Медицинские заговоры (профилактические и лечебные).

Несомненно, здоровье — одна из самых распространенных областей приложения магии. Заговор на здоровье, связанный, как это часто бывает, с магическим объектом, упоминается в главе 5 постановлений Стоглавого собора (1551): проскурница обвиняется в том, что берет деньги на проскуры за здравие или за упокой. Она «спросит имени о здравие и над проскурою сама приговаривает, яко же арбуи [колдуны] в чюди».
   
Чаще всего общую защиту от болезни обеспечивало ношение амулетов, однако известны и более изощренные способы. Один из них — опахиваше (опашка). Более всего оно было распространено в центральных и южных регионах, обычно его совершали во время чумы и иных эпидемий женщины деревни (при этом, как правило, особо выделялись целомудренные девушки). Они выходили простоволосые и распоясанные, в белых рубахах или совершенно обнаженные, в полночь (иногда на утренней заре) и, двигаясь против солнца, вспахивали вокруг деревни борозду, которая должна была остановить эпидемию. Беременная женщина шла в обжах (оглоблях) сохи, старая дева правила сохой, вдовы сеяли песок в борозду, возглашая: «Когда песок взойдет, тогда к нам смерть придет». Все участницы обряда должны были кричать ( «Приходи вчера!»), петь, ругаться, производить всяческий шум.

Если процессия встречала какое-то живое существо, его считали воплощением чумы и убивали. В некоторых случаях ритуал прямо требовал убийства мелкого животного. Сообщается даже о случаях человеческих жертвоприношений. Детали обряда варьировали в зависимости от местности; по одному из вариантов, обряд совершали девять вдов и три девственницы в рубахах.
    Вариант, зафиксированный в 1925—1926 годах в Можайском уезде Московской губернии, представляет собой ежегодный обряд для защиты скота. В полночь накануне Троицына дня (считавшегося женским праздником) деревенские девушки в белой одежде (которую прежде специально изготавливали для этого случая), с распущенными волосами, босые, собираются и, взяв соху или плуг, в сопровождении нескольких парней с пастушескими кнутами выходят за деревню.

Девушки впрягаются в соху или плуг и тянут, парни идут по сторонам. Процессию, двигающуюся в молчании, возглавляет одна из девушек или вдова с иконой. Вывороченную землю убирают. На перекрестке пропахивают крест, кладут в середину ладан, кусочки хлеба, ветки березы. Парни затем кнутами бьют землю, и процессия двигается дальше, пока не вернется к исходному пункту. Среди деревни громоздят плуги, сани и что попадется — это называется «строить новую деревню». После опахивания девушки гадают о замужестве.
   
В дальнем северном районе Заонежья бытовали два варианта ритуала. В первом случае в обряде участвовали две обнаженные вдовы, они трижды обходили деревню, держа в каждой руке петуха и черную кошку (затем их зарывали живыми близ деревни); во втором — три вдовы на заре обходили деревню с иконами и серпами.
   
Болезни, а также опьянение и похмелье (господи хмель) в заговорах часто персонифицируются, как, например, в случае с трясавицами — лихорадками, дочерьми царя Ирода; известно несколько заговоров от них. Заговоры, собранные в сборнике Л.Н. Майкова под номерами 103-115, свидетельствуют, что лихорадок — «дочерей царя Ирода» могло быть от семи до тринадцати; заговоры обращены к царю Давиду, заключившему Иродовых дочерей в каменной горе (№ 113), св. Тихону, св. Пафнутию, вечерней звезде. 

В заговоре № 104 из сборника Майкова конкретизируются три способа употребления данного заговора:
1) если больной грамотен, он должен, выучив заговор наизусть, тайно читать его по тринадцать раз в день, причем он клятвенно обязуется никогда не раскрывать его;
2) если больной неграмотен, знахарь сам читает заговор несколько раз в день, взяв с больного клятву держать услышанное в тайне;
3) знахарь пишет заговор на бумажке, сворачивает ее и велит больному носить на шее, никогда не разворачивая (по окончании лечения амулет возвращают знахарю). Еще один способ: пекут двенадцать пирожков, завязывают в платок и оставляют на перекрестке, приговаривая: «Вот вам, двенадцать сестер, хлеб, соль, полноте меня мучить, отстаньте от меня». Затем уходят так, чтобы никто не видел.
   
В других заговорах болезнь также персонифицируется в женском образе (как в древних амулетах с Соломоном), причем к духу болезни обращаются как к матери, сестре, тетке, старухе, другу и даже желанной гостье. Элемент эвфемизма или табуирования может доходить до называния демона сложным именем с отчеством: корь может быть Царевной Васильевной, оспа — Оспой Ивановной (или Афанасьевной). Часто от болезни избавляются с помощью универсального приема: отсылают ее в другое место, в другой объект или животное.
   
Зубная боль — одно из распространенных заболеваний, от которых не существовало других средств. Многочисленные заговоры от зубной боли обычно содержат сравнения с камнем, мертвецом, месяцем, крестным древом. Часто призывается св. Антипий (Пергамский), приводятся свидетельства мертвецов, которым задают вопрос, не болят ли у них зубы. Встречается обращение к Иоанну Предтече (хотя чаще всего ему жалуются на головную боль — поскольку у него самого была отсечена голова).

Вот типичный заговор, который следовало наговаривать на воск три вечерние зари подряд: «На море Океане, на острове Буяне лежат тридцать три мертвеца, у них зубы век не болели; так не боли они и у раба (имярек)».

Еще один заговор: «На море на Кияне, на большом острове на Буяне стоят три высокия дерева, а как первое то дерево Петрий, а второе то дерево Хитрий, а третие дерево Кипарис; под ними лежит заяц; ты, зубная боль, к тому зайцу переселись».

Этот краткий заговор замечателен тем, что в нем содержатся и формула волшебной сказки, и отсылка к апокрифу о трех деревьях, из которых сооружен крест, и такой фольклорный персонаж, как заяц, и персонификация зубной боли. О том, что заговоры, записанные в XIX веке, существовали издавна, свидетельствует заговор с призывом к св. Антипию. Он фигурировал во время процесса против Федора Шакловитого (1689) как улика против колдуна, якобы пытавшегося «испортить» молодого царя Петра. В нем св. Антипий посылается на тот свет: «Как у мертвых не болят зубы, так чтобы и у раба Божия не болели и не ломили и не пухли. Во веки веков. Аминь».

Молитва к апостолу Павлу об исцелении от укуса змеи (здесь очевидна связь с эпизодом из Деяний Апостолов (Деян 28:1-8: Павел и змея) также носит апокрифический характер и известна в разных культурах[78]. Русская молитва, подобно многим другим апокрифическим и мелким магическим текстам, восходит к греческому прототипу через южнославянские версии. Русские версии могут включать voces magicae и предписания записать молитву на хлебе (воде), а затем съесть (выпить). 


Характерно, что змеиные «цари» и «царицы» часто называются поименно. В XIX веке собиратель белорусских заговоров отметил, что один из его информантов отваживался лишь шептать заговоры на отдаленной лесной поляне и беспрестанно оглядывался по сторонам, опасаясь, не слушают ли его змеиный царь Ир и царица Ирица. Аналогичный украинский заговор: «Заклиная вас, гадюкы, именем Господа нашего Иисуса Христа и св. велыкомученыка и побидоносця Георгия и всимы небесными сыламы. Заклынаю тры царыци: Куфию, Невию и Полию, щоб не вредылы (старцу или младенцу по имени) волосом (цвет волос)». Потом читают молитву: «Пресвятую Троицу» пять раз и «Отче наш» семь раз; если змея очень ядовита, то читают заговор три раза.

Змеиная царица Невия из этого заговора фигурирует в нескольких магических контекстах: она также одна из трясавиц — дочерей Ирода (персонификаций лихорадки). В русском заговоре от змеиного укуса, записанном в XX веке на Дальнем Востоке, на море-океане на острове стоит яблоня о двенадцати корнях, на той яблоне три деревянные кровати, на тех кроватях три подушки. На тех подушках лежат три старшие змеи:первая Шкурапея, вторая Полюха, третья Люха. Далее призывается Люха, чтобы она уняла своих прислужниц ядовитых, болотных, подколодных, подзаборных и т.д.

   
Чтобы остановить кровотечение из носа или изо рта, на клочках бумаги делали надписи (в виде беспорядочно расположенных букв), помещали их на груди или лбу пациента. В одном случае надпись сделана кровью, и приписка велит тому, кто не верит в силу заговора, написать его на ноже, который следует вонзить в животное: кровь не прольется. Южнославянские версии известны с XIV века, позднее появились русские редакции. Приводятся и другие заговоры и молитвы, которые следовало читать над больным, например с мотивами трех ангелов (трех девиц) у Иордана, со словами «хинен, эгин, мантис» (или другими греческими словами, названиями рек, обычно четырех райских рек). Имеются заговоры, в которых упоминаются буквы, написанные на ногтях больного.
   
Любопытный заговор, в котором нет христианских элементов, предписывает пойти в лес, найти рябину, исполнить ряд ритуальных действий и написать челобитную царю Мусайле, главному лешему, чтобы узнать, за что раб Божий (имярек) «испорчен». Если царь Мусайла не ответит, ему угрожают, что придут стрельцы из Москвы и Новгорода и казаки с Азова и срубят его, оставив один пень.
   
Очень распространенный подтип медицинских заговоров — на излечение раны. Постоянный мотив здесь — обращение к Богородице с просьбой зашить рану. Вот типичный пример: «Аминь. На мори на Окияне, на острове на Буяне лежит камень; на том камне сидела Пресвятая Богородица, держала в руке иглу золотую; вдевала нитку шелковую, зашивала рану кровавую; тебе, рана, не болеть и тебе, кровь, не бежать; аминь».
   

Заговор XVII века для избавления от пьянства содержит требование пойти к могиле, к «незнаемому мертвецу», открыть гроб и сквозь саван продеть иглу, затем процедить воду сквозь саван и игольное ушко с заговором: «А ты, усопшей, сколько времени лежишь, и сколько хмельного не пьешь… так бы мне… хмельного пития не пити… ни хотети, ни зрети, ни слышати, ни подумати до гробовой доски». Затем следует выпить воду и снова закопать умершего.
Использование трупа в позитивных целях контрастирует с другими описанными некромантическими практиками, но имеет параллели в английских поверьях.

Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/lechenie-zabolevaniy/116/lechebnye-zagovory/1946/