «исполоха» ребёнка. Их сходная функциональная направленность в комментариях Н.И.Карасёвой отражается в определении связи этих текстов с излечением от «гажьей болезни».

Гад, гад, возьми свой яд. Не возьмешь свой яд, не примет тебя холодная вода и трупливая колода. И не примет тебя твой Бог Соловьев. Аминь!

Встану раб, благословясь, пойду, перекрестясь, с дверей в двери, по пути — дороге, к океану — моря. Ляжит пярина, красна — ясна [далее нужно назвать девять «видов змей:черные, серые, какие змеи бывают…»]— Гад и Гадиха, возьми свой яровый яр от раба, младенца [имя рек], испуг — исполох, перявив — перялёг. Если не возьмешь, то тебя Иисус Христос прогонит трижды девять полей и трижды девять морей  .

«Стишок» - маленькому ребенку, когда болеет, «изгибается, глазки закатывает». Утром до восхода солнца, вечером до захода, взяв ребенка на руки, нужно сесть, затем выйти из двери туда, где нет потолка (на крыльцо) и там читать.

Последний текст — средоточие «классических» заговорных формул. Зачинный образ пути, совершаемый субъектом, воспроизводит пространственную структуру мира и достижение желаемой цели. Эта цель — Океан — море, некий центр мира — геометрически пространственный и ценностно-сакральный, связанный с высшими сакральными ценностями христианской традиции . В этом заговоре Иисус Христос выступает в роли Змееборца, грозящего покарать змею.

Образ змея присутствует и в егорьевских заговорах. Магический текст призван избавить «от зверя бегучего, змея ползучего и злых людей». В том же ряду неназванные вредоносные существа, от которых следует оберегать скотину «От черного глаза, от серого глаза / От зубатых, от носатых / от глазатых, от волосатых».



Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/raznoe/178/n-i-karaseva-khranitelbnitsa-traditsii-zagovorov/1194/

По свидетельству Карасевой Н.И. осиновыми кольями подпираются ворота двора в Великий Четверг, на Благовещенье, на Егорий, в Иванов день, произносится заговор, который уже рассматривался выше: «Подпираю ворота осиновым колом…, чтобы отняли от осиновой коры сок».

Тремя осиновыми кольями хозяйка закрещивает молоко, чтобы «был верх» (имеется в виду — сметана) и «молоко было сладимое».

Надежда Ильинична рассказывала, как она избавлялась от предмета, принесенного соседкой якобы с колдовскими намерениями, чтобы «испортить», причинить вред ее крестной. Именно осиновым колом Надежда Ильинична проделала отверстие «на ржавчине» (заросшее болотистое место) и протолкнула им принесенный предмет на дно. Эта, на первый взгляд, бытовая ситуация — решается с помощью участия обрядовозначимых атрибутов, наполненных ритуальным смыслом.

Образ осинового кола фигурирует и в рассказе о том, как Н.И.Карасёва сожгла положенные крестом на скамью прутья, которые тоже были принесены с вредоносными намерениями. После чего она встретила соседку, предполагаемую колдунью, увидела её больной и услышала жалобу: «Мне как кол в душу забили!". Возникают ассоциации с поверьями об умерших колдунах, в сердце которых забивали осиновый кол, чтобы защититься от колдовства.

Таким образом, в повседневной практике, житейской и обрядовой, ритуальный атрибут-образ фигурирует в качестве оберега и становится действенным средством, противостоящим нечистой силе.

К древнейшим формам относятся заговоры, имеющие диалогическую форму, основанную на сопоставлении, сравнении:

"Как муравьи дружны, так бы и мои коровки были дружны. Как следки держатся столпа,так бы и теленочек держался двора".

Важная роль воздействия заговорных текстов заключена в особенностях композиции. Необходимо отметить последование текстов, когда слова молитвы, или молитвенных «формул» например, таких, как: «Отче наш», «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!», — предваряют произнесение собственно заговора. Обязательность этого сочетания устойчива. Это и традиция и мировоззрение. (Заметим, что троекратные чтения молитвы и заговорного текста завершаются обязательным крестным знамением). Если молитвенный текст — это смирение, то заговор — это требование, императив, выраженный в большей или меньшей мере.

Как, например, в данном заговоре, поэтика которого близка к молитвенным текстам:
"Выхожу на белый свет, встаю на Божий след — Ангел мой, будь со мной! Аминь!"

Медиатором между «героем» заговорного текста и сакральным миром оказывается святые, Богородица, Христос. Они же являются и носителями слова в заговоре. Духи зла и бесы лишены слова, а если слово и вкладывается изредка в их уста, то в основном в силу диалогической инерции, как вынужденный ответ (или реплика) на вопрос.

«Итак, у одних — дело, и это дело злое, вредоносное, у других — слово, которое по сути своей есть действенное слово, слово-дело, и это слово-дело благое, целящее, душеспасительное. В этом преимущество последних над первыми….». Так происходит в первом заговоре своеобразного цикла из трёх текстов «против красавы» или «веснухи»:

"...Выходила в чисто поле, в чистом поле стоит столоб с зямли до неби. В этом синем, красном, белом столби выходило двенадцеть простопояших, пологрудых сястриц. Шел Иисус Христос с апостольской церквы, ему навстречу двенадцеть простоволосых, простопояших, пологрудых сестриц. Иисус Христос спросил:
— Сястрицы, сястрицы, куда вы бяжитя?
— В мир и мир сушить.
— Вы мира не ссушите, сами ссохните!
Иисус Христос нарядил с апостольской церкви панфеев, анхиреев — Сходите, поймайте и привядите двенадцать простопояших, простоволосых, пологрудых сястриц. Отошлите их за пяски сыпучи, за ключи кипучи, где петухи не пою[т], куры не кокочут, человеческого голоса ня слышно, там столы дубовы, скатертя браны, яства сахарныи, питьё пьяно. Там им есть, пить, почевать, темну ночь ночевать. Аминь! Выходила в чисто поля.В чистом поли стоит станова мяжа. На этой становой мяжи стоит Божей престол. За Œтиым Божьим престолом Пресвятая Мать Богородица сидит, Христова нашопшица, помошница. Она сидя шелк мотая, в золотые иглы, ушки вдевая, всяку боль, всяку хворь зашивая. Я, раба Божия Надежда, приходила, Пресвятой Богородицы просила, в ноги кланялась, за подошвы грабилась:
— Исцели раба Божьего Ирину. Аминь! Как покойнику с гроба не подняться, так бы тябе, красава, в рабы Божьей Ирины не подняться [текст произносится трижды]
Аминь! Аминь! Аминь!"

Заговор от «красавы» или «веснухи» (болезнь, связанная с нарушением психики) произносится в процессе излечения больного человека огнем: сначало с помощью горящей спички (видимо, первоначально - лучинки), а затем - зажженной свечи (которая ранее горела у гроба покойника) знахарка последовательно прикасается кончиком пламени к веснушкам на груди и спине человека. Затем свечу ставят на пороге, переступают нее трижды; нюхают запах подпаленных волос.

Второй заговорный текст цикла как результат движения к наивысшей священной ценности обозначает в качестве центра мироздания Божий престол. Кульминационным моментом этого пути становится приближение к Божеству — Пресвятой Богородице, «Христовой нашопшице, помошнице», с просьба об исцелении. Завершает «заговорный цикл» своеобразная закрепка — как утверждение ожидаемого заступничества.

Теплова И.Б. (г.Санкт-Петербург)