– Значит, отделать могут только чаровники?
– Да, и чаравник можэць зделаць… можэць зачаруваць, ўсё што угодна.
[сделано: лягушки в хате]
Анным [= одним] здзелали, што лягухи не давали жыцця́ [= житья] ў хаце. Сваряць вáрева, выцягнуць из печки, придуць аткудова с рабоци, там пóлна – ихнее, гдзе нада есць, – там лягух палнó. И хадзили аны, гдзе знахарь, и ўсё – и ничóва ни памагли. А хто-та найшоўся адзин, што гавариць: «Паймайце лягýху. Бальшую… Штоб, – гавариць, – ня маленькую – бальшую. И прадзеньце скрозь няё шаршáтку и бросьце… «Шаршатка – иголка бальшая. Вот ета, каторые швейные, – маленькие… Ня шыла, а проста… Штопаюць вот наски или што. У ей в ушке прасторна… Называецца эта иголка – шаршатка».
– Га-вариць: – Прамкнице скрозь яё вот эту шаршатку – иголку…
– Без нитки?
– Без нитки. «И пусцице у хаци. Тада, – гавариць, – яны можуць увайци». И, гавариць [пострадавшие], правда, как пусцили – ни адной лягухи не стало. А так, хадзили па знахарям – ничего не могли зделаць. Эта есць такое, што… проста заколдуюць. Вот напусцили лягух – и што хошь можна зделаць… Ну, щас их мало стало – чароўников, по-моему.
Кровь заговаривать
Кровь лучше всего заговаривать сразу же, на том же месте, где произошел несчаст-
ный случай. Если же пострадавший приходил к Вере Ивановне, она заговаривала
на скамейке около дома. С этим заговором у Веры Ивановны связаны самые непри-
ятные воспоминания. Сосед по неосторожности отсек себе почти полностью кисть
руки; Вера Ивановна заговорила – кровь остановилась. Повезли его в город на теле-
ге (7 км до «большака», а по нему час езды на автобусе). С соседом все обошлось,
но на следующий день из города приехал следователь с потрясенным врачом (ведь
так не бывает, чтобы при подобном ранении не шла кровь!) и наложил на знахарку
непосильный штраф.
Нá море-‘кияне, на острове Буяне| ляжиць белый камень,
На том белом камне – белая лáпина.
На той белуй лáпине| стояла отрáка божа раба Вера.
Расколол тот камень на чатыре угла,| –
С тóго камня ни крови, ни боли, ни вопухоли.
О Господи мой, о Божа мой,| укреплял Ты небо и землю,
Укрепи так Верину кровь| подхрябётную кость.
По сей час, по мой поговор,| на веки веков аминь этуй болезни".
– Три раза пофукаешь, и тоже так… и три раза плюнутъ. На левую
рукý надо, не на правую, а на левую ўсяк.
Вера Ивановна любой заговор повторяет трижды. После каждого раза (и после
каждого стиха, если заговор включает в себя несколько стихов) три раза выдыхает:
«Фу» – и трижды плюет через левое плечо.
От гада [от укуса змеи]
1. "Гад, гад, возьми свой яд,| Змея йи́жу, возьми свою ги́жу [= отёк, опухоль].
Не возьмёце ни яд, ни ги́жу| – я, раба Вера, обжалюся вашему царю. Ваш царь Яр, царица Яреница – Не дадуць вам ни проходу, ни проползу, ни в кусты, ни в субóры*, ни на
мéжи".
*«Суборы – эта каменьня гдзе накладзён кустам... Называецца субор. Бывала ж,
убираешь нивы… и накладáюць каменьня, штоб па всей нивы они не раскациўшы…
Куча каменьня называецца субор. Бывала ж, убираешь нивы… и накладаюць... на снег. Штоб па всёй нивы ани не раскациýшы… Куча каменьня называецца субор».
– Ну вот и так похýкаешь в бутылку – как воду наговариваешь, по-
плюёшь налево, тогда:
2. "Я возьму три медя́ных прути́ни,| Прогоню вас на медзя́ное поле, на медзя́ное моря, –
Ня будзець вам там пропитания| – вы там шшэзнеце, погибнеце.| На веки веков, аминь".
А когда начинаешь говориць, что «гад, гад, возьми свой яд…» от рабы Веры, или там от чёрной корове, али там от кого… во ето (скотине – мазь приговариваецца)... [повторила первый стих]. Фу-фу-фу, тьфу-тьфу-тьфу.
Вот тогда быстро нады… А тогда вот обратно говоришь ў посудзину…над водой (над водой – над той, над которой наговариваешь, – на вадý). Вот тады гаваришь, что «я, атрáка божья раба Вера,| вазьму три медзя́ных пруцини...» [повторила второй стих].
– Это от любой змеи?
– Гад – какой хошь… Эта ат любой, но ещё такий змей... называюцца медзевеки́…медзя́нка… Йим толька, если нада нагавариваць вадý, –ў медзя́най пасудзине. У меня есць патрон такéй. Медзя́ный, мéнный, дак приходзицца. У нас у адных так ужалиў карову… и яны скольки абъездзили [знахарей] – ня лýчшэець и ўсё… Думаю: что такое? Потом вспомнила, что эта нада в меднай пасудзине… Я гаварю ей [женщине, от которой узнала про беду]: «Скажи, пущай придзець, – у меня есць такéй патрон. Мéнный». Янá [= хозяйка] пришла. Как нагаварила у этам патроне, у медным, – сразу палучшэла… Янá [= хозяйка] брáла с патроном туды, а патом принесла [патрон].
– Умывать надо этой водой?
– Ну канешна. Ўлиць у ва что-нибудь, штоб ана астылá, и мыць этай вадой… Ат ўйих, ат эты [= медянок], в прастой пасудзе... не лучшэець...
– А вас змеи не кусают, боятся?
–Ту-у-у, баяцца, – я им не пападаю [смеётся]. Я их сама баюсь.
От грыжи
Это даже у сястре рука балиць, а я ей заговаривала... я дюжа хорошо помню грыжу:
1. "Грызь-грызяница, красная дзявица,| не грызи Веркину косць и мясо, идзи в чистое поле и грызи синий дуб и чёрную ольху. Отрака божей рабы Веры на доброе здоровье.
По сей час, по мой поговор,| на веки вяков амин етуй болезни".
На юге района под грыжей чаще всего подразумевают заболевание, в официальной
медицине обозначаемое как пупочная грыжа; в североневельской же традиции – на-
росты на суставе или кости.
2. "Помолимся, поклонимся Вечерней зари, ранней зари,| красному солнцу, ясному месяцу.
По полю [русцю косцю] не ходзиць,| травы не зъедаць, воды не спиваць. На синем море лежал златый камень,| На златым камню сидзеў Исус Христос, держаў златы ключи в руках.| Как мне тых ключёв не дзержаць, Так рабы Веры| век грызи не бываць.
По сей час, по мой поговор,| на веки вяков амин етуй болезни".
И всё. Во, хороший стих.
– Кусаешь... вот так, кусаць надо [показывает на своей руке]... Да, я платком захинý, так не хочу голое цело… то кусацца надо так: Грызь-грызяница… [повторила заговор, кусая руку на каждое слово].
Пуп [боли в животе] заговаривать
...балесць такая, што балиць и балиць, – исць ничего нельзя... Дак пуп заговариваюць, да… я и сама [умею].
"Святой Абрамий, хвациць ходзиць, хвациць гостиць, – собирай дзяцей су всих косцей,| из-под жил, из-под пáжжил, с буйной голове, с белах рук и со скорых ног. По сей час, по мой поговор,| на веки вяков амин етуй болезни".
...Живот труць вот так, су всих боков, на пуп, ўсё [круговыми движениями, по часовой стрелке, массирует живот ладонями].
От зубной боли
"Святый Анципий, зубный пастырь,| зашшыци и заступи от зубной боли и от ломоты́| отрáка божей рабы Веры. По сей час, по мой поговор,| на веки веков амин етуй болезни".
– Вот ета от зубов. Надо выйци, на камень поставиць [больного]…и ня ў хаце, ня ў хаце, а надо на вулицу выводзиць и так говориць … Поставиць и фукаць на щаку́, и вот ... говориць вот ету.Ну, таперь уже всё переговорила, больше ничо́го не отсталось.
От боли, ломоты́
Этот заговор, в отличие от предыдущих, можно рассказывать самому себе, остальные – должен произносить «посторонний». 3аговор имеет очень широкое применение – практически во всех случаях, когда нет специального; кроме того, – в сочетании со специальными, для усиления их действия (при особо тяжелом течении болезни): «я на такое говорю, и на такое».
Если цéло болиць, если ломиць… косци ломиць, ци што, и голова (вот этым) если болиць, усё рассказываюць:
"Ишёў Исус Христос, стаў на гору́ Сияньскую, видзиць| – там варáчаюцца какие-то людзи.
И сказаў Михаилу-архангелу:– Михаил-архангель, идзи спроси, что они за людзи.
Михаил-архангель пошёў спросиў, что они за людзи.
Они сказали: «Мы людзи неспособные, мы: колóтные, ломóтные, студзёные, холóнные [= холодные], кашлю́тные, кархóтные, листапáнные (*«листапанные – это када лист падаець»). Нас двенадцаць сестёр, тринадцатая – безымянная. Отец наш – Йирад, маць наша – Жунинка,| В море нас родзила, с моря вывела, научила: По свету ходзиць, косци ломиць, тело сушиць».
Михаил-архангел пришёў и сказаў Исусу Христу:|«Там людзи неспособные».
Исус Христос сказаў:– Идзи возьми триста тридзевяць прутóв,| Накажи их триста тридзевяць разóв, чтоб яны по свету не ходзили,| косци не ломили, цело не сушили.
Михаил-архангел пошёл ўзяў триста тридзевяць прутóв,| Пошёў наказываць их триста тридзевяць разóв; А воны́ сказали: «Не наказывай нас». Спиши эту молитву.| Хто её будзець знаць, каждый дзень читать, от того мы отстанем:| от человеку, и от рóду, и от поколения. А я, вотрáка божья раба Вера, приказываю вам идци в синее море:|
Гдзе вы родзились – там и проживайце. Отрáка божьей рабы Веры на доброе здоровье.
По сей час, по мой поговор, на веки веков, амин етой болезни".
*Выделенные слова Вера Ивановна произносит чуть громче, медленнее, тщательно выговаривая каждый звук.
...Над головой [речь шла о головной боли] говори, говори, да, а потомыка: «Фу-фу-фу, тьфу-тьфу-тьфу», яшшо снова говори. Понаговорила – обратно: «Фу-фу-фу, тьфу-тьфу-тьфу» – и яшшо говори, три раза поговори <...> пофукай: «Фу-фу-фу, тьфу-тьфу-тьфу», тогда: «Амин, амин, амин етой болезни».
[применяла этот же заговор от кори]:
Яшшо… с Ленинграда мальчыка привазили… Лячыли дактарá –не палучшэла. Ай, дажэ врачи гаваряць [родителям]: «Папробуйце, у дзяреўне бабки есць – такую балезнь лечаць».
Старуха жила – матка аднóга. И яна прасила там, што, если ана [Вера Ивановна] можэць (тожэ мальчик балеў такой корью), – напишы, мы привязём. Я гаварю: «Неля, не.
Ета как тот, на месце, дак ета – каб што. А ведь с Адэссы приехаўшы, да
не палучшэець? Втарой [раз] я не бярусь, што я вылечу». «Ну, вадицки
дай». Я гаварю: «Нет, такой боли – вадзицки не даюць. Эта тока можна,
если чем смазываць». Яна гавариць: «Ну, нагавари, чем смазываць». Я ня
помню што – или свиного жира принасила яна, или масла несалёнага
каровьего. Так я нагаварила, янá другéй год приехала, гаварила, што па-
лучшэла. Тóму – мазал маслом нагаварённым. Гаварила, што палучшэла
ат масла…
От рожи
Когда краснеет или синеет, распухает и болит какая-либо часть тела. Различают рожу красную и синюю (с нарывами), вторая считается более серьезным заболеванием. Заговор произносится над больным местом.
Яна ж тожэ загавариваецца:
«Целовáя, жиловáя, костянáя, урóчная, Боль-рожа», – што ана можэць с уроков быць… Ат уроков можэць быць. Усё равно эта рожа загавариваецца, ну, а не вадý. Я тожэ… рожу знаю на двае сцих: на такое и на такое гаварю. Ну, я большэ загаваривала:
1. "Ишёу Исус Христос пан через три пóли, и былó три рожи. Одна згибла, другая звяла, третья – совсем пропала. Целовáя, жиловáя, костянáя, урóчная, Боль-рожа, идзи в чистое поля, на сухи́й лес, на сухую папараць [= папоротник], в топýчее болото – {Там краваци цясовые, там пярины пуховые}. Там табе ночь ночевать, там табе век вековать. Отрáка божей рабы Веры на доброе здоровье. По сей час, по мой поговор,| на веки веков, амин этой болезни".
– Три раза фукнуть, три раза плюнуть. {Вот эта раз… А ета ужо –
если другей раз. Другий – эта ужэ другое. Я ўпéред вот ета знала, а патом
после – во ета стала.
А яшшо есць}:
2. "Заря вутренняя (это други́й уже стих подряд), Заря вячерняя, предстань нá помощь отрáка божей рабы Веры (я сама сабе говорю). Рожа красная, рожа синяя, рожа чёрная,
Сочешись, абаймись, и атчахь, и атравь в ету минуту. По сей час, по мой поговор, на веки веков аминь етой болезни".
– ...Что «в поле былó три рожи» – вот так вот проговóришь этот стих, фукнешь, плюнешь, – тогда это как другей стих, что «Заря утренняя, Заря вячерняя...» [повторила второй стих], – и обратно: «Фу-фу-фу, тьфу-тьфу-тьфу». Так вот три раза. И так вот вся.
В некоторых версиях третьей называется рожа белого цвета, символизирующая здоровое тело:
«Ишёў Исус Христос по полю, нёс три розы: красную, белую и синюю. Синюю и красную розу ў зямлю’ зарываю, а белую... Михаилу оставляю… Чтоб Михаила тело было чисто и бело»
От кругов
«Чешется, шелушится… круги такие… такéй ядрéе и лопаюцца – всякое».
...от такéй даже смяшный, значыць:
"Здравствуй, круг, круг, лишай, идзи к свиньям, а хошь – коням сена давай. Цéло очышшай.
Я цебя с цела згоню, с места срушу, чтобы цéло не болело и до веку былó бéло. По сей час, по мой поговор,| на веки веков амин етуй болезни".
«Под сухое» заговариваецца, просто так... Ў óдного мальчыка – з Ленинграда приехали... болели там. Она [бабушка ребёнка] говорыць, что ў яво такий больши́й, как круги́, говориць: «Ето круги́». Послали ко мне. Два раза ён пришёў так, з бабкуй, – поговорила, тогда увидзела, говорю: «Андрюшка, я не сказала: надо третий раз прицци». Он говориць: «Оны уже зажили́».
От золотухи
Глаза или уши краснеют, гноятся.
Ат залатухи... загавариваюць... Такая боль... на целе... Тока загавариваць, а вадý не даюць. Вот вада ат гада, ат глаза и ат испугу. Вот ета вадý. А ета ишшо, вот такие боли, ўсё загавариваюць тольки загавóрам. Их, наабарот, мачыць няльзя... Мачыць няльзя ў такой, каторую корью балиць вроде ўсё цела, нешта гдзе рана. Наабарот, ета меньшэ мачыць
нада тóва. Скарей зажывець, если не мачыць...
"На море, на кияне| сидзиць баба у Йардани. Ана шьёць, вышиваець,| красуху, залатуху принимаець,| да ныне добрага здаровья пасылаець. Шёлкава нитачка, ня рвися,| красуха-залатуха, [или] убярися, [или] сачашыся. (Вот так.) Па сей час, па мой пагавор,| на веки веков амин етуй балезни"...
Вот тожэ так всё – нада фукнуцъ три раза и плюнуць, и снова гавариць.
[о трудностях диагностики; «вогник»; как В. И. начала лечить]
А ведь тоже бываець красуха ( некоторых деревнях краснуху отождествляют с рожей и лечат от нее не только людей, но и поросят), залатуха.
Буваець – у вадной тут дзевачки – как вродзе вогник. Балела тожэ страх, была ўся забалеўшы. Я яе загаваривала ат вогнику – и ўсё равно палучшэла. Как вогник у яе был.
[Мать водила девочку по врачам, мазала зеленкой и разными мазями, но ничего не помогало.] И лицо, и глаз ужэ закрываўся, – вот я не знаю, эта магло быць што – тая залатуха или красуха. Ну, я и гаварю, што, если хошь, я папробую, как вогник, загавариваць… Тагда яна [мать девочки] принясла ка мне, – ана сама не спáла с ёй, и яна [девочка] часала, плакала, – и руки, и цела – ўсё балела. И лицо кóркуй забраўшы. Тагда я
загаварила, и я гаварю: «Завтра вутрам принаси…» Ана [мать] принесла ужо у в абед. Я гаварю: «А пачему не утром?» А яна гавариць: «Я как принесла ат табе, яна как заснула и да сих пор спала... Я паняла, что ей цяперь палу́чшэець...»
А вогник – вот проста забалиць... вот и морда, и тýта за ушами ўсё. И лицо забалиць – вот ета вогник называецца.
– Он красный бывает?
– Ну, ня именна красный. Боль... палопаюцца и баляць – вот называецца «вогник». Ну, етай дзевачке вогник загаваривала… Я тады ещё никому не загаваривала. Я не хацела етава… заняцца етым. Я вот тóе савсим не хацела. Ета мой отец вот етым занимаўся. Ета адна жэн-
щина была пажилая, можна сказаць, старая… Всё как ён приедзець, так ана: «Уй-уй, Ваня, што, наўчы яе, наўчы, што мы будзем хадзиць там… Асобенна там ат гада, ат глаза…» Ну, раза два: «Ваня, ци научилась?» – «Не». Патом ваду эту ён научыў мене даваць. А загавариваць – эта не. Вот яна меня сильна заставила, што ужэ, научы яе… Ну, а што он научыў – я всё адно никóму не гаварила и не загаваривала.
От вогника
Ну, тот вогник, ета ж так. Там нада... у печке затапля́ць, штоб штонибудь гарела... и шло ў трубу... три раза гавариць этат сцих, па три раза прагавариць...
"Агонь, агонь,| бяри Верину боль,| няси пад нибяса, а Веры атстанься здаровье и краса.
Па сей час, па мой пагавор,| на веки вяков амин етуй балезни".
*(Некоторые этнофоры обращаются к огню также и при лечении рожи)
Три раза нада фукнуць на левую руку, три раза плюнуць и снова этат
сцих вот так три раза прагавариць.
– Над больным местом надо говорить?
– Да. Имя нада называць.
– А над больным местом нужно рукой водить?
– Нет, проста так паху́каю. Как прагаварю этат сцих, так три раза фукнуць тольки так: «Ф, ф, ф, тпф, тпф, тпф», плюнешь на левую руку́ три раза и абратна начинаешь гавариць.
– А девочка [больная] рядом с вами сидит?
– А дзевачку сажý на левую руку́... Не, на правую руку́. А на левую руку́ пляваць нада... Перед агнём вот... Печь гариць, а перед агнём сесць вот так и гавариць.
[Как научилась лечить от «вогника»]
И тада эту ваду́ давала [лечила заговорами, нашептываемыми на воду], а вот ета, што боли – от ета няскора развилося... Давала ў дзяреўни ваду́ – ат гада, ат зглáзав... ўсяка. А патомыка ка мне [односельчане]:
«Эта, наверна, так, не ’т цябé...» – аш выругаюць меня удоль и паперёк, а патом ка мне за помащью. А после – будта нада што-та имець – што вот ты ж памагла мне. «Не, эта так, што-та булó, ета ни ’т цябе палучшэла».
Ну ужэ и мне грех, я паклялась на иконы, што таперь никаму ничóга не буду… Помащи никакой, штоб не хадзили ка мне. Я год не давала. Ни вады, ничóга, я: «Не хадзице», загавариваць я тады не загаваривала. А тáмака вижу сон, што ... идзéць жэнщина, и так балеець дзевачка – ўся у камок забрáўшы. И гавариць на мяне: «Загавари ты боль яё – вот ету дзевачку мене».
Я гаварю: «Не,я загавариваць не загавариваю, тока вады давала раньшэ, таперь не даю
ваду́». Пашла ета: «А мне, – гавариць, – паслали к табе». Ушла. Тады идзець другая жэнщина ды гавариць (ета я так сон вижу):
–Ты загаварила дзевачку, што я жэнщину к табе пасылала?
Я гаварю:
– Не.
– А чаво?
А я гаварю:
– Я и загавариваць ня буду, я вадý давала раньшэ – таперь не даю.
– Пачаму не даёшь?
– А мне многие ругаюцца; хошь и помащь дашь, а скажуць: «Эта не ’т цябе, ано само палучшэла».
Ну. Тагда яна гавариць мне:
– Им за ета грех будзець, а табе будзець – што ат Бога дастойна. Вадý давай и загаваривай. И вадý загаваривай. Ета табе грех – што ты можэшь помащь даць людзям и ета не дзелаешь. Вот ета я гаварю, што давай. И вот дажэ ету дзевачку, каторую привадзила жэнщина...
Я гаварю:
– Я ня знаю, как загавариваць.
Ана гавариць:
– Эта, што привадзила дзевачку, нада загавариваць так... [заговор от вогника см. выше]. Вот етуй дзевачке ты б так пагаварила – и ей бы сразу палучшэла. И я тады ўсё равно ш не рассказывала никóму, што я вот сон такéй видзела. Ну, ваду я стала даваць ужо... А пра такую боль я годов семьникаму не гаварила. Вот пака тая дзевачка балела [В. И. перед этим рассказывала, как лечила родственницу этим заговором], думаю: нада папробаваць, мене ж у ва сне вот тая гаварила, што загавариваць.
– И вы запомнили?
– Я, ета я запомнила, нéчева. Што ва сне. И вспомнила, и запомнила. Вот тада я тýю у пéрвую; помню, тую [родственницу] загаварила, и сразу так палучшэла ёй. Ну, тада ужэ памаленьку стала кой-каму загавариваць, там и круг гавариць...
От волоса
Волас не загавариваюць, волас нада выливаць вадой... эта нады калосья ржанова. Связаць пяць пучков па пяць коласóв. Вот пяць связаць каласов умéсты, и пяць, и яшо пяць – да двадцаци пяци. И класць еты калосья у места, тады дзяржаць умесце и... нада лиць на калосья и дзяржаць тую рану. Ну, ета ўсё равно какой, так ета жэ (рана кагда) как-та
працивна. Ну. Эту вадý нада цёплу-цёплу, эта жарка нагряваць... калосья дзяржаць у руке... вот тые пучки.
– А больной сверху руку держит?
– Руку или ногу, а то палец... Вадý льёшь с больного места на колосья. Вот я дажэ и забыла што. Или на рану льёшь, навернае, или калосья сьверху. Вот тожэ забыла. Или сьверху калосья, на калосья льёшь.
И гавóрицца, што:
"Волас чёрный, волас рыжий, волас русый,| выхадзи на колас".
– Вот так гаворицца тожэ три раза, и льёшь. И льёшь, и гаваришь...
Тады эту вадý нада пускаць низка и нясци куды-нибудь выливаць, штоб ана была нижэ за калéна, – низка нясци и гдзе-нибудь вылиць у такое места... што мала там ходзюць... ну, хошь, гдзе пастройчины, так гдзе-нибудь, што там нихто ня топчецца... Вот так. Да. Ну, волас мáла [говорить], я дажэ лучшэй, если хто прихадзил, гаварила:
«То няхитра, сами и папробуйце выливаць»; што эта рана, балиць, – как-та працивна, знаешь, ня дюжа магу.
От сглаза [заговаривается вода]
(1) "Царица-вадзица Христова, восточницка, кацилась, валилась с ўсходу и с западу,
мыла, аммывала усё, што на пуци тваей табе пападала: крутые беряга, шэраи каменьня, белаи <...> кареньня, {аммывала уроки-прароки (ну, пусць как я сама сабе гаварю) у рáбы
Веры} очисци, оммый отрáка божей рабы Веры от карего глаза, от синего глаза, от чёрнага глаза, от старых стариков, от седовы́х людзёв,| от молодух молодых, от красных девушек...
Очисциць и оммыцца отрáка божей рабы Веры".
Тогда:
(2) "Уроки, идзице на синее моря.На синем море – огромный востров,| той востров – зелёный сад. По саду парень с дзевицей гуляець,|по золотому блюдечку сахарный яблачек катаець, уроки принимаець,| доныне доброго здоровья посылаець".
Ну, нада тады фукнуць у пасудзину три раза и плюнуць на левую рукý. <...>
Тады:
"Па сей час, па мой пагавор,| на веки вяков аминь етай балезни…"
Тады:
(3) "О Госпади мой, о Госпади мой, о Боже мой,| услышь меня па ета. Слава Твая и цьвярда, и кряпка, и вярна (*в первый раз произносила: «Слава Твоя свята и кряпка, и вярна».),| Как зéмля цьвярда, как камень кряпка, как неба вярна. На веки вяков амин (етай балезни).
Тагда вот яшшо тут сцих – я кагда гаварю, кагда не гаварю:
(4) "Саввий Вы́шынский, Ахрем Перéченьский, Якав Барави́ньский, Антоний Римский,
Троица-троеру́чица, Варварéя-мученица, Ачысциць, аммыци, предстаньце нá памащь [=на помощь]| отрáка божей рабы Веры".
[Вариант первого стиха]:
Ета адно и то жэ, ўсё равно какéй. Я магу и на такой, и на такой гавариць. Раз гавóрицца адный сцих. Ета адно и то жэ. Если тот гаваришь – эта не нада гавариць. Той гавóрицца, што:
(1а) "Царица-вадица по марю гуляла, аммывала крутые биряга, шэрая каменьня, белая кареньня, аммывала уроки-прароки у рабы Веры: Встрешные, пуперешные,| зáвис[т]ные, радас[т]ные,| и спéреди, и ззади, начны́е, палуначны́е, часавы́е, палучасавы́е. Ат шэрага глаза, ат карега глаза, ат чёрнага глаза, ат синега глаза ачысциць, аммый, предстань на памащь рабы Веры.
[Дальше повторила стихи (2)–(3).]
От шалости [=бешенства]
А тамака слава какие-та... Переварóтные. Пишуць, ета писáць нада:
"Келярóн, селярóн,| Жыли-были ў мире яд,| атстанься там".
Вот нада написáць три бумáжыни... Написáць и даць вот на адзин приём. Тада яшшо и другéй раз будзець – етым многа разóв нада даваць, тые выписки. Ета называюцца «вы́писки»... сразу три бумажыни закатаць – хошь у мяса, а хошь у калбасу – штоб зъеў бы.
– А если человека укусит, ему тоже можно это есть?
– Можна исць, да я ужэ не знаю. Челавеку, я думаю, нада на укол хадзиць. А сабаку не павязёшь. А нашэва сабаку пакусали. Вот тады давали. Ну, наш не ашалéў... Нашэму – прайшло...
[чтобы девушка не вышла замуж]
Говорили, если пасватаюць нявесту, да аткажэць нявеста, и пайдзець тады жаних, выйдзець, да голай попуй дверь закры́ець, – такая нявеста ня выйдзець замуж никагда… Вот, приехаў у сваты́… к нявесце, жаних. Нявеста атказала… Кагда ён выйдзець – дьверь ня будзець руками закрываць, а вазьмець да голай жо… Задницуй. Штаны зги́нець и закры-
ець дьверь, тады, гавариць, ана никагда замуж ня выйдзець. [К девушке сваты не ходили.] …Тада ўсё гаварили, што к ёй приежжали какие-та, навернае, хто-нибудь голуй задницей дьверь, видна, закрыл.
Северобелорусский сборник обрядов.
