Языческие обряды и заговоры

Казанские татары, кроме предписываемых мохаммеданством обрядов и заговоров, имеют еще и другие обряды и заговоры - языческие, и я заметил, что посредством совершения некоторых языческих обрядов - именно тех, о коих сообщу ниже - они надеются избавиться от следующих болезней: - холеры, скотского падежа, оспы, сглаза, боли в животе, водянки, лихорадки, бешенства, случающегося от укушения бешеною собакой, и от так называемой “сучьей титьки”. Кроме того, посредством этих обрядов, они умилостивляют или прогоняют без разговоров и побеждают враждебных им баснословных существ, мертвецов и вообще стараются избавиться от несчастья. К этим же обрядам прибегают по домогательству чего-нибудь выгодного и полезного в их хозяйственной жизни.

Я успел записать лишь немного подобных обрядов и заговоров, отчасти и потому, что обряды таковые со дня на день все более и более выводятся, вследствие влияния мохаммеданства на жизнь наших татар, и заменяются изобретаемыми мохаммеданством; но и то, что я записал, кажется мне весьма не лишним в научном отношении.

1. Когда явится холера, или скотский падеж, кругом деревни обходят с плугом. Мужчины и женщины здесь не участвуют, но только незамужние девушки, у коих в это время, голова бывает раскрыта; они одеваются в самую лучшую, праздничную одежду, распускают себе волосы, подпоясываются новыми платками я запрягаются вместо лошадей в плуг. Не знаю однако, сколько для этого нужно девиц. У всех в руках бывают кнутья.

Участвуют здесь еще старухи. Одна старуха едет впереди верхом на помеле; волосы у нее также растрепаны. Другая старуха держит ручки плуга, гайкает, бьет девиц и правит ими, как лошадьми посредством вожжей. Третья старуха едет сзади также на помеле. В это время никого не пускают в деревню и осмелившегося въехать забьют до смерти; равным образом и из деревни не выпустят никого.

Надеются, что холера убежит, и падеж скота прекратится от такого противного и страшного зрелища. В начале лета, когда в первый раз нужно выгнать в поле скот, то для предохранения его от падежа, в день выгона делают татары в земле ворота и прогоняют через них весь скот; туда же и люди проходят. Это называется “прохождение сквозь землю”. Говорят: к прошедшему через землю скоту не прикоснется зараза. В этот день не оставляют старого огня и старой воды.

Для точного исполнения обряда посылают нарочного с приказанием, чтобы по всем домам был затушен старый огонь и вылита была старая вода. Потом весь мир собирается на одно место, и потерши дуб о дуб, добывают таким образом огонь. Всякий берет от этого огня. Это называется изведение “нового огня”. Потом воду берут из водных вместилищ отдельно, смотря по нужде. Когда случается скотский падеж, то запирают новым замком губы первой падшей скотины и зарывают ее в полевых воротах, веря, что мор непременно прекратится.

2. Чтоб оспа на ребенке была легче, делают следующее: дают белую утку или белого гуся в подаяние бедняку, а потом, когда дитя начинает выздоравливать от оспы, варят кашу, которая и называется чячяк-буткасы (“оспенная каша”): иначе, думают, оспа будет тяжела. Этот обряд, по-видимому, делается для умилостивления чячяк-анасы (“оспенной матери”) и чячяк-ияси (“оспенного хозяина”), кои заседают будто бы в больших оспинах.

3. Детям, для предохранения их от сглаза, татары делают на лицах черною или голубою краскою марушки, - в том рассуждении, что, дескать, глаз взглянет прежде не на лицо, а на марушку, и не подействует на здоровье ребенка. Кроме того, ребенку привязывают каразиево семя (семя черновки) в мешочке, и опять для того, чтобы кто не сглазил его, - Споласкивают дверную ручку или скобу водою, и обмочив в воду утиральник, трут им ребенку лицо. - Наконец, чтобы кто не сглазил ребенка, привязывают ему частицу можжевелового дерева. - А если татарин чего-нибудь сильно испугается и захворает, то куркулык куялар (буквально: “кладут испуг”), то есть выливают растопленный свинец в воду, и кургашин (свинец) (1*) в воде принимает разные формы, иногда, по уверению татар, даже образ человека. Потом вылившуюся фигуру подвязывают испуганному и верят, что болезнь пройдет. Из последних двух фактов нельзя не видеть, что хворь производит не “сглаз”, а джин (злой дух), который боится можжевельника, и как увидим ниже, топора, и по-видимому, еще свинца: стало быть и все действия обрядные употребляются здесь татарами к тому, чтобы обессилить зловредное влияние на их жизнь баснословных джинов относительно сглаза.

4. Когда татарин пьет воду из ручья, озера или реки и почувствует внутри боль (что очень возможно в летние жару, когда рабочий люд рад холодной воде, может быть - даже по своему содержанию и без того очень вредной), то говорит: “вода видно меня держала”, и потом в воду, где пил, пустит яблоко или желток яйца, будучи уверен, что боль пройдет; или же он берет в горсть траву, бросает ее в воду и говорит: “Да не удержит меня вода”. Я здесь вижу остаток, с одной стороны, древнего боготворения татарами водной стихии, а с другой - умилостивление ими водных баснословных существ.

5. Если татарин пухнет, его поят можжевеловыми ягодами - это в самом деле полезное лекарство против водянки - и джин, виновник опухоли, убежит: видно, по мнению татар, ему противен можжевельник!

6. Через страдающего лихорадкою татары проводят медведя, веря, что лихорадка, испугавшись зверя, убежит. Надевают еще на лихорадочного медвежью или волчью шкуру, кладут в пазуху, во время трясения, кожу змеи, и все это для прогнания лихорадки.

Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/knigi-i-statbi/128/yazycheskie-obryady-i-zagovory-tatar/1583/

Мифические существа

Вообще татарские баснословные существа, кажется, удобно можно подвести под следующие два отдела:
1) существа, обитающие в воде, и
2) существа, живущие на суше.

К первым я отношу следующие баснословные существа: су-бабасы, су-ияси, су-анасы, юха; а ко вторым: убыр, албасты, уряк, бичура, уй-ияси” абэар-ияси, чячяк-анасы, чячяк-ияси, шюряли, джин и диу-пэри. Рассмотрим прежде баснословные существа, стихия которых вода.
1) Под именем су-бабасы татары разумеют живущего в воде (по собранным мною сказкам именно в озере) повелителя воды, водяного деда. Но ни в одной сказке не видно, чтобы дед этот выходил когда-либо из воды и относился к людям непосредственно; на это у него, как видно, есть родственное ему существо, вроде слуги, докладчика и исполнителя его повелений, это -
2) Су-ияси (то есть “водяной хозяин”). В одной из записанных мною татарских сказок, су-ияси является татарину в образе бойкого мальчишки, посредника между татарином и своим повелителем, водяным дедом, - и образе посредника глуповатого, трусливого, неопытного, не знающего хорошенько татарина, но более сильного, чем татарин и менее, чем медведь. 3) Су-анасы, как показывают сами слова, есть существо женского пола, ибо по-русски означает “водяную мать”.

Так как у татар нет более имен водяным существам, исключая юхи, неродственной по своему происхождению описанным сейчас, и так как, по словам татар, сказанные существа родственны между собою, то я заключаю, что су-анасы есть мать су-ияси и жена су-бабасы. Еще надобно заметить, что су-анасы бывает иногда видима нечаянно подошедшему к воле татарину в образе женщины, чешущей себе гребнем волосы - видима и днем и ночью. Больше ничего не могу о ней сказать; замечу только, что в рассказах слово су-анасы татары часто и по произволу заменяют словом су-ияси.

Разумеется, не могло быть этого в старину; иначе к чему два слова для одного понятия? Впрочем, что касается до того, что, .по понятиям татар, баснословные существа исполняют брачные обязанности - это несомненно и докажется и моими исследованиями, кои сообщу ниже, и чувашским баснословием, допускающим между богами мужей, жен, детей и проч. Чуваш потому мы должны иметь здесь в виду, что они так же, как татары, тюркского происхождения.

4) У всех известных народов змеи служили и служат предметом баснословных сказаний; так и у татар. У них баснословие о змеях является со следующими чертами: все змеи бывают черного цвета, исключая князька их (джилан-падшасы), который белого цвета. Черные змеи злобны в отношении к татарину, а белый благоволит ему, и сверх того, имеет дар предвидения и предсказывания и пользуется им во благо татарина. Кроме того, кожа змея вообще прогоняет будто бы лихорадку. Если змей (джилан) проживет сто лет, то состарившись превращается в дракона (аждага). Сверх того, дракон живет на свете ни больше, ни меньше как тысячу лет и совершенно не водится в татарщине. Куда же девается столетний, только что превратившийся в дракона? - Его подхватывает облако, несет на морской остров и здесь бросает.

Татары уверяют, будто бы в то время, когда дракон несется по воздуху, в облаках бывает даже видно, как он бьет своим хвостом и волнуется. На острове, по прошествии тысячи лет, дракон превращается в юху-девицу. Превратившись в юху, дракон может принимать на себя различные чувственные образы и в них являться татарину, чтобы всячески вредить ему; между прочим он принимает иногда образ девицы необыкновенной красоты, которая расчесывает себе волосы, сидя на берегу озера. Превратившись в девушку, юха может сделаться женою, может выйти замуж. При этом муж непременно пламенно полюбит свою супругу; но вместе с тем будет все более и более худеть. Вот что такое юха-кыз, юха-девица! Но вот вопрос: может ли татарин как-нибудь узнать, что вместо женщины-человека он женат на юхе-девице? - Может, и вот каким образом:

1) у юхи всегда выходит самый дурной запах изо рта;
2) юха никак не может обойтись без воды;
3) у юхи не бывает пупа, и наконец
4) impossibilis est virilis pudenti erectio coiti causa corporei.
Но имеет ли татарин, женившийся на юхе, средство избавиться от юхи, притом не подвергаясь опасности быть съеденным этим чудовищем? (Конечная цель брака юхи с татарином и состоит в том, со стороны юхи, чтобы съесть татарина, если последний поддастся на обман). Не знаю, имеет ли.

Это совершается так: “дочка, - говорит старуха гостье, - пошвыряй гребнем в голове - что-то чешется”. И когда гостья открывает старухе голову - о чудо! видит, что вся голова ее унизана жемчугом, камнями драгоценными, золотом, серебром. Разумеется, честная не увлечется, по мнению татарских сказок, таким головным убором; но корыстная всегда набьет себе драгоценностями пазуху и карманы. Но то и другое не скрывается от убыр-старухи. “Дочка - говорит убыр гостье, - потешь меня: попляши!”

Понятно, что у воровки, во время прыганья, все вылетает. Старуха со злобой обличает гостью в воровстве и отнимает свою собственность. Но этим дело не кончается; убыр-старуха делает своей гостье новый искус. “Посмотри-ка, дочь моя, в бане у меня в печи сушился солод; не высох ли он?” Гостья отправляется, и вместо солода, находит в печи, в большом корыте, кучи драгоценностей. Честная, разумеется, опять устоит против искушения; а жадная, позабыв о первом обличении, опять ворует. В избушке опять пляска - и опять обличение воровки.

Я забыл еще сказать, что гостей своих, людей, убыр-старуха угощает притом и человеческою пищею. Далее следует награда за добродетель и наказание за порок. Это происходит так: за добродетель убыр-старуха дает гостье зеленый сундук; а за порок жадной до богатства дает сундук черный. И той, и другой запрещает она смотреть в сундук прежде прибытия в свой дом в деревне.

Та и другая исполняют волю старухи. Той и другой, в родном селе, выбегают с лаем собаки навстречу, но не одно и то же выкликают. Первой выкликают: “умирать ушедшая сестра, обогатившись возвращается, вау! вау!” Второй кричат: “обогатиться пошедшая сестра, умирая возвращается, вау! вау!> И в самом деле: первая находит в зеленом сундуке драгоценности, а вторая - змею, которая мгновенно выскакивает из сундука, бросается на нее, и обвившись вокруг шеи, удушает. Если посетивший старуху-убыр сбился с дороги и обратится к ней с просьбою помочь горю, та дает ему волшебный клубок и велит покатить по земле, и потом за ним идти. Клубок всегда доведет заблудившегося куда следует. Чуваши своему вобуру, по Сбоеву, приписывают скрадывание и поедание месяца; но не видно, чтобы татарский убыр, доходил до такой способности и смелости.

2) Албасты (от эль-“рука” и басмак - “давить”: существо, давящее кого-либо рукою; или от алт - “перед” и басмак - “давить”: существо, давящее перед, то есть грудь). Это баснословное существо, подобно русскому домовому и татарскому убыру, наваливается на татарина и давит его во время сна, и кроме того, по поверию татар, пьет при этом из сердца кровь. Странно однако, почему воображение татарина не отнесло кровожадность исключительно к убыру, получившему очевидно свое имя от зверя, который в самом деле нападает на людей и больших зверей, прокусывает им кожу и высасывает кровь.

Правда, мы сказали выше, что убыр угрожает съесть гостя, но не по кровожадности, а по досаде, что гость не дал салям. Следовательно, не кровь составляет пищу убыра. Кстати замечу: в переносном смысле, татары называют убыром человека работящего и проворного, а именем албасты обзывают неповоротливого и лентяя. Почему это?

3) Уряк (от урмяк, “дуть”). Так называется баснословное существо, являющееся татарину где-нибудь в лесу или на дороге над умершим насильственною смертью. Его видит прохожий татарин, по поверью, в образе человека или копны, переваливающейся и идущей вперед. Также рассказывают татары, что уряк может преобразиться в облако. Если бы прохожий татарин и не увидал сразу на пути мертвое тело, то раздирающий клик уряка непременно обратил бы его внимание на это тело. Если при этом человек захотел бы на видимого издали и кричащего уряка посмотреть вблизи, то уряк сделался бы невидимым. Из страха увидать непонятное и таинственное существо и слышать его раздирающий душу голос татарин всячески остерегается наткнуться ночью на пути на мертвое тело. Когда татарин слишком чего испугается, он говорит: “мой уряк поднялся!”

Видно, что уряк имеется у всякого татарина. Так как в настоящее время для выражения слова душа татары употребляют чужое, персидское слово джан, а как однако слово уряк - татарское, может происходить от татарского же глагола урмяк - дуть, то с достоверностью можно заключить, что в баснословии об уряке сохранились еще доселе некоторые домусульманские понятия татарина о человеческой душе.

4) Бичура у татар то же, что у русских простолюдинов - кикимора. Она не причиняет никакого существенного вреда татарину, но сильно и на разные лады беспокоит его ночью: кричит, играет, смеется, шутит, спящего перетаскивает с места на место; вещи, положенные в одно место, прячет в другое, У татар о ней имеется поговорка: “куда делась эта вещь; не бичура ли украла?” Если закроют трубу, ночью она откроет, и вообще шалит. Как попадает в дом бичура? Татары об этом говорят вот что: она попадает в дом тогда, когда татарин долго не кладет в нем печи, а потом переходит в него на житье.

Теперь остается рассказать еще о двух баснословных существах - джине и диу пэри. Замечу прежде всего, что сейчас исчисленные существа не вполне порождены беспокойным воображением татарина: они принадлежат персам и через мусульманство, принявшее их в свое миросозерцание от арабов, дошли и до ведения татар. Я, разумеется, не стал бы говорить о них, если бы в сказаниях о них не виден был оттенок чиста татарский; мусульманское здесь так незначительно, что догадливый читатель сам усмотрит, в чем оно выражается. Итак, буду продолжать.

9) Джин сам по себе не есть существо бесполое; но может сожительствовать татарину или татарке в образе мужа или жены. Кроме того, джин бывает видим татарину в образе собаки, кошки, змеи, и тот татарин, который увидит джина, начинает хворать нервическою какою-нибудь болезнью, ночью будет бредить или получит водянку. Однако татарину увидать джина случается очень редко, и то нечаянно, ибо сами джины бегут от него. Но много джинов шляется на дорогах в виде слепых, хромых, и притом еще невидимо: вот если татарин заденет как-нибудь нечаянно такое существо, то такой бедняга джин непременно должен будет войти в татарина.

Татарин будет страдать, да и джину не легче, и он непременно сам захворает. Другие представляют джина каким-то неотвязчивым существом, которое не только не бегает от татарина, но даже неотвязчивость свою простирает до того, что поваживается по ночам навещать татарок, и когда они спят, ложится подле них и обращается с ними так, как можно одному только супругу. Но, по поверью татар, татарка, имеющая - невольное и бессознательное отношение к джину, не может рожать детей. А равно не видно из легенд татарских и того, чтобы джин, превратившись в жену человека, мог породить ему дитя. Но от союза между собою джинны рожают детей, и это видно из тех же легенд, ибо в них есть указание на то, что джины подменивают своими детьми детей татарских в колыбели и даже во чреве матери. Джины боятся железа (и потому опасающиеся их татары, ложась спать, кладут под постель топор или какое-либо другое железное орудие); боятся еще джины можжевельника, - а почему? Я думаю потому, что татары приписывают джинам, между прочим, водянку; а можжевельник и татарами, и русскими Казанского края употребляется как врачебное средство против этой болезни.

10) Диу-пэри. Дивы являются татарину обыкновенно в лесах и в полях, и притом в различных образах: иногда копною сена, иногда в образе девицы, причем могут выйти за татарина замуж. Живут в особенных своих городах, имеют царства под землею и морем, и невидимо - на земле. На нашей планете, между прочим, они живут и владеют теми местами и там, где положен клад; да и сами кладовые вещи, обыкновенно неблагоприобретенные, от продолжительного пребывания в земле порождают дивов, подобных во всем своим предкам. О дивах нужно заметить, что они непримиримо враждебны татарину:
1) они похищают девочек; до возраста держат их у себя и тогда на них женятся;
2) дивы ругаются над татарином: например, в образе какого-либо знакомца или добряка див уводит татарина в свой город, в доме у себя угощает его; но если татарин скажет: “бисмиллю” (во имя Бога!) перед вкушением пищи, поставленной дивом, то явно будет татарину, что это не пища, а лошадиный помет;
3) див непременно постарается зазванного к себе в гости татарина свести с лица земли и обыкновенно так: прикажет жене истопить баню, поведет в нее гостя, и когда тот разденется, див предложит ему с видимым радушием услуги свои - помыть, испарить, а когда татарин подставит спину, то див забьет его комлем веника до смерти и мертвого зароет под полком своей бани. Однако див боится “бисмилли”; хотя редко, но могут его побеждать такие джигиты, о которых замечено выше в рассказе об убыре. Такие молодцы не поддаются обману в бане: они сорокапудовою дубиною, подкравшись сзади, двинут дива в потылицу и дадут ему карачун, то есть убьют его. Впрочем, когда див по любопытству испробует еще в избе своей вес дубины, то от натуги, при подъеме ее сделает неделикатность; или же, когда увидит, что силач (в сказке, по которой говорю, - десятилетний) вертит дубиною как палочкою, то и без подкрадывания сзади к нему джигита див весь в руках его.

Див чистосердечно расскажет, сколько положил под полок татар, по требованию джигита откопает их, и напоив их душевным лекарством (джан-даруы) всех воскресит. Следовательно, дивам татары приписывают силу воскрешать мертвых. Но здесь можно сделать отступление и задать себе вопрос: как и зачем силачи попадают к диву, и откуда у них смелость и сила необычная против существ сильнейших в мире и враждебнейших? На это сказки дают такой ответ: силачи отправляются к диву похитить из рук его девушку, сестру свою, схваченную дивом в детстве.

Они странствуют куда глаза глядят, много и долго; заходят к убыр-старухе не столько с целью посоветоваться с нею о том, как найти дорогу до дома чудовища и взять волшебный клубок, сколько с целью любопытства, и непременно отрубают ей голову (может быть для того, чтобы попытать наперед удаль в убийстве). Потом странствуют далее и наконец находят при озере - сидящую женщину (сестру свою), и по указанию ее, достигают жилища дива, убивают его и освобождают пленницу.

Сила природная увеличивается у джигита тем, что он напивается воды из того озера, где встретил свою сестру, потому что это вода, дающая силу. Еще нужно заметить, что дива иногда побеждает хитрость ленивого и робкого татарина. В чем состоит татарская хитрость, это я считаю столь занимательным для читателя, что решаюсь рассказать о ней подробнее, и чтобы дело было вернее, то есть вместо всяких отвлеченных выводов, расскажу на этот предмет татарскую сказку целиком, в которой - мимоходом замечу - Вверх татарин-селянин очерчен не менее точно, чем во всяких нарочитых сочинениях о татарах.

Огонь в татарской мифологии

Придя с кладбища, татары, участвующие в похоронах, прыгали через огонь, символически очищая себя.