Часть I

Исследование

сибирской заговорной традиции

А восе, господине, на ту землю знахори.

Дbло судное о пустоши Бортеневской 1464–1464 г.

«Как бабка нашептала» – как рукой сняло, помогло.

Словарь русских народных говоров

– А сейчас, Мария Ивановна, Вы еще лечите?

– Ох, одна машина уходит, другая заходит.

Нынче маленьких много народилось, от грыжи и всё лечу.

Я говорю: «Зубов не будет...»

А одна приезжала, говорит:

«Один, говорит, баба, будет зуб – и то польза будет!»

Торопова Мария Ивановна, село Бердюжье

Введение

Историк Н. А. Миненко, описывая жизнь сибирской деревни XVIII – первой половины XIX вв., отмечала такой факт: «Даже во второй половине XIX в. медицинские нужды сибирского крестьянского населения удовлетворялись, как правило, лекарями-самоучками, народной медициной» [32, с. 113].

Однако и в конце XX – начале XXI вв. в деревнях и городах Тюменской области народная медицина продолжает функционировать. Итоги наших экспедиций показывают, что лечат, причем повсеместно, не только врачи, но и «бабки». Вместе с тем народная медицина Западной Сибири (Тюменская область), и в частности ее заговорная традиция, на современном этапе находит слабое освещение в работах историков, этнографов, фольклористов.

Территориальные границы исследования – населенные пункты юга Тюменской области: деревни, села и города.

Хронологические рамки экспедиций – с 1995 по 2005 гг. Основным в нашем исследовании будет современное состояние традиционной медицинской культуры Тюменской области, относящееся к концу XX в. (90-е гг.) и началу XXIв., с отдельными ретроспективными вкраплениями фактов, заимствованных из опубликованных источников на тему «народная медицина Западной Сибири XVIII–XIX вв.».

Объект исследования – традиционная медицинская культура различных этносов, проживающих на территории Тюменской области.

Под традиционной медицинской культурой, или традиционной медициной, мы, вслед за А. А. Вороновым, понимаем «не только традиционно выработанные способы лечения уже возникших заболеваний человека, но и всю систему профилактических, превентивных традиционно сложившихся мер, направленных на предотвращение болезней» [6, с. 125]. В настоящем исследовании мы будем оперировать синонимичными в нашем контексте терминами «традиционная медицинская культура», «традиционная медицина» и «народная медицина», «народная медицинская культура».

Основной материал собран по медицине славянских народов, проживающих на территории Тюменской области (русские, белорусы, украинцы). Однако мы старались осветить традиционную медицину и других этносов нашего региона. В книге представлен материал по медицине коми (коми-зырян), чувашей, сибирских татар, казахов.

Если очертить контуры предмета исследования, то основной упор делается на рассмотрение заговорной традиции как важнейшего структурного элемента народной медицины. В свою очередь, заговорно-заклинательная традиция есть «часть магико-мистической практики, явления эзотерического, скрываемого не только от посторонних лиц (чужих, сторонних наблюдателей), но и от непосвященных людей своей среды» [48, 1, с. 88]. Эта невозможность полного приобщения к «посвященным» предопределяет на настоящем этапе нашего исследования как сложность собирания материала, так и неизбежную неполноту анализа обозначенной проблемы.

Центральным в целительской практике наших информантов является заговорно-заклинательный акт (ЗЗА). Данное понятие и его концепция предложены В. И. Харитоновой в 1992 году [47, с. 39–47]. Заговорно-заклинательным актом «именуется окказиональная или запрограммированная обрядовой стороной народной жизни ситуация, требующая урегулированного состояния и взаимодействия реального (физического, проявленного в варианте «грубой материи») и «ирреального» (психического, «тонкоматериального») миров; главным действующим лицом ЗЗА является магически маркированная личность (знахарь, ведун, колдун), пытающаяся воздействовать на себя самого и перципиента (другого человека, окружающую среду) различными способами или целым комплексом таковых (физически, психотерапевтически, энергетически, энергоинформационно); «внешняя» часть способов воздействия (обрядово-ритуальное действо: набор неких действий, осуществляемых с помощью различных предметов и средств, и также слышимый молитвенный и с трудом угадываемый либо неосознаваемый вовсе заклинательный текст) воспринимаются перципиентом с помощью привычных органов чувств, «внутренняя», суггестивная часть этих способов (психоэнергетическое и энергоинформационное действо) фиксируется отдельными наиболее восприимчивыми людьми с помощью известных органов чувств, например, как воздействие волнового характера электромагнитной природы, либо с помощью «резервных» органов восприятия, например, в варианте видений. Заговорно-заклинательный акт – сложное (многочастное и, вместе с тем, многоуровневое) явление...» [48, 1, с. 299–300].

В то же время заговорно-заклинательный акт является частью лечебного процесса, заключающегося в последовательной смене определенных действий со стороны знахаря (они могут быть как вербальные, «заговорно-заклинательные», так и невербальные, поэтому понятие «лечебный процесс» в нашем исследовании шире, чем понятие «заговорно-заклинательный акт»).

В исследовании мы сосредотачиваемся в основном на народной медицине, однако включаем отдельные факты из народной ветеринарии и, реже, любовной и хозяйственной магии.

Исследование носит больше описательный характер, являясь первым опытом автора в жанре научной монографии.

Цель настоящего исследования – выявить характерные особенности функционирования заговорно-заклинательной традиции как части народной медицинской культуры Тюменской области через призму «человек – ритуал – текст». В «человеке» нами выявляются личностные особенности, роль и статус знахарей в современном социуме, осуществляющих «ритуал» как «предтекст» и «послетекст» лечебного действа, между которыми находится «текст», собственно заговор. Исследование данной традиции через призму «человек – ритуал – текст» предполагает синтез разных гуманитарных наук – лингвистики, истории, этнографии, медицины, в связи с чем мы применяем различные методы и подходы.

Мы сознательно ставили целью зафиксировать как ядро заговорно-заклинательной традиции, так и ее периферию, чтобы представить исследуемое явление как динамический процесс сосуществования «элитарной» и «массовой» знахарских практик. Как отмечает В. И. Харитонова, «модификации, свойственные эволюции заговорно-заклинательной традиции в целом, не могли совершенно не затронуть заговорно-заклинательную деятельность. Этот эволюционный процесс требует серьезного современного исследования с учетом того, что магико-мистическую практику – даже в заговорно-заклинательном варианте – искоренить в принципе невозможно, поскольку она отражает одну из сторон функционирования человеческого организма в природном и космическом континуумах. Изучать такую практику необычайно сложно, но это задача вполне реальная, особенно в современной ситуации своеобразного «возрождения» многих явлений эзотерического характера» [48, 1, с. 97]. В настоящее время ситуация с народной медициной (и заговорно-заклинательной традицией как ее частью) напоминает слоеный пирог, где традиционные вещи начинают пропитываться новыми веяниями, приходящими с Запада и с Востока. Кроме того, наука вырабатывает новый язык для описания заговорно-заклинательного искусства, использует новые подходы и к этому сложному и неоднозначному явлению.

Методы исследования, используемые нами, можно разделить на две группы. К первой группе относятся этнографические методы, применяемые для сбора материала [55; 56; 59; 60; 66; 67]. В связи с этим основной метод исследования – экспедиционные и стационарные наблюдения, совершенные автором и его коллегами в населенных пунктах юга Тюменской области. Работа была построена в виде глубинного открытого интервью с «ключевыми» информантами, которые владеют определенными познаниями в области народной медицинской культуры. В интервью нашли освещение заговоры, былички, легенды, поверья и другие мемораты, случаи из жизни информантов. Кроме того, полевым методом исследования послужило раздаточное анкетирование, проведенное среди врачей города Тюмени и ряда населенных пунктов юга Тюменской области (сельская местность).

Ко второй группе относятся исследовательские методы. С помощью сравнительно-исторического метода мы реконструируем традицию народной медицины разных этносов, проживающих на территории Тюменской области, выявляем общее и особенное в медицине славян, тюрков, финно-угров, а также их взаимодействие в сфере медицинской культуры. Типологический метод применяется нами для анализа общего и особенного в эмпирическом многообразии явлений народной медицинской культуры. Компонентный анализ послужил инструментом дифференциации языковых средств терминосистемы лечебного ритуала, в частности, глаголов, обозначающих лечебный процесс.

Для анализа источников получения медицинских знаний целителем и обработки анкетных данных мы привлекаем метод количественного подсчета.

При анализе материала мы использовали методику В. И. Харитоновой, совмещающую традиционные приемы (фольклорно-этнографические) с новыми наработками, в которых нашли применение данные точных наук [48, 1; 2]. В. И. Харитонова использует эниологические методы исследования, раскрывающие основу биоэнергетического и эниосуггестивного воздействия (то, что называется парапсихологией) в различных магико-мистических верованиях и практиках. Исследователь при анализе материала обоснованно оперирует данными новейших концепций наук о природе Вселенной и Человека. Физические основы и принципы магико-мистической практики учёный объясняет с помощью авторитетных современных источников (работы А. Е. Акимова, Г. И. Шипова, В. Е. Жвирблиса, Ю. А. Фомина и др.), в которых разработаны теории торсионных полей и Физического Вакуума. Данные теории исходят из того, что (далее Харитонова цитирует исследование А. Е. Акимова «Живая Этика, наука, общество». Пенза, 1999) «в природе помимо гравитационного поля, порождаемого массами, и электромагнитного, порождаемого зарядами, существует еще одно универсальное поле, известное в физике как торсионное – поле кручения. Оно порождается спином, или угловым моментом вращения, и является таким же материальным, как и все остальные. Было показано, что переносчиком торсионных воздействий является физический вакуум – специфическая материальная среда, заполняющая все пространство Вселенной. Во времена Ньютона эту среду называли эфиром» [48, 1, с. 29]. В связи с этим в современной физике выделяют следующие уровни реальности (в исследовании Г. И. Шипова «Теория физического вакуума. М., 1993): «1) твердые тела; 2) жидкости; 3) газы; 4) плазма (элементарные частицы); 5) физический вакуум; 6) первичные торсионные поля; 7) Абсолютное “Ничто”» [48, 1, с. 29]. Магико-мистическая практика, являющаяся предметом нашего исследования, тесно связана с торсионными полями, так как она является их материальным проявлением (порождением и восприятием) [48, 1, с. 33]. В теории В. Н. Волченко (в его работах «Концепция биоэнергоинформатики в альтернативных медицинских технологиях и целительстве». М., 1995 и «Элементы концепции биоэнергоинформатики». М., 1995) Вселенная предстает как «живая сложная голографическая система, включающая вещественный и «тонкие» информационные миры сознания в их единстве», причем приоритетным в этих мирах является Сознание [48, 1, с. 27].

Источники исследования. Материал, представленный в данной книге, собран в ходе полевых этнографических исследований, основа которых – фиксация этнографических сведений о народной медицине как структурном компоненте традиционной культуры.

Любопытным также представляется вопрос «принесло ли Вам пользу лечение у народных врачевателей», объективность ответов на который не вызывает сомнений. Положительно ответили на этот вопрос 76,6 % респондентов (80 %, 57,1 % и 92,9 % соответственно), отрицательно – 23,3 % респондентов (20 %, 42,9 % и 7,1 % соответственно). Как и в ответах на предыдущие вопросы, положительных отзывов больше среди городских медиков, а также студентов, отрицательных – среди сельских медиков.

Осведомленность медиков о народных медицинских знаниях освещает вопрос «знаете ли Вы народные методы лечения». В целом их знает примерно половина опрошенных – 56,6 % (63,1 %, 43,3 % и 63,6 % соответственно), не знает – 43,3 % (36,9 %, 56,7 % и 36,4 % соответственно). Меньшая осведомленность сельских медицинских работников может быть связана с их более низким образовательным уровнем (среди опрошенных нами сельских медработников 85,3 % со средним специальным образованием, среди городских высшее и послевузовское высшее образование имеют 63,8 % от общего числа респондентов). Среди известных медицинским работникам народных методов лечения преобладает лечение препаратами, изготовленными на основе трав: траволечение знают 57 человек из 145 опрошенных, или 39,3 % (большой процент положительных отзывов обо всей народной медицине может быть продиктован именно положительным отношением только к траволечению). Некоторые респонденты поделились с нами известными им рецептами от различных болезней (см. подробнее в «Приложении 3»). Отмечены случаи владения медицинскими работниками заговорами, знают они обереги, молитвы (15 ответов), причем городские медики указали в анкетах, какие конкретно слова и обереги им известны. Например, в качестве оберега один из респондентов рекомендует носить с собой осиновую веточку (см. подробнее в «Приложении 3»). В ответах на этот вопрос прослеживается следующая закономерность: больше разнообразных народных методов лечения знают городские медицинские работники, медицинские работники из сельской местности указали на знание только траволечения. Осведомлённее по сравнению с сельчанами оказались горожане и в ответах на вопрос «имена каких известных народных врачевателей Вам известны» (чаще всего упоминаются имена Дикуля В. И., Малахова Г. П., тюменского учёного-фитолога Суриной Л. Н.).

Наконец, важным с точки зрения отношения работников официальной медицины к медицине народной является вопрос о правомерности существования народной медицинской практики. Признают её правомерной 66,5 % респондентов (76,5 %, 59,4 % и 63,6 % соответственно), не признают – 33,5 % (23,5 %, 40,6 % и 36,4 % соответственно). Итак, в ответах и на этот вопрос более либеральными к народной медицине являются городские медики по сравнению с сельскими медицинскими работниками. Всё же многие врачи, особенно мужчины, подходят к народной медицине с осторожностью. В целом можно отметить интерес представителей официальной медицины к медицине традиционной. Он заключается не только в одобрении, но и в знании врачами многих методов, приемов, имён из альтернативной медицины, которая во многом противоположна аллопатической медицинской практике. Однако негативное отношение медиков к народной медицине может быть продиктовано, в частности, её незнанием.

Думается, большее количество положительных отзывов о народной медицине среди городских медиков по сравнению с сельскими (хотя гипотетически мы предполагали, что будет наоборот) вызвано несколькими причинами. С одной стороны, мы можем предположить, что на положительное отношение может влиять более высокий образовательный ценз городских медиков, их большая информированность по этому вопросу. У городских медиков больше возможностей в выборе того или иного знахаря, чему способствует материальное состояние (если лечение платное) и осведомленность о знахарях, специализирующихся на конкретной болезни. С другой стороны, здесь играет роль личность самого знахаря. Городские знахари (хотя городские медики обращаются к знахарям и деревенским, и городским) располагают большими возможностями по сравнению с деревенскими, они более образованны, имеют возможность пройти специальные курсы про профессии (трансформация традиции).

В данном исследовании мы стремились представить абрис ситуации, которая сложилась в настоящий момент в традиционной народной медицине. Её неоднозначность предопределяется не только отношением к ней общества – от резко негативного до безусловного принятия, но и её «пограничностью», заключающейся в том, что народная медицина – это одновременно и искусство, и наука. Искусство, преображающее действительность и мыслящее образами, и наука, выявляющая в объектах реального мира определённые закономерности.

В первую очередь при обращении к материалам народной медицины ставит вопрос о способах их анализа. Наиболее перспективное изучение народной медицины связано с интеграцией различных разделов науки, прежде всего фольклористики, этнографии и эниологии, «науки о парапсихологических и близких им необычных явлениях» [48, 1, с. 23]. Как отмечает В. И. Харитонова, впервые осуществившая на отечественном материале (славянские традиционные практики, шаманизм) такой подход, «традиции комплексного, системного анализа, исследования междисциплинарного характера представляются наиболее подходящими для изучения заговорно-заклинательного искусства восточных славян, сложившегося в пределах магико-мистической практики, основанной на таинственном знании «посвященных» представителей человечества» [48, 1, с. 16–17]. Однако данный вывод можно применить не только к славянам, но и к другим этносам, проживающим на территории Тюменской области.

Сам материал, которым мы располагаем, неоднороден. Это связано, прежде всего, с тем, что нашими информантами были люди с разной степенью владения знанием. В. И. Харитонова говорит о трех группах таких людей: во-первых, о «посвященных» – «специалистах различного магико-мистического профиля, обладающих «даром», то есть способностями с помощью различных техник входить в ИСС и работать в тех или иных фазах таких состояний»; во-вторых, о «приобщенных» – «людях, имеющих непосредственное либо опосредованное отношение к магико-мистической практике и заговорно-заклинательной традиции, не обладающих даром, но развивающих свои суперсенситивные и экстрасенсорные способности»; в-третьих, о «непосвященных» – «имеющих смутное представление о знании [выделено В. И. Харитоновой. – Е. Е.], но обладающих некоторыми сведениями о традиции и практике «знающих» [48, 1, с. 17]. Валентина Ивановна Харитонова в своих работах особое внимание уделяет именно «посвященным», профессионалам в области магико-мистической деятельности, а также «приобщенным». Наша цель – представить традицию с точки зрения людей разной осведомленности, специалистов разного уровня, как «посвященных», «приобщенных», так и «непосвященных». И дело здесь не только в том, что мы, в отличие от московского исследователя, располагаем меньшими возможностями в поисках «приобщенных» и тем более «посвященных». Мы рассматриваем традицию во всей ее полноте, как она сложилась на данный момент в данном конкретном месте. Нам интересно рассмотреть, как эзотерическое, сакральное знание функционирует (преломляется, искажается) в пределах конкретного социума. Большинство из опрошенных нами информантов – люди приобщенные, два противоположных полюса занимают посвященные и непосвященные, интервью с которыми также представлено вниманию читателей.

Народная медицина – явление широкое, она включает в себя разные методики оздоровления человека, свойственные той или иной культуре. Наш материал, содержащий интервью со ста тридцатью информантами, принадлежащими разным этносам (славянским, тюркским, финно-угорским), позволяет сделать предварительные выводы о способах лечения на территории юга Тюменской области, объединив их в отдельные группы. В этой классификации можно выделить методы, занимающие периферийные и центральные места в лекарском деле (прежде всего, по степени распространенности их среди информантов).

Среди периферийных методов, применяемых в настоящее время западносибирскими лекарями, можно назвать апитерапию (лечение продуктами пчеловодства), акватерапию (лечение водой, банные процедуры), рудометство (кровопускание), минералотерапию (например, лечение глинами).

Самым распространенным среди этих методов является мануальная терапия, массаж. Данная процедура требует определенных усилий со стороны лечащего, поэтому приемами массажа владеют немногие из опрошенных нами, в основном мужчины и физически сильные женщины. Например, массажем лечит белорус Савченко М. М. (с. Нижняя Тавда). Шаровьева Н. А. (с. Петелино) от надсады «правила живот». Она так описывает процедуру лечения: «Вот один мужчина обратился, и у его даже позвоночник и все вот это место все отнялось. Врачи все ему делали, вот все-все-все. И говорит: “А ты не пытался, говорит, к баушке?” Он приходит ко мне и говорит: “Я ведь пришел со слезами в ноги падать”. Я говорю: “Что с вами случилось?” Он мне, правда, все рассказал, что “у меня, наверно, все-таки надсада”. А я его вылечила, мужика. Я правила живот ему. У его живот к позвоночнику прирос уже. Вот силу-то надо было. Я щас не берусь, я уже отказываюсь, я своих уже не могу править. Только руками, никакого наговору не надо. Сильно надо. У тебя когда надсада – у тебя к желудку вся надсада идет. К желудку. Ты ни ись не можешь, ты ни ходить не можешь. Даже склонишься вот так – тебя вниз и вниз. И тошнит все время. Ото всюду надо править, и уметь надо. Где кака кишочка – ее надо знать ведь». Более распространен массаж для детей, который применяется часто с другими средствами воздействия (например, с заговорами и акватерапией в лечебном комплексе у Ермохиной Н. С., с. Покровское). И, как правило, те, кто практикует массаж (из опрошенных нами), специальных курсов не оканчивали, научившись массажировать от передававших им знание.

Уходит в прошлое традиционная уринотерапия (использование мочи человека и животных). Например, как вспоминает Глазычева Х. И. (г. Ялуторовск), ее отец лечил с помощью конской мочи от болезни, вызываемой змеёй-горлянкой: «Бывали раньше, ... не знаю, как сейчас, а раньше были такие маленькие змеи-горлянки, которые залазили в горло. И он лечил. А как он лечил? Лечил конской мочой с наговОром. Давал пить с наговором». После этого лечения змея-горлянка погибала в горле. К сожалению, Харитина Ивановна не унаследовала этот способ лечения. Однако вместе с тем применяются новые методы уринотерапии, сведения о которых люди черпают из печатных источников, получивших распространение в последнее время.

Повсеместно распространенным методом является фитотерапия, лечение травами. Данный аспект народной медицинской практики требует отдельного рассмотрения, поэтому подробно в настоящем исследовании мы на нем останавливаться не будем. Отметим лишь, что травы, с одной стороны, используются в обрядовом комплексе вместе с заговором, с другой, они находят самостоятельное применение от той или иной болезни в виде настоев, чаев, компрессов и т. д. Однако в фитотерапии Западной Сибири, как и в остальных методиках лечения, мы наблюдает изменения в траволечении: старые знания забываются, новые знания наши информанты черпают из книжных источников и средств массовой информации.

В то время как народная медицина на современной этапе своего функционирования трансформируется, включая в себя как традиционные, так и новые методы воздействия на человека, современная наука находит для описания этих приемов новый метаязык, обогащенный естественнонаучным дискурсом. В своей обобщающей работе «Заговорно-заклинательное искусство восточных славян: проблемы традиционных интерпретаций и возможности современных исследований» В. И. Харитонова пишет о новых методах воздействия на человеческий организм, получающих все большее распространение среди практикующих нетрадиционное лечение. Из предложенных методов среди наших информантов распространены, кроме указанных мануальной терапии и фитотерапии (находящихся в основном в русле традиционной медицины), биоэнергетическое воздействие, эниосуггестия, гипноз, оккультизм.

Такие приемы, как трансхирургия, астрология, гомеопатия и хиромантия, упомянутые В. И. Харитоновой, среди опрошенных нами информантов распространения не получили. Однако стоит отметить, что чтение по линиям, только не ладоней, а ступней ног, являлось частью обряда принятия родов у коми-зырян, зафиксированного нами в с. Ивановка. Бабушка Моториной К. Ф. была повитухой, и она, как вспоминает наша информантка, «узнавала, сколько ребенок проживет. Она узнавала на ногах вот эти рубчики. Она уже родит – узнает: живучий будет ребенок или нет». Сама Клавдия Федоровна данный обряд не унаследовала.

Если в столице, крупных городах магическая практика (в том числе заговорно-заклинательная) все больше приобретает «строго научные формы» [48, 1, с. 61], то на периферии, в провинции, строгие термины и новые методы (новые для тех, кто ими ранее не владел) лишь частично коснулись наших информантов. Как правило, ими владеют или более молодые и образованные знахари, или те, кто живет в городской среде. Например, Редькина А. П. (д. Веснина) окончила курсы биоэнергетики. Она показала нам диплом, выданный на этих курсах (от 1993 г.). Однако новое знание отторгается тюменским обществом, особенно сельским, о чём свидетельствуют следующие факты. Например, среди населения происходит «отторжение» тех, кто практикует работу биополем. Одна из наших собеседниц (ее имя и место жительства мы опускаем), женщина в возрасте около пятидесяти лет, окончила в Тюмени курсы биоэнергетики и начала практиковать в своем населенном пункте (в крупном селе) лечение «руками» (биотоками). Как она призналась нам, местные жители не приняли нововведение, из-за чего она отказалась от лечебной практики вообще. Подобный случай зафиксирован нами в одном из населенных пунктов Ишимского района, где с помощью биоэнергетического воздействия лечила уже пожилая женщина, бабушка. Она не оканчивала специальных курсов, а, как призналась, в одно время почувствовала, что от ее рук идет энергия. В подтверждение этого она показала на своих руках «треугольники» (центр ладоней по форме напоминал треугольники, кожный покров их был более светлым по сравнению с остальной частью ладони). Так она практиковала некоторое время. Затем, как она нам сообщила, кто-то оказался недовольным результатом лечения и хотел подать на нее в суд, после чего она перестала практиковать.

Как правило, наши информанты знают об экстрасенсах, которые, с одной стороны, могут восприниматься как авторитетный источник информации. Например, Савченко Л. К. (с. Нижняя Тавда) в своем лечении применяет методы биоэнергетики (бесконтактный массаж). Она говорит: «Я вот так даже не могу взяться за холодильник, вообще за электрический предмет, меня так и тянет к им». Вместе с тем обозначения своих способностей в традиционной народной терминологии она не нашла. Свои силы она характеризует со слов экстрасенсов так: «У меня сильно большие биополе». Другая наша информантка Ермохина Н. С. (с. Покровское) общалась с экстрасенсами (она называет их «астраценты») по поводу проблемы восстановления сил после лечения: «Ну, у нас была астрацент, я с ней разговаривала, вот я говорю: “Вот ты лечишь, ты как восстанавливаешь ... силы?” А она говорит: “А мы друг от друга. Астрацент от астрацента. А вы как, тетя Нина?” А я говорю: “Я молодая не подозревала, я умоюсь, ... наговорю, ... сплю после этого” [после лечения. – Е. Е.]. А сейчас я спать не могу, потому что то голова заболит, то рвёт меня, то тошнит, то чё-нибудь, потому что действует же».

С другой стороны, экстрасенсы вызывают у сельских жителей неприятие, отторжение, они не верят в их лечебные силы. Интересно, что не принимают экстрасенсов не только наши информанты (практикующие лечение), но и «непосвященные», и простые жители. Например, в деревню Кутырева Бердюжского района, по сообщению Кутыревой Р. Д. (она лечит), привозили «шаманов», «эктрасенсов»: «А у нас-то Нина Александровна шамана-то привозила. Привезла: “Идите, я привезла, идите лечитесь”. Ни один человек, ведь нихто к ему не пошел. Нихто. Их шаманами зовут, эти эктрасенсы ли кто ли их. А че, правда он лечит разве!?»

Несмотря на эти частные случаи, новые знания проникают в традиционную медицину. Вместе с этим процессом в тезаурус наших информантов входят и новые слова (терминопонятия), приспосабливаясь к тому лексикону, который существовал многие века как закрытый и константный дискурс. Особенно ярко проявляется это в номинациях, которыми наши информанты обозначают источник своего целительного воздействия. При ответе на такие вопросы, как «откуда берется сила для лечения», «с помощью чего, каких сил, вы лечите», «с помощью чего, каких сил, восстанавливаетесь после лечения», информанты употребляли следующие термины: «биополя», «биотоки», «Божье», «от Бога», «вся способность», «желание», «звук», «от природы», «по крови», «самовнушение», «свое поле», «сила», «своя сила», «сила воли», «энергетика», «энергия», «сама энергия», «дар», «дух».

В этом ряду обращает на себя внимание номинация «звук», с помощью которой Мартынова Н. И. (с. Озерное) обозначает свои силы, знания: «Я вам скажу [тексты заговоров. – Е. Е.] – я звук потеряю свой, я даже родственникам не даю книги [в этой книге записаны тексты заговоров. – Е. Е.]. Я звук потеряю, я и так оглохла из-за этого». В толковом словаре звук – «то, что слышится, воспринимается слухом» [61]. Как предполагает В. И. Харитонова, звукоряд появляется при вхождении человека (того, кто лечит) в измененное состояние сознания (ИИС), появление голоса в таком состоянии связывается с тем, что «человек слышит как бы в собственном сознании чужой голос, говорящий ему некий текст» [48, 2, 350].

Снегирева А. И. (с. Памятное) силу лечебного воздействия именует «духом человека», её источник она видит в «природе», а передается эта сила только «по крови». В связи с этим Анна Ивановна отказалась сообщить нам тексты молитв, отметив также, что свои знания она передаст только тогда, когда сама перестанет лечить («передать – я уже тогда силу потеряю»), и только тому, кто верит в пользу от лечения.

Обозначение источника целительного воздействия как «силы» в речи информантов достаточно частотно. Например, Ефимова А. М. (г. Ишим) в нашем диалоге с ней неоднократно подчеркивает свою силу (эти слова выделены по тексту курсивом):

(!) У меня старинное, свое. А чечас ... много пишут. А толку-то что? Я и Степановой книжки не беру. У меня своя сила.

(?) А сила у вас как энергия какая-то?

(!) Да. Я родИлась в Михайлов день, у меня очень сильный ангел-хранитель мой. Отец у меня был Михаил. И я родИлась в Михайлов день, и отец у меня в Михайлов день родился. И Анна… Это очень сильный…

Употребительными являются номинации «энергия», «энергетика». Ефимова А. М. (г. Ишим), наряду с «энергией», говорит и о других качествах человека, который может лечить: «У дочери есть желание, и у ней есть способность... Я же сразу вижу человека – ты можешь делать или не можешь делать. В человеке энергия, сама энергия, желание и вся способность – по человеку даже видишь. Равновешенность надо».

Некоторые информанты по-своему трактуют те качества, которые придает человеку энергия. Так, Мишарина Р. Д. объясняет это следующим образом:

(?) Когда вы лечите, думаете, что помогает? Слова? Ваша сила?

(!) Я думаю, это что-то кака-то энергия, видимо, все-таки во мне есть. И молитвы, наверно, слова. Я прикладываю душу.

(?) А каждый человек может этим заниматься?

(!) Не у каждого есть эта энергия. Человек должен энергичным таким быть, энергичным человеком.

Лексическое значение номинации «энергичный» – «полный энергии, решительный и активный» [61]. Сама Мишарина Р. Д. вполне соответствует этим характеристикам: она является активным членом сельского социума. Например, немалая доля ее заслуги в том, что в Ивановке (село в Ялуторовском районе) построили церковь: она собирала деньги у местных жителей, просила у районных властей об оказании финансовой помощи. Раиса Дмитриевна, несмотря на свой возраст, хорошо выглядит, работает по хозяйству, вышивает, выставляя свои работы на различные конкурсы, принимает участие в художественной самодеятельности и практикует как знахарь (лечит заговорами и травами). Таким образом, мы видим, как относительно новое слово «энергия» «приспосабливается» к мировосприятию конкретного человека, приобретает свою особую смысловую нагрузку.

В речи татарина Тимканова Х. К. (д. Епанчина) присутствуют слова «сила» и «энергия», выступая синонимами. В русском переводе его высказывание звучит так: «Руками я передаю этому человеку [пациенту. – Е.Е.] свою силу, энергию» (татарск. «кsц» – сила, «энергия» – энергия).

Только название «знахарь» нами зафиксировано в речи информантки-белоруски Пташкиной Н. Н. (д. Тюнево), которая рассказала: «Был еще у ней [свекрови-белоруски Агафьи Пташкиной. – Е. Е.] двоюродный брат, очень большой знахарь при том времени». Борисенко А. Е. (с. Бутусово) отмечает: «Знахарь тот самый что хирург, врач». Кугаевская Г. П. (с.  Байкалово) противопоставляет колдунов и знахарей: «Колдуны и плохое делают, и хорошее. В основном-то, наверно, колдуны-то они плохое делают. А добро вот эти целители, знахари».

Более приемлемыми, гармоничными для наших информантов являются номинации «лекарь» и «лекарка» (мн. ч. – «лекарЯ»), причем как в славянской, так и в тюркской традиции. Ермохина Н. С. (с. Покровское): «Деда лекарь был». Кутырева Р. Д. (д. Кутырева): «Щас я ведь не лечу. Я просто от испугу да хто он… Я ведь не лекарь, нихто. Это лекари, заправдешние лекари, а я вот от уроков, от испугу на детей говорю, налаживать». Емельянова П. Л. (с. Бердюжье) отмечает, что в деревне Воробьева был лекарь – дед Ефим Гаврилович, который «лечил ото всего». Он «читал книгу Библию, все знал – тогда ведь лекаря-то хорошие были». Казашка Бейсенова К. (д. Мезенка): «Отец у меня лекарь был, прабабушка лекарь была. Отец у меня очень хорошо лечил людей». Нельзя не заметить в этих высказываниях акцентов, субъективного отношения информантов к номинации «лекарь». Лекарь – это «заправдешний», не просто лечащий от уроков, испуга, а настоящий знаток целительского дела. Кроме того, по представлениям наших информантов, в настоящее время лекарей не осталось, они были только в прошлом. Некоторые информанты отмечают то, что обращающиеся (обращавшиеся, если речь идет о прошлом) за помощью не называют их «лекарь» или «лекарка». Например, «В деревне называли отца Иван Кириллович. Не называли лекарем» (Глазычева Х. И., г. Ялуторовск); «Не называют “лекарка”, “знахарка”, называют “бабуля”» (Шаровьева Н. А., с. Петелино).

С целью уточнения смысла данных номинаций обратимся к словарям. Интересно, что в «Словаре русских народных говоров» номинация «лекарь» объясняется как «знахарь» (через синоним), а «лЕкарка» и «лекАрка» этимологизированы от «лекарица» – «женщина, занимающаяся врачеванием, знахарка» [63, 16]. В свою очередь, «знахар» (именно такой вариант, без «ь») – «1. Тот, кто много знает. 2. Лекарь-колдун». «Знахарь» – «тот, кто много знает, знаток». «ЗнАха» – «ворожея, знахарка» [63, 11]. В «Толковом словаре русского языка» Ожегова приведено следующее толкование: «лекарь» – «то же, что врач (устар.), а также вообще тот, кто лечит (разг. шутл.)», в то время как «лекарка» – «то же, что знахарка» [61].

В «Этимологическом словаре русского языка» Фасмера слово «лекарь» трактуется как заимствование из германских языков (ср. готское lekeis «врач», lekinon«лечить, исцелять» и т. п.) [75]. Лексема «знахарь» в словаре Фасмера этимологизирована от глагола «знать» (отмечается, что это, «вероятно, табуистическое название») [там же].

Таким образом, слово «лекарь» этимологически «прозрачно» и связано с процессом лечения, врачевания. В номинациях «знахарь», «знахарка» также четко прослеживается связь с глагольной лексемой «знать»: знахарь – тот, кто знает. В лексеме не конкретизирована направленность знаний, что это именно лекарские знания, она слишком широка по значению. Это может быть причиной того, что многие информанты ее избегают, отвергают или стесняются, не считая себя «знающими» людьми. Кроме того, по данным диалектного словаря, в номинации «знахарь» присутствует сема «колдун», что подтверждает «правильность» мнения информантов, которые считают синонимами слова «знахарь» и «колдун». Однако в то же время некоторые из них приписывают данным номинациям только отрицательный смысл.

Например, Маслова А. Н. (с. Ивановка), как она признается, некоторыми жителями села воспринимается как колдунья, хотя она лечит, и за лечебной помощью к ней обращаются многие, в том числе и ивановцы. Дочь Анны Николаевны вспоминает о реакции одной односельчанки: «Мы с мамой шли в магазин, а ... нам шла старуха навстречу и тащила санки. И вот она маму увидела, остановилась метров еще за пятьдесят и начала: руки к сердцу, молиться и кланяться, плеваться. Я говорю: «Что с ней такое?» «Она меня колдуньей считает». И остановилась, и пока мы не прошли, она столбом вот стояла! Прошли, она потом дальше пошла [смеется]». Брат Анны Николаевны зовет сестру колдуньей, чем, по словам информантки, «пугает людей». Ермохина Н. С. (с. Покровское) также оказывает лечебную помощь, однако, и ее некоторые односельчане воспринимают по-разному:

(?) Вас знахаркой не называют?

(!) Нет, “баба Нина”. Если когда которы обозлятся, скажут: “Вот ведьма-то!”

Думается, в этих случаях речь может идти об элементарной культуре человека. Об этом свидетельствует и признание Борисенко А. Е. (с. Бутусово): «Просто мне Бог дал дар. В первый раз вылечила грыжу. Сначала лечить стеснялась. Мне лет было двадцать два, как я начинала. Я не хотела, чтоб… [знали, что лечит. – Е. Е.]. Если знаешь, дак колдуньей называют». В этих примерах под словом «колдунья» понимается женщина, занимающаяся только черной магией, ведьма, приносящая вред людям. Кстати, как считают те, кто не занимается лечением (условно назовем их непосвященными), есть те, кто приносит пользу, лечит, и колдуны, колдуньи, которые знают только плохое, наводят порчу. Например, когда в одном из населенных пунктов я проходила мимо дома местной колдуньи, то моя проводница настоятельно попросила меня «скукивать». Физическое описание этого жеста в данной ситуации следующее: правая рука параллельна телу, жест направлен вниз, причем движение складывания пальцев в кукиш повторяется несколько раз, «скукивается». Рука во время «скукивания» находится в кармане, чтобы колдун не увидел этот жест, или прячется от него. Данный ритуал, по словам проводницы, служит оберегом от злых сил, от колдовства.

Сами информанты «изнутри» традиции разграничивают черную и белую магию, причисляя себя к белым магам, творящим добро, излечивая людей: «От колдовства щас много, очень много… Хороших людей мало стало, а вот на худое люди много очень знают. Это колдовство не дай Господи. Не дай Господи. Я его сама даже боюсь, это колдовство» (Шаровьева Н. А., с. Петелино). «Если она колдунья, ее сразу видно – взгляд всегда нехороший. Этих людей, я считаю, надо за ногу вешать за березу» (Борисенко А. Е., с. Бутусово). Это разделение просматривается и в тюркской традиции, например, Бейсенова К. (д. Мезенка) ездила к ясновидящей, которая видит – «на колдовство, на лечение ли ... дан дар».

Романенко М. И. (с. Сладково) вспоминает, что раньше не разрешалось лечить, а тех людей, которые, несмотря на общественное мнение занимались врачеванием, называли «ведьмами».

Как отмечает Кугаевская Г. П. (с. Байкалово), «колдуны и плохое делают, и хорошее. Колдун – это действительно колдует. Колдовками и звали. Потому что они плохое могут сделать. Фактически же плохое не надо делать, надо делать хорошее. Все говорят: плохое – удар обратный будет, тебе же все вернется. В основном-то, наверно, колдуны-то они плохое делают. А добро вот эти целители, знахари. Сибирская целительница вот про эту и говорят. Степанова Наталья Ивановна. Может, они и доброе знают, но они почему-то плохое больше делают. Лечили в Байкалово Анна Фипиппьевна, тетя Зоя – тоже она вроде как целительница, знахарка. Значит, она доброе лечит». Как видим из этого примера, информантка четко не может разграничить значение слов «колдун», «знахарь», «целитель». С одной стороны, колдун может быть одновременно и плохим, и хорошим. С другой стороны, колдун, колдовка – «в основном-то они плохое делают», а добрые дела она приписывает знахарям. Другая информантка Шишкина Н. Д. (г. Ишим) говорит, что знахарками были колдуны, колдуньи, которых никто не любил, т. е. они делали зло, а тех, кто лечил, называли «бабушка». Однако Мартынова Н. И. (с. Озерное), вспоминая о своем дедушке-лекаре, отмечает, что в народе его звали «колдун»: «Ой, тоже ездили к нему, ой-е-ей. Дедушко-колдун все звали его – фамилия Колтуненко» (возможно, из-за фонетического сходства фамилии и данной номинации).

Если обратиться к «Словарю русских народных говоров», то там мы находим следующее объяснение лексемам: «Колдун, м. 1. Знахарь. // Лекарь-самоучка». «Колдунья, ж. Знахарка. И колдуньей зовем, и многознающей». «Колдовка, ж. 1. Колдунья, ворожея.  // Ведьма. 2. Знахарка» [63, 14]. В «Этимологическом словаре русского языка» Фасмера дана такая справка: «Колдовать, колдун, возм., первонач. «заговаривать», «заклинатель». Родственно лит. kalba «язык», лтш. kalada«шум, ссора», лат. calM, .re«вызывать, сзывать», є¬»µЙ «звать, призывать» и др. [75].

Н. А. Миненко пишет о жизни сибирской деревни XVIII – первой половины XIX вв.: «От других людей знахари, по мнению крестьян, отличались лишь более широкими познаниями в медицине, и в частности знакомством с разнообразными магическими приемами лечения болезней; ни о какой связи знахарей с «нечистой силой» не могло идти и речи» [32, с. 118 – 119]. В то же время тюменские историки В. Я. Темплинг и С. В. Туров в статье «Бытование заговора в современной деревне Зауралья» пишут, что «смешение характеристик образов колдуна и знахаря не является чем-то новым. Исследователи XIX – нач. XX вв. отмечали существование злых и добрых знахарей: “Колдун не всегда плут, посылающий беды на людей, но он также и знахарь, который лечит”» [41, с. 44]. При этом в качестве цитаты они приводят мнение С. В. Максимова, исследующего не только сибирскую традицию. Н. А. Миненко, напротив, говорит о границе, которую проводили сибиряки между «черным» колдуном и «белым» знахарем. Такое противопоставление берет свои истоки в традиционном мировоззрении, где колдун «противопоставлен знахарю как приверженец сатаны служителю Бога»; соответственно противопоставляют два типа магии. Как отмечает В. И. Харитонова, «это мнение сложилось в среде непосвященных. И вызвано оно, с одной стороны, «периферийным знанием, а с другой – существующей в культуре дихотомией, стимулируемой в данном случае христианской концепцией» [48, 1, с. 129].

Наши полевые материалы говорят о том, что и с позиции тех, кто лечит, и с позиции непосвященных, образ колдуна (а отсюда и номинация этого человека – «колдун», «колдунья») в основном связан с отрицательным, злым, бесовским началом, и он не является знахарем. Однако в том, что непосвященные, «обыватели» называют наших информантов (которые лечат) «колдуньями», есть доля исторической истины, о чем свидетельствуют данные словарей, так как колдунья – это и есть знахарка. Только одна информантка Загибалова Л. М. (с. Ярково) выводит верную этимологию из номинации «колдун»:

(?) А чем колдуны отличаются от тех, кто лечит?

(!) Они могут знать и плохое, и хорошее. Бабушка моя, которая со стороны папы, Авдотья Павловна, она знала на плохое еще, черное, как говорят, и ... эту всю черноту она передала бабушке еще одной, та уже тоже умерла». Пташкина Н. Н. говорит о двоюродном брате своей свекрови, знахаре, что «он знал и плохое, и хорошее».

Не следует также забывать о тех функциях, которые выполнял раньше знахарь, колдун. Он не только лечил, но и занимался ворожбой, гаданием, владел приемами любовной магии, колдовал (как отмечает В. И. Харитонова, «магико-мистическая сторона воздействия наиболее ярко выражена у колдунов, менее значима – у ведунов и практически отсутствует у знахарей» [48, 1, с. 147]). Многие наши информанты знают одновременно и лечебные заговоры, и любовные «присушки», «отсушки», которые не воспринимаются ими как что-то бесовское, неправедное. Редко кто из информантов умеет одновременно лечить и ворожить. Например, ворожил и лечил учитель Масловой А. Н. Василий Буланов. Сама Анна Николаевна в последнее время отказывается ворожить, считая, что человек после ворожбы, т. е. вербализации будущей жизненной программы, не в силах исправить судьбу, скорректировать свое поведение. Таким образом, предсказание, как отмечает Анна Николаевна, может только повредить человеку, заставив его жить по навороженному.

Самые распространенные номинации лекарей – «бабушка», «бабуля», «бабка», «дед». Например: «Ведь на все надо талант, все надо уметь, надо тонко разбираться в болезнях. Это так. А если шаль-валь – это не врач и не бабка» (Кулеш М. С., с. Викулово). «Это вот к бабушке обращаться, чтобы тебя бабушка полечила» (Пятанова Е. М., с. Полозаозерье).

По отношению к номинации «бабушка» может быть употреблены оценочные прилагательные (в тексте выделены курсивом): «А щас, можно сказать, что я одна. Фрося – та хороша, настоящща была тоже баушка» (Федорова Ю. А., с. Сосновка) (ср. оценочность по отношению к номинации «лекарь»: «заправдешние лекари», «лекаря-то хорошие были»). В обществе сложился стереотип, что лечить могли (могут) только «баушки», то есть женщины преклонного возраста. Например, Федорова Ю. А. (с. Сосновка), когда её в молодости заставляли учиться лекарским знаниям, отказывалась перенимать опыт, руководствуясь устоявшейся точкой зрения: «А мы захохочем: “Да мы чё, баушки будем чё ли?! Щщё это ради?!”»

Номинация «бабушка» по отношению к тем, кто занимается лечением, зафиксирована нами в концовке молитвы от испуга, сообщенной Голендухиной В. И. (д. Десятова):

«Мать Пресвятая Богородица, не знаешь ли ты от урочища, от переполочища, от худого худобища, от родимого родимчища, от вихря, от ветра. Бабушка рубашкой закрывала, все уроки, переполохи с (имярек) умывала, с серых очей, с черных бровей*, со всех жил-костей, с рабы Божьей (имярек) все уроки, переполохи смывала. Аминь. Аминь.

Данный факт, единичный среди всего корпуса заговорных текстов, зафиксированных нами на территории Тюменской области, может свидетельствовать о традиционности данной номинации по отношению к занимающимся лечебным делом.

В современном социуме принято также обращаться к лекарю по имени и отчеству: «Зовут Маргарита Кузьминична» (Антонова М. К., д. Крысова); «Называют по имени и отчеству» (Овечкина Л. С., пос. Березняки).

В «Словаре русских народных говоров» слово «бабка» многозначно и, что любопытно, оно употребляется как по отношению к женщинам, так и по отношению к мужчинам: «1. Женщина, занимающаяся оказанием помощи при родах; повитуха. // Ж. Деревенская массажистка. 2. М. и ж. Мужчина или женщина, занимающиеся лечением, знахарством, ворожбой» [63, с. 2]. В речи наших информантов зафиксировано второе значение этого слова, но только по отношению к женщине. Мужчину знахаря, колдуна, по данным этого словаря, называли (в том числе) «дед» [63, с. 7].

Если провести параллели с татарской и – шире – тюркской традицией, то в ней самыми частотными названиями человека, занимающегося лечением, являются номинации «имце» (от слова имлеу – заговаривать), «табип» (лекарь), «корткаяк» (бабка), «куремце», «пагымцы» (ясновидящая) [20, с. 81]. Уточним, что «имце» переводится как «знахарка». Как видим, между русской и татарской народной традициями много общего, самые частотные номинации – знахарка (знахарь), бабка, лекарь – совпадают. Вместе с тем в тюркской традиции лечения имеет место дар ясновидения, поэтому в ней присутствует номинации «куремце», «пагымцы». Казашка Бейсенова К. (д. Мезенка) рассказывает о том, от кого ей достался дар лечения: «Ну вот, я была, дак мне вот сказали, что это не от отца пришло. Ясновидящие говорят, что это от бабушки моей пришло, передалось мне».

В единичных случаях в речи наших информантов прозвучали другие номинации. Номинация «волохИтка», «волхИтка» в речи наших информантов имеет два противоположных значения. У белоруски Савченко Л. К. (с. Нижняя Тавда) она приобретает положительное значение, являясь синонимом лексемы «лекарка»: «Меня зять волохитка все зовет. Волохитка – это така же лекарка, лечит котора ребетишек и всё». Чудинова Н. Г. (пос. Коммунар), напротив, вкладывает в данную номинацию отрицательный смысл: «Волхитки – те, кто занимаются черной магией». В «Словаре русских народных говоров» «волхитка», «волхидка» являются женскими номинациями к «волхит», «волхид» – «колдун, знахарь, ворожей». «Волохитка» – «то же, что волхитка». Соответственно «волхитить» – «заниматься колдовством, знахарством, ворожить» [63, 5]. Таким образом, оба случая словоупотребления, в речи Савченко Л. К. и Чудиновой Н. Г., не противоречат словарной дефиниции.

(?) А сами вот эти слова вы как называете? Молитва? Заговор?

(!) Я зову «от уроков», «от испугу».

Некоторые информанты обозначают лечебные тексты как «слова»: «И, значит, когда потрешь эти все бородавки и, значит, закопать в землю половинку эту [яблока, которой тер бородавки. – Е. Е.], которой терла, где никто не ходит, тако место в огороде, в уголочке, чтоб там никто не наступал, не ходил, закопать это яблочко, ну, и со словами, значит...» (Кугаевская Г. П., с. Байкалово).

Романенко М. И. (с. Сладково), после нашей с ней беседы, заключила: «Вот все мои песни такие. Больше я ниче сказать не могу. Врать я не умею, болтать я тоже не хочу, зачем лишнее наговаривать».

Здесь можно увидеть элемент сакральности древней врачевательной традиции, которую старались утаивать от посторонних, не бросать слов на ветер для сохранения своих сил, не растрачивать энергию. Например, Маслова А. Н. (с. Ивановка), отказавшаяся сообщить тексты заговоров (кроме заговора на остановку крови), определила причину этого так:

(?) Слова, которыми вы лечите, нельзя говорить?

(!) Не, нельзя.

(?) Почему?

(!) Ну, а зачем на ветер их бросать?

Итак, материалы наших исследований показывают, что западносибирская система номинаций, применяемых по отношению к людям, которые лечат, и лечебным текстам, своеобразна. В ней находят отражение общепринятые обозначения, зафиксированные в словарях. В то же время можно констатировать, что в Тюменском крае сложился свой особый лексикон, постепенно трансформирующийся во времени и пространстве.

Глава 3. Лексические особенности обозначения процесса лечения

в народной медицине

В процессе бытования сибирской народной медицины к началу XXI в. сформировался особый пласт глагольных лексем, обозначающих процесс лечения. Эти специальные лексемы составляют сакральный дискурс западносибирской медицины. Речь знахаря конденсирует в себе уникальное живое «вещество» языка, определяющее в конечном итоге богатство и разносторонность «западносибирско-тюменского» словаря русских, украинцев, белорусов, чувашей, татар, казахов, коми-зырян, литовцев и других этносов, проживающих на данной территории.

Вместе с тем номинации лечебного процесса, т. е. словесные обозначения особых действий знахаря, трансформируются с течением времени: одни обозначения уходят, другие попадают в разряд единичных, третьи меняются на «более понятные», «современные». Например, информантка Маслова А. Н. (с. Ивановка) лечит «кодированием». Этому способу лечения она научилась в деревне Веселая Грива (Нижнетавдинский р-н) у знахаря Василия Буланова, у которого переняла и другие лекарские знания. Он употреблял слова «наложить вето, запрет». Как пояснила Анна Николаевна, слово «кодирование» она выбрала для того, чтобы нам было понятно, что она имеет в виду:

(!) Тогда не говорили «кодирование», это сейчас говорят. А тогда говорили «наложить вето», «запрет».

(?) И этот дедушка говорил «вето», «запрет»?

(!) Да, вето, запрет, чтобы никто никогда не вкрался. Это сейчас набирают код, там, говорят… Ну, раз вам боле понятно…

Обратимся к словарям для уточнения лексического значения данных слов. Как отмечается в «Словаре современного русского литературного языка», первые она зафиксирована в «Энциклопедическом лексиконе» от 1837 г. (издание Плюшара, 1835–1841) и «Словаре русского языка» от 1891 г. (сост. Вторым отд. Акад. наук, изд. 1891–1920) [64, 1–2]. Лексема «вето» отсутствует в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля (1-е издание вышло в 1863–1866 гг.) [57, 1]. В «Словаре современного русского литературного языка» слово «вето» имеет два значения: «1. В государственном и международном праве – запрет, налагаемый на какое-л. решение уполномоченным на то органом или лицом. 2. О запрещении чего-л.». В словаре приведена этимология слово «вето», которое заимствовано русским языком из латинского, где veto – «запрещаю». В современном русском лексиконе есть устойчивое выражение «наложить в е т о на что-л.» [64, 2]. Это выражение использовал, по словам А. Н. Масловой, дед Василий для обозначения процесса защиты пациента от негативного влияния, сглаза, порчи. В «Словаре русских народных говоров» слова «вето» нет, как нет сочетания «наложить вето». Одно из значений слова «наложить» в Словаре трактуется через синоним «назначить», есть идиома «наложить благословеньице. Благословить» [63, 20].

Исходя из действий, осуществляемых Масловой А. Н. при кодировании, наложении вета, запрета, авторское определение (АО) семантики этого ритуала в медицинском дискурсе будет следующей («кодировать», «наложить вето», «наложить запрет», «сделать запрет» – синонимы; качестве основного мы выбираем устойчивое сочетание «наложить вето»):

[АО] Вето а Наложить вето – процесс лечения, заключающийся в подборе оператором другого имени для перципиента с целью «переноса» негативной энергии, сглаза с его имени на «слово-подлог» и запрета «трогать» «черным силам» перципиента, приносить ему вред. – Вот вы Анжела. Я же не могу запомнить всех, и чтобы самой не помнить, чтобы не навредить вам, я подбираю первое попавшее слово. И делаю на нем запрет. Вот ее зовут Анжела. Я подберу близко к ее имени. Что она не Анжела имя, а пусть Жанна. И все невзгоды, все, что было, все будет переходить на Жанну. Не трогай Анжелу. Ялуторовский р-н, с. Ивановка.

Какова «предыстория» выражений «наложить вето», «наложить запрет», «делать запрет»? Мы знаем, что свои знания Василий Буланов передал Анне Масловой «тридцать лет тому назад», когда лекарю было «за шестьдесят», а он, в свою очередь, унаследовал их по кровной линии, от матери, Марфы. Цепочка памяти тянется в конец девятнадцатого века. Какова дальнейшая судьба этих слов? Возможно, при передаче знаний молодому поколению (например, своим дочерям) Анна Николаевна будет оперировать только лексемой «кодировать», а номинации «наложить вето», «наложить запрет» она использовать не станет, и они забудутся, выйдут из употребления. В связи с этим особую актуальность представляется фиксирование лексем, обозначающих процесс лечения, в словарях.

С целью закрепления и сохранения существующей западносибирской традиции знахарских номинаций мы из интервью информантов методом сплошной выборки извлекли названия лечебного процесса с ближайшим контекстом, из которого было бы ясно значение той или иной лексемы. Мы объединили их в лексико-семантические группы (ЛСГ) или, если номинации единичные, представили их в виде отдельных лексем (например, «покухтарить»), а также видовых пар (например, «снимать» / «снять»). В ЛСГ мы выделили ядерную лексему (выделена курсивом) и лексемы периферийные (через черту даны видовые варианты).

Выделенные нами группы, с нашей точки зрения, можно классифицировать по двум релевантным для данных глаголов основаниям – во-первых, по группам болезней, во-вторых, по участию в лечебном ритуале слова (вербальный аспект) и действия (невербальный, акциональный аспект).

По группам болезней глаголы делятся на обозначающие, с одной стороны, все заболевания и заболевания разных групп, с другой стороны, отдельные заболевания и заболевания одной группы.

Глаголы, обозначающие процесс лечения, по группам болезней

I . Все заболевания и заболевания разных групп

А). Все заболевания:

«врачаться»;«говорить» / «сказать», «приговорить» / «приговаривать», «переговаривать», «проговорить», «наговорить», «наговаривать», «наговариваться»; «делать»/ «сделать», «делаться», «поделать», «наделать»; «заговаривать» / «заговорить», «позаговаривать»; «заниматься»; «ладить», «налаживать» / «наладить», «поладить»; «лечить», «полечить», «излечивать»; «покУхтарить»; «причитать»; «работать»; «творить»; «читать», «читаться», «прочитать», «начитать»; «шептать», «нашептать», «нашаптывать», «пошептать».

Б). Заболевания разных групп:

«обводить»; «прикалывать»; «сводить»; «чертить» / «начертить» «зачерчивать», «почертить», «очерчивать», «очерчиваться».

II . Отдельные заболевания и заболевания одной группы

Грыжа, сглаз:

«кусать» / «укусить» «закусывать», «прикусывать», «перекусить».

Грыжа:

«грызть», «погрызть», «пригрызать», «пригрызывать», «позагрызать»; «закреплять»; «ставить»; «поворачивать», «вертеть».

Испуг, порча:

«снимать» / «снять».

Испуг:

«выливать», «выливаться» / «вылиться»; «направить».

Ожог:

«притыкать».

Пуп сорван:

«править».

Сглаз, порча:

«кодировать», «наложить вето, запрет»; «катать», «выкатывать».

Тоска, испуг:

«отливать».

Уроки, испуг, сглаз:

«мыть», «умывать» / «умыть», «помыть».

Покажем на примере нескольких слов, как были структурированы глаголы, обозначающие процесс лечения всех заболеваний и заболеваний разных групп.

Например, в первый раздел («Все заболевания и заболевания разных групп») были отнесены глаголы «лечить» и «чертить».

Глагол «лечить» (ЛСГ «полечить», «излечивать») в речи знахарей применяется по отношению ко всем болезням. Пятанова Е. М. (с. Полозаозерье) отмечает: «Я грыжу лечу, от уроков лечу, от испуга, бывает, что приходится лечить. К девяти пришла, полечила».

Глагол «чертить» (ЛСГ «начертить», «зачерчивать», «почертить», «очерчивать», «очерчиваться») обозначает круговое движение или движение в виде креста безымянным пальцем правой руки или предметом в правой руке (громовой стрелой, ножом, мелом, бруском). Перед данным ритуалом или одновременно с ним знахарь произносит слова лечебного текста от конкретной болезни – летучего огня, рожи, ячменя, уроков, грыжи, мастита у коровы. Дмитриева К. В. (с. Ярково) чертит ячмень так: «Ячмень я так же читала. Один раз наговаривай и потом начерчу, конечик ножиком крест положу, потом ячмень высыхает, на глазах не будет. Ячмень так вкруговую по часовой стрелке начерчу». Таким образом, данная глагольная номинация отражает заболевания разных групп: накожные (летучий огонь, рожа), нервные (уроки), глазные (ячмень) и болезни мочеполовых органов (грыжа), а также заболевания животных (мастит).

Во второй раздел («Отдельные заболевания и заболевания одной группы») отнесены, в частности, ЛСГ глаголов «грызть» и «катать».

Так, глагол «грызть» (ЛСГ «погрызть», «пригрызать», «пригрызывать», «позагрызать») в речи наших информантов применяется только к лечению детской грыжи. В лечебном ритуале знахарка захватывает зубами грыжу в местах ее локализации (пуп, мошонка и др.) и с небольшим усилием, слегка грызёт. Медведева Ф. П. (с. Омутинское) так описывает процесс лечения: «”Ты, вобщем, вот так поделай, позагрызай”. Я поделала ему раза два… Просто пуп брать в зубы и грызти. Так вот кусать маленько». По нашим наблюдениям, некоторые знахарки совершают это действо скорее символически, совсем не соприкасаясь зубами.

Глагол «катать» (ЛСГ «выкатывать») обозначает движения руки, в которой находится яйцо, по телу или вокруг тела пациента (соприкасаясь или не соприкасаясь с ним), а также вокруг иконы. Таким способом лечит Бекенева М. К. (с. Сладково), катая яйцо вокруг иконы: «Вот, например, от порчи я читаю, катаю яичко и читаю: “Не я катаю, не я собираю, катает и собирает Матушка Пречистая Пресвятая Богородица…” Так вот яичко каташь и это все приговаривашь…». В дальнейшем, после прочтения молитвы и завершения выкатывания (процесс одновременный) знахарка кидает яйцо, которое собрало из человека все плохое, в печку. Данный способ применяется при лечении нервных заболеваний – порчи, сглаза, т. е. заболеваний одной группы.

По участию в лечебном процессе основных ритуальных компонентов – слова и действия – глаголы делятся на вербальные, акциональные и комплексные (вербально-акциональные).

Глаголы, обозначающие процесс лечения по участию

слова и действия

I . Вербальные

«Говорить» /«сказать», «приговорить» / «приговаривать», «переговаривать», «проговорить», «наговорить», «наговаривать», «наговариваться»; «заговаривать» / «заговорить», «позаговаривать»; «причитать»; «творить»; «читать»ё«читаться», «прочитать», «начитать»; «шептать», «нашептать», «нашаптывать», «пошептать».

II . Акциональные

«Вертеть»; «выливать», «выливаться» / «вылиться»; «грызть», «погрызть», «пригрызать», «пригрызывать», «позагрызать»; «закреплять»; «катать», «выкатывать»; «кусать» / «укусить» «закусывать», «прикусывать», «перекусить»; «мыть», «умывать» / «умыть», «помыть»; «обводить»; «отливать»; «поворачивать»; «править»; «прикалывать»; «притыкать»; «собирать»; «ставить»; «чертить» / «начертить» «зачерчивать», «почертить», «очерчивать», «очерчиваться».

III . Комплексные (вербально-акциональные)

«Врачаться»; «делать» / «сделать», «делаться», «поделать», «наделать»; «закреплять»; «заниматься»; «кодировать»; «ладить», «налаживать» / «наладить», «поладить»; «лечить», «полечить», «излечивать»; «наложить вето, запрет»; «направить»; «покУхтарить»; «работать»; «сводить»; «снимать» / «снять».

Значительную, а в некоторых случаях основную, нагрузку в процессе лечения выполняет вербальный компонент, о чем говорят наши информанты: (?) Что помогает при лечении?

(!) Слова. Главное в лечении слова (Вострых Р. А., с. Уктуз).

Как показывают ЛСГ, отражающие вербальный компонент ритуала, лечебные тексты могут произноситься с разной степенью напряжения голосовых связок (тихо – лексема «шептать»), с разными чувствами (эмоционально – лексема «причитать»). В лексемах данной группы заявлено отношение знахаря к самому процессу лечения. Загибалова Л. М. (с. Ярково) о произнесении ей лечебных текстов говорит так (глагольные лексемы, обозначающие процесс произнесения текстов, выделены курсивом): «Я творю молитву. Молитв много я знаю наизусть. Основных. Перед тем, как лечить, творят молитву «Отче наш», это всегда, а потом основную молитву читаю три раза, которая заговорная уже». Однако большинство словоупотреблений приходится на нейтральные обозначения – «заговаривать», «читать», «говорить», словарное значение которых не отражает степень интенсивности голоса, эмоциональный настрой лекаря, хотя не исключает его в процессе лечения. Так, «читать» тот или иной заговор можно и шепотом, и с разными чувствами – все зависит от индивидуальной манеры того или иного знахаря.

Частью лечебного ритуала или, реже, основной его составляющей являются акциональные глаголы, обозначающие только движение. К примеру, лечение грыжи может сопровождаться разными приемами, закрепленными в лексемах «грызть», «кусать» (движение зубами, губами), «вертеть», «обводить», «поворачивать», «собирать», «ставить», «чертить» (движение рукой, пальцами). Авросимова А. Н. (с. Уктуз) лечит грыжу прикусыванием зубами: «По этой пелёночке [знахарка на пуп ребёнка стелет пелёнку. – Е. Е.] ты обходишь вокруг пуп, вот зубами прикусывашь тихонько». В ритуале Масловой А. Н. лечение грыжи основано на молитве и движениях рукой и пальцами (глагольные лексемы, обозначающие процесс лечения грыжи, выделены курсивом):

(!) Это пупочное кольцо собираешь, ставишь на место по часовой стрелке, закрепляешь его молитвами.

(?) Вы его внутрь как бы вдавливаете?

(!) Нет, я его не вдавливаю, я его просто поворачиваю.

Преобладание лексем, относящихся к лечению грыжи, над всеми остальными акциональными глаголами может быть связано с распространенностью этой болезни. Об этом говорят сами знахари:

(?) От чего в основном обращаются?

(!) В основном вот грыжа... (Мишарина Р. Д., с. Ивановка). «Вот особенно много с сотрясением. Ну, а ребятишек – то грыжа, то испуг» (Романенко М. И., с. Сладково). К тому же больше всего лечебных текстов (39) нами зафиксировано именно от грыжи.

Наконец, в данной классификации есть комплексные глаголы, в значении которых вербальный и акциональный аспекты лечебного ритуала совмещены. Таков глагол «делаться» в речи Кугаевской Г. П. (с. Байкалово): «Не случайно же у Натальи Ивановны [известной знахарки Н. Степановой. – Е. Е.] сначала «Отче наш» читается, где молитва «Богородица Дева, радуйся». Потому что это все с молитвами делается».

Все глагольные лексемы в этом кратком обзоре мы, естественно, представить не смогли. Ниже мы приводим перечень ЛСГ и единичных лексем глаголов, обозначающих процесс лечения. В этом словаре мы осуществляем попытку определения значения каждого глагола, для чего предоставляем выдержки из речи информантов (используются полевые материалы – ПМ), необходимый минимальный контекст которых является смыслодифференцирующим. При определении значения того или иного слова мы опираемся на данные словарей. Главным источником является «Словарь русских народных говоров» (СРНГ). Если мы находим в нем определения, совпадающие с нашим контекстом, то свое определение мы не приводим. Если в СРНГ определение отсутствует или не совпадает с нашим (кроме того, в свет вышли тома только до буквы «Р» включительно), мы обращаемся к «Толковому словарю живого великорусского языка» В. И. Даля (Даль), так как он включает в себя большое количество диалектизмов (в том числе сибирских). Мы используем также «Словарь русских говоров Сибири» (СРГС). Если и в нём нет значения слова, близкого нашему контексту, то, наконец, мы привлекаем «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова (Ожегов). Кроме значения глагола, мы указываем его вид, управление (если возможно) и акцентологический вариант или варианты. Знак «К» обозначает устойчивые сочетания (идиомы). Знак «~» обозначает устойчивые предложения.

«Делать» / «сделать», «наделать»

[СРНГ] Делать, несов., перех. и неперех. Употребляется в сочетании с сущ. в вин. п. и обозначает совершение того, что выражено этим существительным.

[АО] Делать как (хуже), сделать что, по чему, как (по злу, зло, зависть, так, худо), наделать чем, на кого (заговорами в знач. «черными», на них). Напустить определенными «черными» заговорами, порчу и т. п.

[ПМ] «Оказывается, тоже мне было сделано по злу. Они вот это портить, вот развести сЕмью, вот кому-то зло сделать, вот, значит, там каку-то зависть, там же эти книги-то… Дак они вот нынешняя молодежь… Понимаешь, вот люди-то разного… Вот как это вот так сделать, вот у меня такого нету – как это сделать так худо человеку, ему и так больно. Нет, они еще хуже делают. Ну и вот…» (Рудкевич П. М., д. Борки).

«Заговор – это когда лечишь или узнаешь, что у нее – сглаз, колдовство заговорами наделано. Когда отливаешь на воске – молитвы» (Лескова М. М., г. Ялуторовск).

«Она, видно, наделала на них» (Ефимова А. М., г. Ишим).

«Загонять»

[АО] Загонять, несов., что. – то же, что напустить.

[ПМ] «Порчу я не знаю, сглаз знаю. Ой, порчу не дай Бог, вот загоняют порчу, что она кричит» (Борисенко А. Е., с. Бутусово).

«Колдовать»

[АО] Колдовать, несов., неперех. – напускать порчу различными способами («черными» заговорами, выниманием следа и т. д.).

[ПМ] «У нас мама была, говорила, у ней подружка училась раньше колдовать. Ее все научил этот колдун, все научил. Раньше-то ведь тоже колдуны были, и сейчас их полно, сейчас их навалом. Портят людей» (Ефимова А. М., г. Ишим).

«Наговорить»

[СРНГ] Наговаривать, несов.; наговорить, сов.; перех. и неперех. 1. Говорить, делая что-л., сопровождать что-либо словами. 2. Говорить громко, плача, причитая. 3. Наставлять, учить. 4. Рассказывать. 5. В свадебных и церковных обрядах – говорить необходимое по обряду (о дружке, священнике и т. п.).

[АО] Наговорить, сов., перех. – то же, что нашептать.

[ПМ] «Было наговорено это все на соседей там, на других людей» (Чудинова Н. Г., пос. Коммунар).

«Напустить», «пустить»

[Даль] Напускать и напущать, напустить кого, на кого, на что; кого и что, куда; натравливать, пускать для нападения; || Напускать на кого болезнь, порчу, наводить знахарством, заговором.

[АО] НапустИть, сов., перех; пустИть, сов., перех. – насылать, вселять порчу с помощью «черных» заговоров и определенных манипуляций (например, пусканием мыльных пузырей).

[ПМ] «Порчу напускают мыльными пузырями и пускают с наговорами по ветру» (Антонова М. К., д. Крысова).

«Нашептать»

[СРНГ] Нашёптывать, несов.; нашептать, сов.; перех. и неперех. Произносить шепотом колдовские заклинания; заговаривать; наговаривать (о знахарях и ворожеях).

Нашаптывать, несов., перех. и неперех. Говорить шепотом.

[АО] НашептАть, сов. – напустить болезнь, порчу «черными» заговорами.

[ПМ] «Надо с этими, с силами, с этими духами-то с ими бороться. Мало еще они так нашепчут, дак они же ведь напоят всякой всячиной, и с могил там землю берут, и след берут, и то, и другое, и всяко всячину! Так человеку плохо, что он приезжает вот, считай, ни живой, ни мертвый» (Рудкевич П. М., д. Борки).

«Работать»

[АО] РабОтать, несов., неперех. – насылать порчу «черными» заговорами.

[ПМ] «Приехали, говорит, она пожилая уже, сидит за столом, такая нехороший вид такой, оне молодые, нехороший вид такой. И говорит: “Ну, че приехали? Че надо вам? Че привезли? Деньги или ково?” Я говорю: “Нет, тапочки”. “Ну-ка, неси сюда”. Я, говорит, показала. “Вот это мягки, хороши тапочки, пойдут”. И посадила, говорит, давай меня лечить. Лечит и говорит: “Ну, хозяин, работай. Ну, хозяин, работай”. Мужик сидит рядом. “Мне, говорит, баба Аня, сразу не понравилось чё-то”» (Ефимова А. М., г. Ишим).

Глава 4. Личность тюменского знахаря

Каждая традиция формирует особый тип ее носителя, который отличается от остальных членов социума определенными поведенческими (поведение, представление себя другим людям) и личностными (восприятия мира, видение своего места и роли в мире) качествами. Как отмечает В. И. Харитонова, «таинственное знание [выделено В. И. Харитоновой. – Е. Е.], передававшееся из поколения в поколение, требовало не только строгой секретности своего существования, но и наличия определенных качеств у тех, кто принимал от предков эстафету хранителей магии» [48, 1, с. 52].

Личностно-поведенческая концепция народного целителя, предложенная вниманию читателей на этих страницах, строится нами на материале интервью с информантами. Таким образом, это взгляд изнутри на себя самого и на тех, кто может перенять традицию лечения (учитель – ученик).

Первым и важным этапом в становлении знахаря как личности, моментом «вхождения» в традицию, является процесс получения знаний и начала лечения.

В сибирской традиции бытования народно-медицинских знаний со временем складывался особый способ овладения целительскими навыками, приемами. От того, как и от кого получают и как и кому передают свои знания целители, во многом зависит сохранение, устойчивость традиции, ее жизнь, а также возможная ее трансформация, изменение в перспективе.

Одним из факторов, безусловно, повлиявших на традиционно существовавшую передачу знаний по родственной линии, по крови, оказалась смена политической власти после событий 1917 года.

Социально-экономические и политические преобразования, произошедшие в жизни западносибирских деревень и городов после 1917 года, затронули все слои общества. Не обошли они и институт знахарства. Прежде всего, он стал подвергаться нападкам со стороны прессы. Так, анонимный автор статьи «Темнота деревенская» в областной газете «Трудовой набат» за 1923 год, призывает:

«С темными силами нужна усиленная борьба. Прежде всего знахарей, как шарлатанов, нужно отдавать под суд. Культпросветам необходимо вести беседы с крестьянами о суеверии и вреде, приносимом деревне темнотой.

Медицинские пункты нужно поставить на высоту своего положения. Врачам и фельдшерам также необходимо вести беседы о пользе медицины.

Снимите с деревни «хомут» темноты» [40, с. 3].

В газетах публикуются материалы с многочисленными фактами неправомерного, с точки зрения авторов заметок, лечения со стороны знахарей, об их колдовстве, ворожбе и т. п. Авторы этих фельетонов ставят перед собой одну цель – предотвратить обращение читателей газеты к подобным услугам.

Доктор Шайчик в статье «Медицина и знахарство» в том же «Трудовом набате» за 1926 год отмечает факт процветания знахарства в городе Тюмени. Он приводит пример лечения знахаркой сифилиса парами киновари (киноварь – препарат ртути) над тазиком с раскаленными углями, в то время как «… в окружном городе, где имеется несколько десятков врачей, работает Центральная амбулатория, пропускающая до 200 больных в день, два диспансера, ряд консультаций, окружная больница на несколько сот коек, 3 городских районных врача, пункт скорой помощи и пр.» [7, с. 4].

К теме знахарства тюменская пресса, если судить по библиографическому указателю А. В. Чернышева, после 20–30-х годов активно возвращается в 50-х годах. О тоне статей и отношению к знахарству можно судить уже по заголовкам: «Сквозь пальцы», «“Лекарь” Евстафий и его пациенты», «Ирина Федоровна Спиридонова и другие…», «Чудодеи-самозванцы», «Лекарь-шарлатан» [76, с. 25–29].

К фигуре зарословского (с. Зарослое Бердюжского района) знахаря Евстафия Яковлевича Глухих обращена статья-фельетон корреспондентов «Тюменской правды» за 1954 год М. Порфирьева и М. Андреева «“Лекарь” Евстафий и его пациенты». В фельетоне отмечается, явно с негативно-саркастичеким оттенком, что «“лечит” зарословский знахарь Евстафий от испуга, надсады, кручины, определяет, сколько лет осталось вам жить на белом свете, «присушивает» сердца, «заговаривает» зубы…» [37, с. 2]. Авторы заметки рисуют портрет зарословского знахаря Глухих: «Это – полуграмотный, но хитрый человек. От медицины он далек так же, как небо от земли. Не желая трудиться честно, он уже полвека занимается своим ремеслом. Смутить его чем-либо трудно. Когда не получившие излечения больные приходят к нему со своим возмущением, он, пряча бесстыдные голубенькие глазки, разводит руками и говорит:

-Что бранитесь, касатики? Значит, господь не помог. А что я без господа – червь!» [там же]. В конце авторы подытоживают: «Нам думается, что зловредную деятельность знахаря надо пресечь. Областная прокуратура обязана привлечь его к уголовной ответственности за систематический обман трудящихся в корыстных целях» [там же].

Тюменский врач А. Асланян в заметке «Чудодеи-самозванцы» (рубрика «Прочти, верующий!») в «Тюменской правде» за 1963 год рассматривает знахарство как абсолютно вредное явление, представляющее собой «смесь религиозных представлений, суеверий, веру в духов и дьяволов» и «ценных, опытных данных», которые знахари «захватывают в свои руки» и «засоряют … предрассудками и сказками о чудесах» [1, с. 3]. Свои выводы он подкрепляет собственной медицинской практикой, наблюдениями за пациентами, которые ранее лечились у знахарей. Так, он отмечает: «На прием является довольно много больных с воспалением сухожильных оболочек предплечья (скрипун, так называют это заболевание в народе). И зачастую у этих людей рука перевязана суровой или шерстяной ниткой. (…) Гражданин Ш., страдающий язвой желудка, по совету знахаря начал принимать спирт, после чего состояние его резко ухудшилось, и он был вынужден лечь в больницу для лечения» [там же].

Пресса, безусловно, влияла на общественное мнение, формируя негативный образ сибирского знахаря, создавая стереотип шарлатана и невежды. Ее мнение отражали определённые слои городского и сельского общества, идеологически ориентированные на новую концепцию общественно-политической жизни, пропагандирующие коммунистическую систему. Эта система полностью исключала религиозный компонент (христианский, мусульманский), который был неотъемлемой и важной частью народно-медицинской традиции.

Отрицательное отношение к знахарям сознательно программировалось в рамках общества. Так, в роду Смирновой Л. В. (с. Ивановка) лечила Анна Петровна Гришина, тетка мамы. Хотя у нее не было близких родных (детей), свои знания Анна Петровна племянницам не передала, так как их, по свидетельству Смирновой, «учили не верить ни во что это».

Атеистическая пропаганда велась и в кругу отдельно взятой семьи. Суворова З. К. (с. Памятное) отмечает:

(!) Надо не только заговаривать, а надо в это верить, когда говоришь. Я в тот период не верила.

(?) А сейчас верите?

(!) Даже и сейчас трудно сказать. Наш отец говорил: «Ребятишки, вы не бойтесь, нет ни Бога, ни черта на земле». Он был атеистом.

Нередко люди, которые занимались целительством (белой магией), подвергались социальной обструкции, насмешкам и недоверию, их приравнивали к черным магам, колдунам, ведьмам (тем, кто насылает порчу, каким либо образом вредит). Как вспоминает А. Н. Маслова (с. Ивановка), дети её учителя Василия Буланова не хотели учиться знахарству:

(!) Тогда, знаете, коммунисты, шарлатанство, всё это считалося, что это колдуны, что это нехорошо…

(?) Он считался в деревне белым магом?

(!) Он, знаете, никак не считался, над ним смеялися. Тогда такое время было, над ним смеялися.

Однако те последствия, которые могли грозить занимавшимся народной медицинской практикой, не останавливали некоторых лекарей или их родственников. Романенко М. И. (с. Сладково) вспоминает о своей маме: «Очень много мама лечила. Вот, наверно, знаете, эту Граню, мама ее спасла. Она была, даже в больнице лежала, ее приковывали. А мама ее от испуга. Вот она до сих пор живет, эта Граня. Но в то время было страшно ходить, но она тихим сапом ходила потихонечку. Ну, вот лечить-то это не разрешалось же. Тогда говорили, что это ведьма, а ведьм, вы же знаете, в то время презирали людей таких». Всё же социально-политические изменения не могли не сказаться на функционировании традиционной медицинской культуры.

В новом времени лечение народными способами, на фоне рациональных приемов традиционной медицины и официальной антирелигиозной пропаганды, трактуется как таинственное знание, пережиток прошлого и синоним колдовства, то есть чего-то черного, плохого, злого, вредного. Действие целительских приемов, особенно заговоров, основано на вере в то, что они помогут, вере в силу тех, к кому обращается знахарь – к Господу Богу, Богородице, Святому Пантелеймону, Аллаху, Авлия, матери сырой земле, зорям, месяцу и другим образам (персонажам) христианства, ислама, язычества. Сами знахари осознают факт божественной помощи при лечении.

Например, о христианской традиции своего лечения говорит белоруска Кулеш М. С. (с. Викулово): «Дак лечу-то я, конечно, не все верят, потому что я… божественные у меня наговоры. Я с детства приучена к Господу Богу, Божественным молитвам. Я лечу только от Бога. Я не лечу так, как я послышу, как лечат. Я так не хочу и не хочу слышать».

Мусульманская традиция соблюдается казашкой Бейсеновой К. (д. Мезенка):

(?) Какие болезни вы лечите?

(!) Все, что Аллах дозволит. Конечно, я не могу сказать, сто процентов вылечиваю людей. Кто-то вылечивается, кто-то… Так же и у врачей. Аллах допустит, примерно, дозволит, он вылечится. Если суждено Аллахом. Если Аллах не дозволит, как я могу, я же человек.

По данным Г. И. Зиннатуллиной, знахарка Алманкаева З. (д. Варвара Ярковского района), «прежде, чем начать лечение, просит разрешения у авлия» [20, с. 81].

Природные силы помогают Масловой А. Н. (с. Ивановка) в достижении положительного результата лечения:

(?) А вы вот сами предпочитаете в какое время суток лечить, для вас это важно?

(!) Когда солнце сядет.

(!) Это кто вам говорил?

(!) Это мне дедушка сказал.

(?) А почему, он объяснил?

(!) Да, объяснил, что солнце, заходя, уносит болезни, все, что лучше. И действительно, это лучше. Когда солнце за горизонтом.

Несмотря на преследования, в сибирских деревнях и городах знахарство сохранилось к настоящему времени. Однако этот социальный институт претерпел с течением времени определенные изменения, в частности, в способах передачи знахарских знаний от учителя к ученику. Рассмотрим эту проблему подробнее.

В. И. Харитонова говорит о трех хорошо известных путях, благодаря которым можно обрести «необычные знания»: во-первых, «путем обучения»; во-вторых, «при «посвящении» (разовом или многократном)», в-третьих, «в результате тяжелейшей физической либо психической травмы» [48, 1, с. 73]. Все эти пути оказываются задействованными при получении знаний нашими информантами (возможно и такое, что тот или иной знахарь получает знания несколькими способами, упомянутыми ученым). Однако представляется интересным выявить источники получения знаний тем или иным целителем. И здесь ярко видны моменты трансформации лечебной традиции.

Народные медицинские знания могут быть получены целителем из следующих источников:

А. Женщины (83).

I . Женщины – родственницы (54): 1. Мама (27). 2. Бабушка (родная, разные степени родства) (17). 3. Свекровь (10). 4. Тетя (4). 5. Сестра (1). 6. Мачеха (1). 7. Сестра свекрови (2). 8. Сноха (1). 9. Мать дяди (1).

II . Женщины – не родственницы (29): 1. Бабушка (по возрасту или определению информантки) (25). 2. Женщина (по возрасту или определению информантки) (3). 3. Подруга свекрови (1).

Б. Мужчины (14).

I . Мужчины – родственники (11): 1. Отец (3). 2. Дедушка (5). 3. Дядя жены (1). 4. Крестный (1).

II . Мужчины – не родственники (3): дедушка, мужчина.

В. Книги(13). Книги Натальи Степановой (наиболее популярный источник получения знаний), «Белая магия», «Черная магия», Александр Кашпировский, Александр Аксенов («Я не колдун, я знахарь»), Юрий Лонго, «Книга тайных наук», Коран, Библия, «Медицина Пророка», Г. Попов («Народно-бытовая медицина»), «численник» (отрывной календарь), «молитвенные книжки».

Г. Другие источники (5). Например, курсы биоэнергетики (Редькина А. П., д.  Веснина); «заговоры придумала сама» (Наздеркина И. К., г. Ишим); «кто где че, я уже хватаю» (Вострых Р. А., с. Уктуз); «а потом, может, как-то от кого-то, что-то» (Романенко М. И., с. Сладково).

Можно отметить, что свои знания информанты получили в основном от родственников (учитывалась разная степень родства, как кровная, так и не кровная) – 65 фактов передачи знания. Как отметила Сосновцева А. И. (с. Бердюгино), все это «передается из поколения в поколение». В связи с этим она отказалась передать нам лечебные тексты. Мамич Т. И. (с. Омутинское) сообщает: «Мне свои бабушки говорили, тетки: “Мы старые умрем, кто будет лечить?” Я поучилась». В случае Кутырёвой Р. Д. (д. Кутырева) инициатива по научению лекарским знаниям исходит от нее самой:

(?) А вот вы умеете от уроков. Кто вас научил?

(!) Да бегала-бегала, шестеро [детей. – Е. Е.], то падут, то раздерутся, то напугаются. Бегаю, все ишшу, кто мне наладит. Потом к одной старушке пришла, говорю: «Дак, давай ты, я хоть запишу, диктуй ты мне!» Ну, она мне продиктовала, я записала, ну, вот и теперь шепчу, лажу их. Аганя, Агафья Данилова. Вот от ее. Мамина сродная сестра была, свекрови.

Способ получения знаний по крови признается некоторыми информантами (в основном теми, кто сам получил свои знания по родственной линии и собирается передать их родственникам) единственно верным и эффективным с точки  зрения силы лечебного воздействия. Нагайцева А. С. (с. Озерное), отказавшаяся сообщить слова заговоров, аргументировала это тем, что «это надо через потомство». Ефимова А. М. (г. Ишим), не сообщившая нам «основных» текстов (от сглаза, порчи), отмечает: «У меня старинное, свое. А чечас много пишут. А толку-то что? Я и Степановой книжки не беру. У меня своя сила».

Нельзя не отметить явный половозрастной аспект проблемы, связанной с передачей и сохранением народных медицинских знаний. Так, анализируя материал XVIII – первой четверти XIX веков, Н. А. Миненко замечает, что «существовали в крестьянской среде и медики-«профессионалы» – знахари, к которым обращались в более серьезных случаях, и в частности при «порче». «По Ялуторовскому округу, – пишет наблюдатель, – есть несколько личностей, приобретших известность своей практикой между крестьянами, одни из них терапевты, другие хирурги. Между этими личностями есть мужчины и женщины; женщин даже гораздо более». Женщины-знахарки, как правило, были пожилого возраста, чаще всего – старухи» [32, с. 118–119]. В настоящее время фразу из статьи Миненко «гораздо более» можно заменить на «в основном» или «в подавляющем большинстве случаев».

Действительно, в подавляющем большинстве случаев передача знаний происходит от женщин разного возраста и разной степени родства – 83 факта передачи знаний. Стоит отметить, что постепенно происходит ярко выраженная феминизация западносибирской народной медицинской традиции. Так, всего нами зафиксировано 14 фактов передачи знаний от мужчин, которые делились своими знаниями, как правило, когда наши информантки были в молодом возрасте – это приблизительно, усреднено 30–40-е годы XX века. В нашем же списке информантов всего 3 человека мужского пола, в той или иной степени владеющих традиционной медицинской культурой и практикующих (белорус Савченко М. М., русский Санников П. К., татарин Тимканов Х. К.). Пока можно утверждать, что среди тех, кому знахари намерены передать свои знания, есть и мужчины (разного возраста). Об этом свидетельствуют зафиксированные нами факты передачи знаний женщинами-информантками своим сыновьям или внукам.

Совершенно уникальный для нынешних времен пример – внук Савченко Л. К. (с. Нижняя Тавда), который сам изъявляет желание лечить. Любовь Константиновна рассказывает об этом: «Вот внучек-то тот же, у него в руках-то столько много энергии. От младшего сына, один-единственный. Вот я говорю: “Подожди немного, побольше будет ума, тогда я тебе все передам”. Он голову лечит. Вот подойдет, заболит голова: “Дай, баба, полечу”. Накладывая руки лечит. От его рук волоса поднимаются. Тепло становится по всему телу. Внук во второй класс пойдет. Он просит: “Ты, баба, научи меня”. Он окрестился у меня. Мне кажется, с него выйдет толк. Есть еще две внучки и внук. У них нету этого».

Лечит взрослый сын Сосновцевой А. И. (с. Петелино), которому Алевтина Ивановна по его просьбе передала свои знания лечения грыжи: «А теперь сам лечит, говорит: “У друзей дети рождаются, пупы-то здоровые делаются”».

В знахарской традиции, сформировавшейся на территории Тюменской области, по-особому проявляется национальный аспект. В целом Тюменская область как часть западносибирского региона – особое полиэтничное образование, население которого сформировалось в результате многочисленных миграционных волн. Этнический состав Тюменской области есть результат миксации восточных славян (украинцев, белорусов, русских), тюрков и финно-угров. Рефлексия сибиряка происходила и происходит в ситуации пограничья Азии и Европы. Так, историки говорят об особом восточнославянско-сибирском этноконтинууме, выделяя в нем две большие группы «старожилов (сибиряки, чалдоны, родчие, тутошние, казаки, кержаки, староверы, раскольники и пр.) и переселенцев (новоселы, российские / расейские / расея, самоходы, кацапы, хохлы, колтучаны, лапотоны / лапотники, поселенщики, целинники и пр.)» [16, с. 344–345]. Со второй половины ХIХ в. среди местной интеллигенции (Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева, С. С. Шашкова и других) формируется сибирское областничество. Областники отстаивали положение Сибири как региона, сформированного в процессе колонизации (освоения) края наиболее предприимчивыми и вольнолюбивыми людьми, отличными от «расейских». «Областники» пришли к выводу, что в Сибири сформировался «особый историко-этнографический тип русских», чей внешний облик и привычки есть результат взаимодействия с аборигенными этносами, а также колонизации и природно-климатических изменений [78, с. 103].

В ситуации отрыва от материнской земли сформировалась и особая славянская культура, вобравшая в себя элементы культуры коренных народов – тюрков и финно-угров. Впрочем, славянская заговорная традиция оказала заметное влияние на системы лечения других этносов, в основном пришлых, некоренных. Переселившиеся добровольно или вынужденно (в результате ссылки, депортации) на территорию Западной Сибири в XIX – начале XX вв., они восприняли многие элементы русской культуры, уже сложившейся здесь с XVI в. после походов Ермака. Среди этих народов: чуваши, финны, литовцы, коми и ряд других, исследованных нами в фольклорно-этнографических экспедициях. Особенно сильно влияние славянской заговорной традиции на те народы, которые жили в соседстве с русскими, украинцами, белорусами (в том числе в результате межэтнических браков). Таким образом, славянская лечебная традиция становилась частью лечебной культуры иных этносов.

К примеру, Мартынова Н. И. (с. Озерное), по отцу – финка и по матери – украинка, унаследовала свои знания от деда-украинца Григория Васильевича Колтуненко. Медведева (Шукис) Ф. П. (с. Омутинское), литовка, лечила своих детей русскими заговорами, которым она научилась здесь, в Сибири, в Омутинском районе. Бейсенова К. (д. Мезенка), казашка, первоначально лечившая только казахов, мусульман, сейчас не проводит религиозно-этнических границ между своими пациентами: «Я до этого только казахов, мусульман лечила. (...) А мне говорили, что… я так сама думала, что, наверно, я мусульманка, только мусульман надо лечить. А крестьян нельзя. Ну, не положено молитвы, наверно, читать. А когда к Софья апе [ясновидящей. – Е. Е.] приехала, Софья апа сказала: “Нельзя людей подразделять, один Аллах создал всех на земле, и цыган, и кто бы ни был, один Аллах, молитвы всем помогают. Лечи всех сподряд, никому не отказывай, это большой грех”. И так вот я начала, вот, четырнадцать лет нынче, как лечу».

В районах, где компактно проживают русские и казахи, чуваши, коми, татары, знахари не проводят национальных границ между пациентами. Дмитриева К. В. (с. Ярково), чувашка, в своей системе лечения совмещает русские и чувашские (на чувашском языке) заговоры, а обращаются к ней за помощью и выстраиваются в очередь «русские, и чуваши, и татары». В Сладковском и Ишимском районах русские бабушки (Бекенева М. К., Голендухина В. И.) лечат казахов.

Однако если в лечении не существует этнически-религиозных границ, то в процессе передачи знаний они существенны. Как принято, целитель передает свои знания человеку одной с ним веры. Так, баба Лиза, которая научила лечению Суворову З. К. (с. Памятное), «не могла рассказать наговоры [соседке девушке-казашке. – Е. Е.] – другая раса. Магомет и Иисус Христос – две вещи разные, и веры совершенно разные, и наговоры разные». У самой бабы Лизы не было детей, поэтому она передала знания Суворовой З. К. Таким образом, цепочка родственных связей в передаче знахарских знаний может быть в том или ином поколении нарушена или прервана.

У Плехановой Л. Я. (с. Ивановка) лечила бабушка, Цыпанова Мария Ильинична («лечила коми, зырян, татар, русских»), которая передала совсем немного знаний своей дочери, а внучка признается: «А я абсолютно ничего не знаю». Если обратиться к интервью наших информантов, то достаточно четко видно, как постепенно происходит утрата знахарских знаний.

Все же многие информанты стараются передать знания именно своим родным:

«Написала дочерям, внучкам. Дочь воспринимает хорошо, потому что она верует Богу, признает» (Лейс В. К., с. Бердюжье).

«Сейчас не стала браться [за лечение. – Е. Е.], мне не надо. Чё Господа Бога ворОчить. Передала я своё дочерям» (Федорова Ю. А., с. Сосновка).

Однако среди информантов есть немало и тех, кто отмечает, что их дети или внуки по разным причинам не хотят перенимать знахарские знания – из-за отсутствия веры в заговорные тексты, способностей к лечению, хорошей памяти, усидчивости, терпения и других качеств, необходимых, по мнению информантов, для личности целителя.

«У меня чечас тоже две дочери, оне говорят: «Мы не будем. Тебе не лень, мама, дак ты лечи, а мы не будем. Терпенья, говорит, нам не набрать» (Торопова М. И., с. Бердюжье).

«Свои знания не передавала. Дочь у меня этому не это. Сын у меня вроде может, но пока не хочет. Дочь не может. Сразу вижу. Она не запоминает. Я два слова скажу, она не может повторить» (Пинигина Г. А., с. Омутинское).

Нами зафиксированы случаи, когда лечебные знания передаются не по кровной линии. Среди опрошенных нами информантов знания от не родственников-женщин получило 29 человек, от не родственников-мужчин – 3 человека; всего 32 случая получения знаний от не родственников против 65 случаев от родственников, то есть примерно половина.

Кроме того, источниками получения сведений по народной медицине служат книги, средства массовой информации – телевидение, радио, газеты, журналы, а также другие ресурсы – «сама узнала», «придумала», курсы биоэнергетики. Такой опыт стал источником знаний (или одним из источников) в 16-ти случаях. Подобная ситуация зафиксирована исследователями и применительно к прошлому, к XVIII – первой половине XIX вв. Н. А. Миненко отмечает: «Свой «профессиональный» багаж они [знахари. – Е. Е.] старались держать в секрете, но передавали его не только по наследству, а и знакомым, даже – за плату – случайным людям» [32, с. 119]. Однако мы не знаем, каковы были пропорции в получении знаний в прошлом.

Возможно получение знаний за какие-либо услуги. Леошкова В. Н. (с. Нижняя Тавда) лечению научилась от бабушек в Иске (деревня в Нижнетавдинском районе), где жила некоторое время. Она писала им письма, а они научили некоторым народным медицинским приемам, в том числе заговорам (информантка их сообщить отказалась и вообще на контакт шла неохотно).

Копытова Е. Н. (д. Русский Сингуль) рассказывает, что узнала единственный заговор, которым она владеет, от мамы, научившейся от не родной бабушки, жительницы той же деревни. Эту молитву информантка давала другим людям. В беседе она отметила: «Эту молитву берегите и по всему миру, кому надо, тому скажи. Своим ли, кому-то, чтобы лечили. Или врачам».

Шалыгина Л. Е. (д. Десятова) получила знания от нескольких лиц (не кровных родственников и чужих женщин). Она рассказала, как ей достались заговоры от Шпилевской Марии, жительницы той же деревни: «Я к ней ходила [к Шпилевской Марии. – Е. Е.], у ней списана тетрадь была. Я пришла к ней и говорю: “Тетя Маруся, вы мне дайте от испугу”. Она сначала мялась. Это не каждый дает. А потом я ее предупредила: “Тетя Маруся, если только вы не хотите, жалко, не давайте”. Она: “Да ну, да че, жалко. На вот, спиши”. У ней там так кое чё было. Я не стала вот такое главное, так чё переписала».

Момент передачи знаний может быть связан с личностными качествами лекарей-учителей. Посторонние люди, главным образом женщины пожилого возраста, передавали знания по лечению информанткам, видя, что у них болеют маленькие дети, из жалости к ним (разовая передача способа лечения конкретной болезни). Так получила свои знания Лаптева Е. В. (с. Нижняя Тавда): «Одна бабушка, в Тукмане в деревне жили… Смешанная деревня – немцы, литовцы, сосланные были, русские, татары… Бабушка с Тукмана, чужая совсем… Бабушка Аксинья Лобанова, русская. Когда учила, была старенькая. Научила потому, что пожалела меня, у меня их там семь было в Тукмане, восьмой здесь, в Тавде родился. Вот она меня пожалела. Она просто так на улице сказала: “У тебя много ребятишек, Катя, ты, я тебе вот скажу, учись от уроков”. Маленьких же всегда урочат».

Медведева (Шукис) Ф. П. (с. Омутинское) заговоры «узнала от какой-то бабушки в Омутинке. Пожалела меня и ребенка пожалела. Говорят, что нельзя говорить. Как секрет».

Такие социальные катаклизмы, как революции и войны, о чем мы уже говорили выше, трансформируют народно-медицинскую традицию. В эти периоды происходит нарушение естественного процесса передачи знаний по родственной линии. Однако даже в таких сложных ситуациях учитель, несмотря на препятствия, искал своего ученика, который был бы способен лечить и сохранить полученные знания. Так, во время Великой отечественной войны некоторые старики, оставшиеся без поддержки и без средств существования, вынуждены были бродяжничать, просить милостыню (например, дед-лекарь в интервью Кугаевской Г. П., с. Байкалово). Среди них были и лекари, у которых не осталось никого из родни и которым не с кем было поделиться знахарским опытом. Свои знания они передавали тем случайным людям, в ком они видели дар, талант к лечению. Таким образом от странствующего деда-лекаря получила знаниями Рудкевич П. М. (д. Борки), инвалид с детства (у Пелагеи Михайловны, как она сообщила, туберкулез левого тазобедренного сустава):

(?) А вас кто научил?

(!) А ходили вот, понимаешь, как сказать, вот не то что вот теперь называют их бомжи, а они ходили вот такие люди бедные. Это было вот во время войны. Они вот ходили старые, престарелые люди. И вот один дедушка, царство ему небесное, вот, ну, они же вот видят… Вот, я, например, теперь тоже вижу человека, который, ну как, и с доброй душой, и который с пожеланием. А тот уже совсем старый был, и потом мама давай расспрашивать, как вот, что у меня так случилось, что родИлась… А мама говорит: “Нет, она родИлась, значит, нормальная, до шести лет…” Оказывается, тоже мне было сделано по злу. Ну, кто же знал раньше-то, кто чего? Ну вот, он сказал, что она страдает из-за людей. Ну и, говорит, надо, она у вас, значит, это, такая вот, у ей… Он не выразился, это же теперь говорят «талант» ли что ли, а он говорит, что у ей есть дар, вот дар Божий… Дак вот надо ей вот… Ну, и вот, он кой которые, я тогда еще кого, только один класс кончила, писала-то так плохо, но он все равно мне диктовал, я переписала, потом, значит, вот скотину лечить, вот людей, ну, вот самое главное, теперь мне пригодилась вот эта порча, вот это вот…

Среди способов получения знаний, целительского опыта или же каких-либо советов получает распространение совершение «паломничества» к другим, часто известным знахаркам. Так, Савченко Л. К. (с. Нижняя Тавда) ездила к знахарке Анне Ивановне «на Пристань» (пос. Нижнепристанский Нижнетавдинского р-на). Кугаевская Г. П. (с. Байкалово) ездила в Новосибирск к «сибирской целительнице» Наталье Степановой.

Мы зафиксировали в единичном случае отказ от врачевания после принятия информанткой православия (Слободенюк С. И., с. Омутинское).

Лечебные знания могут передаваться двумя способами – устным (устно-визуальным) и письменным. Некоторые информанты отмечают, что письменный способ передачи знаний является неэффективным, так как слово «обесценивается», исчезает его магическая сила, а возможный преемник знаний не сможет перенять и использовать лечебные тексты: «Писать не надо. Если написала на бумажке – толку мало» (Шаровьева Н. А., с. Петелино). «Эти слова нельзя писать, нужно запоминать. Мне мама сказала так и баба Надя: “Вот чё на ум тебе сразу запомнила, это и будет хорошо для людей”». (Пинигина Г. А., с. Омутинское).

Устная передача знаний могла происходить двояко: с одной стороны, на примере лечения учителя (ученик как помощник или наблюдатель участвовал в заговорно-заклинательном акте), с другой, заочно, в форме рассказа только лечебных текстов и, возможно, объяснения ритуальной части заговорно-заклинательного акта.

Федорова Ю. А. (с. Сосновка) научилась чертить рожу от знахарки, «настоящей баушки»: «Фрося – та хороша, настоящща была тоже баушка. Я к ей ходила, у меня как-то грудь заболела, рожа на грудь сделалася, я к ей пришла: “Вот давай, Юля, раздевайся, я щас буду тебе грудь чертить, а ты перенимай, слушай”. Вот я от ее упеть эту, рожу-ту, переняла».

Парень из Боровой научился от Кулеш М. С. (с. Викулово) вставлять кости, когда та лечила его: «Через неделю парень приезжает ко мне нормальный. Вот так: “Бабушка, я приехал тебя отблагодарить. А теперь сам вставляю людям. Бабушка, спасибо тебе, меня ты научила, я теперь за хирурга работаю”. Я говорю: “Ну, ладно, слава Богу, работай на здоровье, помогай людям”».

В детстве от родственницы научилась лечить грыжу Тимофеева А. Г. (с. Бердюжье):

(!) А грыже-то я научилася, у нас, это, была дяди Ивана матка, на Власовом там. А она приходит к нам: “Тонюшка ты, матушка, пойдем ко мне, айда”. Ну, они как нам свои доводятся. “Айда, ты мне руку полечи, вот рука болит у меня”. Она мне накинет плат… вот на это полотенце, говорит, а я приговаривала. Вот я лечилась ешо маленькая. Лет, наверно, двенадцать было, и больше я – фить – в ус не вела. Покамесь свои не родились. Ну, а потом вспомнила, раз я лечила дак.

Магические предметы в западносибирской медицинской традиции могут выполнять сразу несколько функций: они являются одновременно и средствами диагностики, и средствами лечения от той или иной болезни. Например, Шалыгина Л. Е. (д. Десятова) от уроков и испуга кладет в воду угольки и соль и наговаривает на них слова молитвы. Использование этих магических предметов Любовь Егоровна объясняет так: «Ну, уголек как вроде бы сгорает это [болезнь. – Е. Е.], и соль поедает эту всю нечисть, если вот испуг там». Выкатыванием яйца лечит Панасюк А. В. (г. Тюмень): читая слова заговора (три раза), она одновременно водит яйцом по той части тела, которая упоминается в тексте; затем яйцо разбивается в небольшую стеклянную ёмкость, в которую налита примерно до половины вода. На верх воды поднимаются «шипы», по очертаниям которых Александра Власовна определяет, кто испугал человека. Как она объясняет, яйцо собирает в себя отрицательную энергию, злобу, зависть.

В систему диагностики народной медицины входят способы, позволяющие по состоянию организма оператора или перципиента узнать, болен ли человек и чем конкретно он болен. Они сочетают как традиционные приемы диагностирования, так и нововведения последних лет. Здесь задействован экстрасенсорный тип магико-мистической практики (биоэнергетическая работа). Среди этих способов:

~ общее психосоматическое состояние организма знахаря;

~ прикосновение руками к телу / вождение руками на расстоянии от тела;

~ «прощупывание» человека;

~ позевота / отсутствие позевоты;

~ определение болезни по глазам (Чернышева Н. А., с. Нижняя Тавда);

~ вождение по лицу кольцом (Чернышева Н. А., с. Нижняя Тавда);

~ интуитивный способ;

~ забывание слов лечебных текстов.

Диагностика с помощью рук выявляет не конкретную болезнь, а общее состояние человека и место локализации боли. При этом состояние организма того или иного знахаря может быть разным. Например, у Харлановой Ф. И. (с. Омутинское), если «внутри у его гадость, болезнь», руки «напрягаются», опухают. Бекенева М. К. (с. Сладково) отмечает, что в процессе диагностирования (она водит руками над головой пациента) «пробивает», «как будто у меня иголки там или какой-то магнит там выходит из рук. Стало быть, больная, кака-то болезь у вас есть». Руками она диагностирует и лечит болезнь.

Болезнь может быть диагностирована «прощупыванием» тела пациента. Такую процедуру проводит Кулеш М. С. (с. Викулово): она раздевает человека и проверяет «прощупыванием» отдельные части тела, ставит диагноз и приступает к лечению.

Признаком наличия болезни (как правило, нервной) может быть позевота знахаря. Например, Шалыгина Л. Е. (д. Десятова) говорит, что если во время диагностирования она «позевает» и вообще себя «плохо чувствует» (общее соматическое состояние), то человек изурочен или испуган. Если позевота сопровождает сам процесс лечения, то это является показателем того, что знахарь отдает свои силы больному и принимает в себя его отрицательную энергию, болезнь. Так, когда Голендухина В. И. (д. Десятова) «налаживает воду» для лечения, она «позевает» . «всю энергию, говорит, забирает эта [болезнь. – Е. Е.]». В свою очередь отсутствие позевоты во время лечения может трактоваться знахарем как негативный признак: болезнь накапливается в организме, не находит выхода вовне через зевание: «Если испуженный – то, конечно, я сама болею. Во мне болезнь идет. Это когда позеваешь – это еще ничего. А вот когда не позеваешь, оно чувствуешь, что мне туда, туда идет, тогда худо мне» (Шалыгина Л. Е.).

Диагностирование болезни по лицу и глазам практикует Чернышева Н. А. (с. Нижняя Тавда). Таким способом она определяет нервные заболевания (сглаз, порчу). Симптомы болезни следующие: если глаза тусклые, а на лице после вождения по нему золотым кольцом осталась черная полоса, человек сглажен или на него наведена порча.

Наконец, среди способов диагностики болезней можно выделить «интуитивный» способ. Например, таким образом, в сочетании с «прощупыванием», определяет то или иное заболевания Кулеш М. С. (с. Викулово). Здесь уместно привести её рассказ: «А вот я про себя скажу, конечно, и не похвастаю, я всю правду говорю: мне как кто подсказыват. Посмотрела на человека, ага! Возьму за живот: если я прошшупала, я знаю, где, что там. Вот так. В прошлом годе приходит к нам парень к нашему парню [внуку. – Е. Е.]. Я гляжу на него, поглядела на его. Он: “Бабушка, что вы на меня так пристально смотрите?” Я говорю: “А вижу, что вы больные”. . “Как, почему?” . “Ну, вижу, что вы больны”. . “А че у меня болит?” . “Мне кажется, что печень больная или жёлчный пузырь”. Рассмеялся. . “Бабушка, а вы где раньше работали?” Я говорю: “А какое это имеет значение, где я работала?” Я говорю: “Был в больнице?” . “Нет”. . “А болешь?” . “Болею”. . “А почему не идешь в больницу?” . “Думаю, пройдет все”. Я говорю: “Ну-ка, давай, иди в больницу. Иди, а потом обратно ко мне зайдешь, скажешь, че у тебя обнаружат”. . “Хорошо, завтра пойду”. И правда, пошел в больницу, сходил, там у него анализы взяли, да то, да другое… Приходит: “Бабушка, а вы как знаете, что у меня печень болит?” Ну, я говорю: “Я вижу, вижу, по тебе вижу, что у тебя печень болит. Дак вот, лечись, надо лечить, надо”».

Способ диагностики Масловой А. Н. (с. Ивановка), с нашей точки зрения, совмещает в себе суперсенситивный и экстрасенсорный методы. Она «подключается» к Единому информационному полю (инсайтное получение информации) и работает с помощью биоэнергетики:

(!) Ну, я сразу вижу. Ну, человек жалуется во-первых на что… При разговоре с человеком я это чувствую. Я прошу человека на свои руки положить руки. Он смотрит в глаза – я задаю вопросы. Некоторые люди даже падают в обморок.

(?) А какие вопросы задаете?

(!) Ну, какие? Задаешь простые вопросы.

(?) А в процессе лечения вы чувствуете, что сами изменяетесь внутри, что-то с вами происходит?

(!) Да, конечно. Я чувствую человека. Я чувствую его боль. Вот ты сейчас сидишь со мной рядом, вот стоит мне прикоснуться к тебе, я начну… Я и так ощущаю волнение, небольшую дрожь, она передается от тебя ко мне. Я боюсь прикоснуться, что это усилит тебя и усилит меня. И если я прикоснусь к тебе, мне поневоле уже придется говорить: есть у тебя сглаз, нет ли у тебя сглаза.

(?) А вы определяете сглаз прикосновением?

(!) Да, прикоснуться.

(?) Вы рукой к любому месту прикасаетесь?

(!) К руке. Или потом прошу, если я не уверена, чтобы на мои руки положили свои.

Забывание слов заговорного текста не является «прямым» средством диагностирования, но оно, сопутствуя лечению, является знаком того, что болезнь сильная. Кутырева Р. Д. (д. Кутырева) приводит такой пример из своей практики: «А вот который раз вот сразу налажу, а который раз, наверно, шибко там напужены или изурочены – я ни в каку: не могу ни слова вспомнить и все, хоть убей. Шапчу, шапчу – нет, не могу вспомнить». Вспоминая о своем отце-лекаре, Глазычева Х. И. (г. Ялуторовск) также подчеркивает, что забывание текста являлось для него симптомом чего-то «нехорошего» (сильной болезни).

В конце (постпозиции) лечения состояние знахаря может являться подтверждением диагноза, который он поставил пациенту. Одновременно оно служит доказательством передачи от знахаря силы, энергии пациенту. Организм знахаря как бы живет по закону «обратного действия»: он зеркально отражает ту или иную болезнь, воспринимая, «впитывая» в себя негативную телесную и душевную информацию, идущую от больного. В связи с этим после лечения знахари, как правило (за редкими исключениями), болеют сами. Например, Савченко Л. К. (с. Нижняя Тавда) отмечает: «Что я беру от ребенка-то, все на себя. Ну, действительно, я полечу, потом у меня все болит. Если грыжу лечу пуповую, значит, у меня живот весь болит, груди. Если от бессонницы лечу, сама не сплю». Как отмечают информанты, особенно сильно на состояние их организма отражается лечение нервных заболеваний, затянутых болезней и болезней взрослых (поэтому многие из них стараются лечить только детей). После лечения у знахаря ухудшается общее состояние организма, болит голова, поднимается давление, ломит руки и т. д.

После лечения знахари по-разному восстанавливают силы. Редким является способ защиты до процесса лечения. Такие сведения являются наиболее сакральными, поэтому информанты их не рассказывали. Наиболее распространенным является восстановление сил после лечебной процедуры, причем в основном у каждого знахаря своя методика. Знахарки могут несколько дней не принимать пациентов до следующего лечения, как это делает Шаровьева Н. А. (с. Петелино): «Я день–два–три отдохну, потом снова. Я не могу, я болею, я, видать, энергию свою много отдаю». Некоторые принимают тонизирующие средства: чай (сладкий чай), кофе, травяные настои, другие занимаются физической работой («зимой снег почищу, летом на огороде, на вольном воздухе», Снегирева А. И., с. Памятное), кто-то отдыхает. Некоторые знахари для восстановления сил после лечения применяют особые «знахарские» заговоры (Савченко Л. К., с. Нижняя Тавда; Редькина А. П., д. Веснина). Нагайцева А. С. (с. Озерное) восстанавливается через своих пациентов («эффект отражения энергии») – «человеку легче делается – и мне легче, легче. Если человеку на лёгость пойдет – а если не на лёгость, человеку не влияет ничего, значит, дар свой не отдал ничего».

Знахари могут восстанавливаться с помощью средств, в которых явно просматривается религиозный компонент. Бекенева М. К. (д. Таволжан) лечится с помощью соцветий на пасхальных вербочках: «Вот на Паску, в Вербное воскресенье, надо к Вербному воскресенью припасти обязательно вербочки, чтобы они до Вербного воскресенья стояли у меня коло иконы. И в Вербное воскресенье утром встать и обязательно три вербочки мне надо утром съедать, чтобы я не болела». Церковными свечами восстанавливается Вожегова М. Ф. (д. Карасуль): после лечения она зажигает свечи, встряхивает над ними руками, произнося три раза слово «аминь». Наговоренной водой очищается после лечения от болезни Ефременко В. В. (г. Ишим). Казашка Бейсенова К. (д. Мезенка) восстанавливается тем, что после лечения читает Коран.

В тюркской традиции принято восстанавливаться через «свое» дерево. Такой способ практикует Тимканов Х. К. (д. Епанчина): «Восстанавливаю свою энергию при помощи своего дерева. У меня есть свое дерево – пихта. Я прихожу к нему, постою рядом, посижу или похожу вокруг него, а потом поворачиваюсь в сторону солнца и восполняю свою энергию». Однако восстановление сил с помощью дерева характерно и для русской традиции (см., например, интервью Шишкиной Н. Д., г. Ишим).

Итак, система диагностики болезней народной медицинской традиции в границах территории Тюменской области представляет собой комплекс магических и экстрасенсорных способов. Эти способы ориентированы как на «показания» магических предметов, так и на состояние организма знахаря, являющегося своеобразным «резонатором», «воспроизводящим», зеркально повторяющим болезнь пациента. Особая чувствительность организма знахаря к болезни проявляется в пре- и постпозиции лечебного ритуала. Знахарь, выступая медиатором между пациентом и его болезнью, «вбирает» в себя отрицательную энергию, а затем «освобождается» от нее, как правило, с помощью особых восстановительных средств.

Глава 6. Невербальный язык лечебного процесса в народной медицине

Невербальный язык, или кинетическое поведение людей, является важной составной частью лечебного ритуала. Как отмечает В. И. Харитонова, довербальные средства коммуникации – язык жестов, мимика, звуковая сигнализация, которыми оперировал человек до развития второй сигнальной системы, первоначально составляли основу магико-мистической практики. Древний человек, формирующийся как вид, обладал «способностью к суггестии, в значительной степени более высокой, чем у его современного потомка, который почти утратил эти свойства в результате существования в условиях технократической цивилизации» [48, 1, с. 157]. В последнее время в научной среде всё чаще говориться о психосоматике визуальной коммуникации в соматологическом пространстве [38], [39].

Фиксация исследователем невербального языка у занимающихся лечебной практикой связана с рядом трудностей, самая главная из которых – наблюдение за заговорно-заклинательным действом в условиях его непосредственного, реального осуществления. Как правило, исследователь фиксирует имитацию, моделирование лечебного процесса. Эта искусственная обстановка искажает подлинный заговорно-заклинательный лечебный акт. Она не позволяет объективно восстановить язык тела, который включает в себя собственно жесты – знаковые движения рук, ног, головы, выражения лица, позы и знаковые телодвижения – движения корпуса знахаря (оператора) и его пациента (перципиента).

Система паралингвистических средств акта коммуникации является объектом невербальной семиотики, науки относительно молодой. Единый семантический язык описания (метаязык) невербальных единиц и категорий складывается на наших глазах. Обобщающей работой в этом плане вотечественной лингвистике предстает исследование Г. Е. Крейдлина «Невербальная семиотика» [30]. В этом труде исследователь выделяет наиболее крупные частные науки, из которых складывается невербальная семиотика. Среди них:

~ паралингвистика (наука о звуковых кодах невербальной коммуникации);

~ кинесика (наука о жестах и жестовых движениях, о жестовых процессах и жестовых системах);

~ окулесика (наука о языке глаз и визуальном поведении людей во время общения);

~ аускультация (наука о слуховом восприятии звуков и аудиальном поведении людей в процессе коммуникации);

~ гаптика (наука о языке касаний и тактильной коммуникации);

~ гастика (наука о знаковых и коммуникативных функциях пищи и напитков, о приеме пищи, о культурных и коммуникативных функциях снадобий и угощений);

~ ольфакция (наука о языке запахов, смыслах, передаваемых с помощью запахов и роли запахов в коммуникации);

~ проксемика (наука о пространстве коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях);

~ хронемика (наука о времени коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях);

~ системология (наука о системах объектов, каковыми люди окружают свой мир, о функциях и смыслах, которые эти объекты выражают в процессе коммуникации) [30, с. 22].

Анализ невербального языка заговорно-заклинательного лечебного акта позволит нам реконструировать его коммуникативную составляющую. Мы рассмотрим проксемное и хронемное поведение оператора и перципиента в лечебном процессе, а также некоторые моменты кинесики (ритуальный жестовый язык рук).

§ 6.1.Невербальная коммуникация: проксемика

Применительно к заговорно-заклинательной практике пространство, как отмечает В. И. Харитонова, должно рассматриваться в трех аспектах: во-первых, как реальное пространство, в котором осуществляется проведение заговорно-заклинательного акта; во-вторых, как отражение идеи перехода в ирреальность (в измененном состоянии сознания), а также пространственные описания в самих текстах; в-третьих, как восприятие внутренних ощущений заклинателя в связи с пространственными трансформациями (психический аспект) [48, 2, с. 342]. Мы рассмотрим реальное пространство проведения заговорно-заклинательного акта, где взаимодействуют оператор и перципиент. С точки зрения проксемного поведения человека, значимыми являются невербальная концептуализация и культурная организация пространства, способы восприятия, организации и использования пространства во время коммуникации [18, с. 456].

Пространство является категорией, моделирующей структуру ритуала лечения в западносибирской медицинской традиции. Как и в архаичной мифопоэтической модели мира [54, с. 340–342], пространство лечебного ритуала тюменских знахарей оживотворено и одухотворено, разнородно и ценностно ориентировано в каждой своей части. В пространстве лечебного ритуала, зафиксированного нами в Тюменском регионе, особое значение придается противопоставлению координат «лево vs. право» и границам, и локативам.

Лево vs . право

В мифологических представлениях особое значение имеет бинарное противопоставление «левый vs. правый». Как отмечает В. В. Иванов, «различие левого и правого, известное уже в древнеегипетских священных текстах, продолжается вплоть до библейской традиции и ее отражений в новое время» [58, с. 43]. Кроме того, «различие левой и правой руки, имеющее несомненную биологическую основу и существенное для практической деятельности каждого человека, а также связанное с ним различение «левых» (чаще всего неблагоприятных или необычных) и «правых» явлений воспроизводится как в мифологических системах, так и позднее – вплоть до средневековой алхимии и медицины и их продолжений в новое время» [58, с. 44]. Лево, как правило, имеет значение «отрицательное», связанное с неправотой [58, с. 43]. Так, в традиционной сербской системе «левый – правый» коррелирует с оппозициями «женский – мужской», «плохой – хороший», «негативный – позитивный», «мертвый – живой», «дальний – ближний», «недомашний – домашний (внешний – внутренний)» [43, с. 151–166]. В целом же «для большинства мифологий характерно использование признака «левый» в значении отрицательного (ср. многие славянские поверья, отраженные и в русских приметах типа «плюнь через левое плечо»), связанного с неправотой (и загробным наказанием), «правый» – в значении положительного [58, с. 43].

В лечебном процессе среди пространственных координат, отражающих противопоставление «лево vs. право», лево во многих случаях выступает как сторона, куда сплевывают после произнесения заговорного текста или бросают предметы после лечения. Знахари говорят: «После каждого раза плевать через левое плечо», «переплюнуть через левое плечо три раза», «все предметы после заговора бросать через левое плечо», «обмыть человека заговоренной водой с макушки до пят, немного оставить и выплеснуть через левое плечо» и так далее. Апотропейную функцию в обряде от сглаза, урока, порчи выполняют выворачивание и надевание нижней одежды (майки, ночной рубашки и т. д.) на левую сторону (Лаптева Е. В., с. Нижняя Тавда), прикалывание булавки на левую сторону одежды (повсеместно).

Семантика правой стороны в лечебном ритуале западносибирских знахарок неоднозначна. С одной стороны, право (правая рука, правая нога) выступает как начальная точка совершения заговорно-заклинательного акта. Например, в заговоре от сглаза одновременно с произнесением заговора «руки скрепляешь вокруг больного и из правой руки в левую передаешь камешочек» (Лаптева Е. В.). В «профилактическом» обряде от зубной боли (чтобы зубы не болели) действие начинается всегда справа: «Обувь надевать с правой ноги, снимать – с левой» (Шишкина Н. Д., г. Ишим). Правой рукой знахарки советуют брать посуду для лечения. В заговоре от испуга, уроков, сглаза нужно взять «чашку с водой правой рукой за ручку так, чтобы большой палец правой руки был сверху чашки» (Евсеева Н. Б., пос. Коммунар).

Вместе с тем нами зафиксированы случаи, когда знахарки после завершения ритуала лечения сплевывают через правое плечо, например, Панасюк А. В. (г. Тюмень). Однако такие случаи редки.

В единичных случаях «лево vs. право» в речи знахарок не дифференцируются: «Да плюнуть в сторону» (Титова З. Ф., с. Бердюжье).

Таким образом, бинарное противопоставление «лево vs право» в народной лечебной традиции сохраняет свои мифологические корни как оппозиция «плохого» и «хорошего». В то же время оно подвергается некоторой трансформации, что может быть связано с семантической девальвацией данных координат.

Границы и локативы

Местами, в которых западносибирские знахари совершают свой лечебный ритуал, являются обычно дом и баня.

Пространство «дома» и «вне дома» отождествляется знахарями с пространством соответственно «своим» и «чужим». Например, когда Павлушкова А. И. (пос. Нижнепристанской) лечит от грыжи, то она и ее пациент находятся дома. Во время самого заговорно-заклинательного акта она со словами молитвы чертит сырым яйцом вокруг грыжи, затем это яйцо бросает через левое плечо на улицу [8, с. 51]. Здесь магический предмет, яйцо, воспринимается как «нечистая» вещь, вобравшая в себя болезнь ребенка, как предмет-медиатор, «контактирующий» после избавления от него (выбрасывания) с представителями иного мира. Яйцо перебрасывается через левое плечо и выбрасывается из домашнего, «своего», «чистого» пространства на улицу, за границу, в «нечистый», потенциально опасный мир, где могут испугать, сглазить, наслать порчу. Сибирские знахари после произнесения лечебного текста совершают следующие манипуляции с яйцом: бросают на улицу, раскалывают в воду или кидают его в печь.

Использование яйца как предмета-медиатора в лечебном заговорно-заклинательном акте позволяет сравнить его с другим магическим предметом – камнем. С. Г. Шиндин, рассматривающий пространственную организацию русского заговорного универсума, выделяет в нем образы центра мира как основополагающие для мифопоэтического сознания понятия [51, с. 108–127]. Одним из таких образов-символов священного объекта выступает камень. По своей семантике образ яйца в ритуале близок образу камня как сакрального центра мира. Шиндин сопоставляет содержательные конструкции корпуса русских заговорных текстов с соответствующими элементами универсальной схемы сотворения мира в ритуалах годового цикла, модель которых «предполагает рассечение жертвы, символизирующее распад мира на отдельные составляющие (т. е. возвращение к состоянию первоначального, исходного хаоса) и последующую интеграцию космоса, упорядочивание его компонентов за счет отождествления с частями жертвы» [51, с. 113]. Конечной целью заговора и ритуала, как отмечает исследователь, выступает «восстановление или установления космического равновесия». Как в ритуалах годового цикла производилось рассечение жертвы – «первочеловека» – так и в русских заговорах производится сходная космообразующая операция над камнем [там же]. Таким образом, мотив рассечения камня изоморфен рассечению жертвы в ритуале. Исследователь отмечает, что в «разбивании камня» можно выделить две составляющие: выпускание из-под камня представителей животного мира и разбивание камня. При этом герой заговора «получает возможность выполнить определенный набор ритуальных действий и «перевоссоздать» космос, заново переустроить существующий миропорядок так, чтобы в сложившихся условиях получить для себя или коллектива максимальную экзистенциальную гарантированность» [51, с. 114]. В мифах с раскалыванием яйца связан отсчет творения мира или уничтожение злой силы, смерти (ср. яйцо и запрятанную в нем смерть Кощея Бессмертного) [72].

Раскалывание яйца в лечебном действе, зафиксированное нами в западносибирской медицинской традиции, – наследие архаичного жеста древних ритуалов (закрепленных также в мифах, сказках, текстах заговоров) космического устройства мира из хаоса, «не-порядка», «чужого», «смерти». Через раскалывание, разбивание яйца происходит избавление от болезни, очищение человека. Очищение может происходить через «чужое» пространство вне дома (оно «забирает» болезнь, смерть); через воду (знахарь раскалывает яйцо в воду и называет причину болезни, именованием уничтожая те силы, которые нанесли человеку вред); через огонь (знахарь кидает яйцо в печь и сжигает его). Например, в молитве от порчи, записанной от Бекеневой М. К. (д. Таволжан), в словах лечебного текста обозначено то действие, которое должно произойти в печи:

Не я катаю, не я собираю, катает и собирает Матушка Пречистая Пресвятая Богородица, своими устами, своими перстами с рабы Божьей (имярек) порчу, ломотУ, черноту, сухоту, слово лихое, дело плохое, наговорное, напускное собери со всего нутра, а огонь да зола, освободи рабу Божью ото всего зла [выделено нами. – Е. Е.].

Человек освобождается «ото всего зла», а значит, из «испорченного», разделенного на части, хаотичного состава должно появиться нечто новое, «перевоссозданное», гармоничное и целостное, «космичное», с «экзистенциальной гарантией» извлечения болезни с помощью «волшебного предмета» и излечения от нее.

В качестве границы, представляющей пространственный рубеж, разделяющей «свой» и «чужой» мир [69, с. 537] и одновременно являющейся сакральным центром совершения лечебного ритуала, в западносибирской медицинской традиции выступают межевые ориентиры – тын, забор, ограда, ворота, штакетник. Например, при лечении грыжи Авросимова А. Н. (с. Уктуз) подходит с ребенком к тыну и читает соответствующую молитву. Мишарина Р. Д. (с. Ивановка) в заговорном акте, направленном на лечение бородавки, после чтения заговора и одновременного накручивания нитки на бородавку (или другой кожный нарост), эту нитку кладёт в пятку ворот: «Вот раньше были ворота, ворота были с пятками. Висячие ворота были. Вот под пятку сунешь – это чтобы исшоркалась. А теперь нету этих пяток-то, куда-то я в двери, в ворота в шарниры толкаю».

В пространстве дома для совершения лечебного ритуала, как правило, выделяется отдельная комната или кухня. Место для лечения выбирается знахарями исходя из символической «нагруженности» помещения или его удобства для приемов посетителей. Например, Маслова А. Н. (с. Ивановка) советует пациентам приходить на закате, так как «солнце, заходя, уносит болезни». В связи с этим Анна Николаевна ведет прием в зале, окна которого выходят на запад, «на закат».

Вообще окна «соотносятся с идеей выхода, проницаемости, связи жилища с внешним миром», причем именно с миром природных, космических явлений [2, с. 140]. Кроме того, в мифопоэтической традиции окно выступает как нерегламентированный выход в иной мир (мир смерти, нечисти, зла) [50, с. 334]. В западносибирской медицинской традиции окно выступает таким медиатором в заговорно-заклинательном акте, направленном на избавление от зубной боли: в обряде лечения маленького ребенка садят на подоконник, чтобы он глядел на луну, и произносят слова заговора, при этом сама знахарка также смотрит на луну (Шишкина Н. Ф., д. Криволукская). Окно выступает медиатором в ритуале от испуга: «Я гляжу в окно и наговариваю на воду» (Сосновцева А. И., с. Бердюгино). В обряде от экземы с запотевшего окна собирают влагу и «скидывают» ее на очаг (Пермитина И. В., г. Ялуторовск). Эти действия схожи с действиями в ритуале освобождения от сглаза, распространенном среди сибирских татар, когда имце (знахарка) брызгает на все окна, какие есть в доме, водой, затем собирает эти брызги и обмывает ими сначала дверные ручки, затем ребенка, его лицо, тело [20, с. 82].

Выбор кухни в качестве места для лечения связан с тем, что, как правило, именно на кухне находится красный угол. В оформлении кухни как помещения для совершения лечебного процесса часто присутствует религиозная атрибутика: иконы, свечи, распятие, лампадка и т. д.

Икона, а также другие религиозные атрибуты являются константными элементами обряда лечения у многих знахарок. Чаще всего в сибирской медицинской традиции знахари используют иконы с изображениями Иисуса Христа, Богородицы, Иисуса Христа и Богородицы, реже святых – Святого Пантелеймона (Кулеш М. С., с. Викулово), Святого Серафима Саровского (Ефимова А. М., г. Ишим). Эти иконы могут быть как переданные по наследству, старинные, так и новые. Часто иконы привозят знахарям их бывшие пациенты в знак благодарности или в качестве вознаграждение за лечение. Например, Кутырева Р. Д. (д. Кутырева) применяла икону и распятие в лечении своего внука от испуга: «А у меня Дима-то, свой внук-то, пришёл, одно слово не может сказать. Вот сказал: “Баба”. Глаза под лоб увел и все. Ой, как я зареву, зареву: “Да кого это делать!” Пошла к Шуре-то к Демидовой: “Шура, помоги ты моёму горю, может, от тебя легче будет, от меня никак, раз я своя”. Ну, она говорит: “Ну, посади его перед иконой, и пусть он хоть распятье целует. Да ты обмочи распятье, ишо наладь на это распятье”. Ну, я говорю: “Целуй, Дима, целуй”. Ну, он, правда, целует. Я перед Богом его посадила и дала это распятье ему целовать. И на его распятье-то обмыла все и наладила. Ладила, ладила, Шура раз наладила, он отошел».

Функциональную нагрузку при совершении лечебного ритуала в пространстве дома несут предметы интерьера – стул, кровать, стол. Например, Бекенева М. К. (д. Таволжан) сажает пациента за стол и приступает к лечению: «Сначала тоже пришла [пациентка. – Е. Е.], посадила ее за стол, надо мне иконку Пресвятую Деву, она с Иисусом Христом, и надо, чтоб чиста тряпочка была, иконку эту на тряпочку ставишь, берешь яичко куриное, и вот округом этой иконки водишь и читашь молитву».

Важным условием успешного совершения заговорно-заклинательного акта многие знахари признают отсутствие в помещении других людей, будь то посторонние или родственники со стороны знахаря или пациента. Например, Ермохина Н. С. (с. Покровское) отмечает, что не допускает чьего-либо присутствия при своём лечении: «Нет, никого. Никого. И чтобы приготовить все, что нужно для лечения, только молчком. Не оглядываться, ни с кем не говорить, никуда не глядеть. Если скажу, что таскайте воду – не оглядывайтесь, ни с кем не разговаривайте, не здоровайтесь. Натаскаете воду – тогда можете разговаривать». От родителей, если они приходят с маленьким ребенком, Нина Семёновна требует не заходить в баню, где она лечит. При этом она отмечает, что дети, оставшиеся с ней, никогда не ревут – «они почему-то сразу ко мне идут. Я не знаю. Ну, я приду, назову его, он сразу руки подаст и все. Даже мамы-то удивляются. А второй раз прихожу – он уже сам руки подает».

Овечкина Л. С. (пос. Березняки) не требует отсутствия родителей во время лечения их детей, однако признает, что лучше, когда никого нет – «аура другая уже». Сами заговоры, как правило, читаются вполголоса, шепотом. В помещении, где совершается лечебный ритуал, должна быть тишина. Если посторонние присутствуют (в основном это родственники), то они не должны издавать резких звуков, чтобы не мешать знахарке.

Символическое значение при совершении лечебного акта имеют межевые ориентиры, «собственно границы» и «локативы» [2, с. 133] горизонтального плана внутреннего пространства дома: дверь, притвор двери, ручка двери, порог, окно, девятая доска, угол, печь. Эти конструкты дома маркируют, регламентируют границу и связь внутреннего и внешнего пространства, «своего» и «чужого» мира.

А. К. Байбурин, характеризуя семантику дверей и окон, предполагает, что ее особенность объясняется «тем, что содержание, приписываемое им как граничным объектам, осложняется их специфическим назначением: обеспечивать проницаемость границ. Такое парадоксальное сочетание признаков, противоположных по самой своей сути, обеспечило их статус особо опасных точек связи с внешним миром и соответственно их особую семантическую напряженность» [2, с. 135]. В связи с особой «проницаемостью» пространства дома через двери и окна сложилась система символических способов его очищения [там же]. Например, Ефимова А. М. (г. Ишим) отмечает, что колдуны, с целью наведения порчи, «делают и по ветру, и по дыму, и по заре, из щелочки в дырочки, где благословесь не закрывается. А у нас что благословесь закрывается? Ничего. Вот вы двери закрываете благословесь? Нет». В качестве предохранительной меры для защиты от «черных» наговоров Анна Михайловна советует перед сном закрывать двери и окна со словами благословения: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Бекенева М. К. (д. Таволжан) перед процессом исцеления закрывает двери и вьюшки. Закрывание особо опасных медиаторов призвано снять психологическую напряженность знахаря. Оно вселяет уверенность, что при совершении лечебного ритуала как ритуала «пограничного», между этим миром и миром иным, в пространство дома не вкрадутся силы зла, нечисть, а слова заговора не «выйдут» из пространства дома вовне, не потеряют свою магическую силу.

Порог в славянской культуре выступает как межевой пространственный ориентир, символизирующий одновременно начало жизни человека и ее конец, связь мира живых и мира мертвых. Как отмечает А. К. Байбурин, семантика порога актуализировалась при болезнях, что связано с «представлениями о локализации причины болезней во внешнем мире» [2, с. 140]. С порогом в западносибирской медицинской традиции связана лечебная сила воды. С одной стороны, порог может выступать как «сильное» место, способствующее излечению от болезни. Например, в обряде от испуга, записанном нами от Вострых Р. А. (с. Уктуз), сначала наговаривают на воду, затем ставят испугавшегося ребенка на порог, держат над его головой посуду (тарелку) с водой и выливают туда воск. Воск «изображает» то, чего испугался ребенок, знахарь называет причину испуга, после чего болезнь отступает (именование как узнавание-«избавление» (от) болезни). С целью профилактики грыжи у еще не рожденного ребенка беременная женщина за полтора-два месяца до родов должна совершить следующий обряд (три дня и три раза): «Котора будет рожать, затопить баню, ведро воды через порог поставить в баню, а сама во дворе за порогом, берёт кусочек хлеба, заедет и запивает водой из ведра и приговаривает: «Запеваю, заедаю у младенца родовую грыжу». Обряд записан от двоеданки Быковой М. Е. (с. Гагарье Казанского р-на) [8, с. 53]. Порог здесь связывает мать, символизирующую мир живых, и еще не родившегося ребенка, находящегося за границей, в мире не-жизни. С другой стороны, порог является ориентиром, препятствующим оказанию помощи, излечению. Знахари отмечают, что наговоренную воду не следует проносить через порог, так как ее целебные свойства исчезнут (Сургай Л. С., г. Тюмень; Шишкина Н. Д., г. Ишим).

Ручки дверей (особенно выходных) наделены межевой символикой в апотропейном обряде их очистительного смывания, после того как к ним прикоснулся чужой человек, пришедший из внешнего, потенциально опасного мира (локуса болезней, смерти). Обряд «смывания» ручек двери имеет следующую схему-инвариант (в скобках указаны варианты обряда):

вода®чашка®(ложка)®дверная ручка®чашка®(ребенок).

Например, в обряде от уроков, записанном нами от Ермохиной Н. С. (с. Покровское), когда чужой человек уходит через последнюю дверь, – «считается, что заражает». Для избавления от «заразы» через дверную скобку переливают воду ложкой три раза. Этот процесс может осуществлять как знахарь, так и член семьи, как правило, женщина. Кроме того, «нечистота» присуща ручкам двери как константный признак, исходя из межевой семантики этой части дома. В варианте Емельянович Н. С. (пос. Березняки) этот обряд выглядит так: «Пришел ребенок, плачет. Ручку двери водой так просто маленечко вроде как смоешь, как за чужим человеком, и ребенка этой водичкой умыть, говоря слова заговора». В обряде от сглаза, сообщенного Игнатьевой А. М. (с. Бердюжье), надо налить в чашку кипяченой воды, взять три ложки и пропустить воду каждой ложкой через три скобки три раза в другую чашку. Если нет у дверей скобок, то просто перечерпать каждой ложкой три раза в другую чашку. Этой водой попоить ребенка, умыть личико, слегка смочить головку.

Косяк двери несет функциональную нагрузку при лечении грыжи: на нем по росту ребенка делают метку, после замера знахарь спрашивает имя ребенка, затем в косяке на месте метки шилом делает дырку и забивает туда «шкантик» (палочку), читая слова заговора (Санников П. К., с. Санниково).

При лечении щекотухи знахарка берёт ребёнка на руки, встаёт на порог бани правой ногой, стучит комлем (голиком) веника в притвор двери (где дверные петли) и произносит слова заговора (Теплякова З. Н., с. Перевалово Тюменского р-на) [8, с. 53].

Углы дома также являются пограничным местом присутствия души умершего человека, которая по ночам приходит из мира мертвых в мир живых. Для того, чтобы душа умершего «отступила», а живые излечились от тоски, Пятанова Е. М. (с. Полозаозерье) «отливает на углы»: она обрызгивает углы дома наговоренной водой, приготовленной с помощью особого ритуала.

В системе лечения знахаря могут соприсутствовать временная приуроченность, регламентированность и свобода в выборе времени для лечения, ситуативность. Как правило, это находится в прямой зависимости от вида болезни. Например, Тимофеева А. Г. (с. Бердюжье) грыжу лечит после полудня – «день исходит, чтоб грыжа исходила», а испуг или уроки лечит в любое время.

В большинстве случаев лечение регламентируется и происходит в одно, определенное время. У того или иного знахаря есть свое «расписание», свой «календарь» лечения. Как показывают наши данные, в западносибирской традиции на современном этапе ее бытования (конец XX – начало XXI вв.) лечебный процесс может быть ориентирован на природные явления и социально-культурные события.

Природные явления:

~ солнечный календарь (время суток; положение светила по отношению к линии горизонта);

~ лунный календарь (фазы луны).

Социально-культурные события:

~ дни недели;

~ праздники;

~ церковные праздники;

~ народные и светские праздники.

Солнечный календарь

В солнечном календаре (гелиоцентрическая система) ориентиром для знахарей, с одной стороны, выступает время суток (часы), с другой стороны, положение светила по отношению к линии горизонта.

Ориентация по часам важна для одновременности совершения лечебного обряда в разные дни. Например, для Пятановой Е. М. (с. Полозаозерье):

(?) А для вас важно, в какое время суток вы лечите?

(!) Я лечу во время суток, я не разбираю времени. Я если пошла и сказала человеку: «Я к девяти приду» – к девяти пришла, полечила.

Редькина А. П. (д. Веснина) сглаз лечит водой, взятой только между двенадцатью и двумя часами ночи. Это может быть связно, во-первых, с «пограничностью» этого времени суток, его особой магичностью, во-вторых, со свойствами так называемой «молчаной воды». Некоторые из опрошенных нами тюменских знахарей наиболее полезной, эффективной для лечения считают «молчАную воду». Её должны принести к знахарке сами пациенты, набрав особым способом: если это день, на улице есть люди, то банку нужно поставить в ведро, и набирать в нее воду в колонке так, чтоб воду в банке никто не видел. Причем во время всего этого процесса – от выхода с пустой банкой из дома до входа в дом (знахаря или свой) с банкой, в которую набрана вода, – нужно молчать, ни с кем не разговаривать. «Молчаной водой» отливает на углы от тоски Пятанова Е. М. (с. Полозаозерье):

(!) Еще вот когда человек умирает, люди тоскуют по покойнику. Покойник ходит каждый день к ним домой. Вот хожу и отливаю на углы, чтоб покойник не ходил. Воды. Она идет, молчАной воды из колонки берет, несет домой, я беру распятье, молитву читаю, в ведре распятье поворачиваю так-эдак и говорю всё же это. Вот. И потом идем с ней же, она несет ведро, я беру ковшик и отливаю на углы и говорю: «Чтоб они не тосковали по ей, чтобы ты к нам не ходи, не ходи, а мы к тебе придем…» Вот эти слова надо повторять. Но и завсяко просто ты повторишь – толку не будет. Кто не крестится, не молится – от простого глазу ничего не будет. Ничего не будет.

Среди значимых для лечения частей суток, в зависимости положения солнца на линии горизонта, знахари чаще называют утро и вечер, реже полдень и ночь. Выбор части суток может быть связан с той или иной болезнью и представлениями самого знахаря о времени лечения, а также с традицией лечения.

Например, утром лечит ячмень Ануфриева К. И. (г. Ишим): человек, проснувшись утром, берет слюну на безымянный палец, смазывает ею ячмень и произносит слова заговора.

В полдень, когда солнце «на обеде», лечит стень Пташкина Н. Н. (д. Тюнёво). Процесс лечения стени многоэтапен, его первая фаза такова: «Заслонку надо кверху, что к печи, наотворот, из сита сеять золу на солнце, когда на обеде, чтобы тень падала на заслонку. Сначала правой ногой чтоб стал, потом левой, и говорить за каждым разом [слова заговора. – Е. Е.]».

Номинация «солнце» как временной ориентир может быть отражена в названии лечебного текста. Шалина В. М. (с. Байкалово) заговор от тоски описательно называет заговором «на солнышко от сердечной кручины». Он читается в ясный день, при хорошей погоде, когда солнце светит ярко. Знахарь должен перекреститься и обратиться к солнцу со словами просьбы об избавлении от тоски.

Однако чаще всего бабушки советуют своим пациентам приходить или утром, или вечером, или утром и вечером. Многие сибирские знахари предпочитают указывать своим пациентам не на время суток, а на природное явление или небесное тело в качестве временного ориентира для лечения. Положение светила на восходе закреплено в солярных ориентирах: на восходе – «на восход», «на восходе солнца», «заря встает», «на утренней заре»; на закате – «на закате солнца», «на закат», «солнышко садится», «после захода солнца», «вечерняя заря», «до захода солнца», «после заката», «на заходе солнца»; в зените – «солнце на обеде», «солнце светит ярко» (все они выбраны из речи наших информантов).

Лечение вечером / ближе к ночи / перед сном признается знахарками эффективным в силу ряда причин. При лечении нервных заболеваний – человек, вернувшись после лечения домой, больше никуда не должен выходить, чтобы его никто больше не увидел, следовательно, не сглазил, не изурочил, не испортил. Об этой особенности вечернего лечения говорит Нагайцева А. С. (с. Озерное): «Больше надо вечерами, потому что вечер лучше помогает – человек не ходит по свету, его никто не оговаривает. А день-то ведь – он ведь кружает: тот встретился, другой встретился. Или вот от испугу – пошел ребенок, там, может, ещё его кто-то напугал».

Та же самая закономерность есть и при лечении грыжи. Федорова Ю. А. (с. Сосновка) отмечает:

(!) Она видишь, родимая грыжа, раз родила дак. Это три раза надо тоже. Прийти три раза подряд, каждый вечер, к ночи лучше.

(?) А почему к ночи?

(!) Он же потом никуда ребенок на ветер не выносят ... перед сном. И так же вот и что от родимца лечить – тоже под вечер надо. Или домой приходить. Которы приходят – я на дом делаю воды в бутылку. Тоже, чтобы на ветер уж после этого, после лечения, не выходил ребенок.

Среди сибирских знахарей бытует убеждение, что различные болезни могут распространяться «по ветру». Ветер в их представлениях выступает как медиатор, переносчик той или иной «заразы». Например, с ветром легче переносятся на человека злые, «сглаживающие», «изурочивающие» слова. Соответственно, магические тексты, например присушки (любовная магия), наговариваются на ветер: «Выйти на улицу и по ветру отправляй, говори. Лучше на закате и на восходе солнца» (Пуртова Г. П., пос. Светлоозерный). В связи с этим в качестве оберега от сглаза, распространяемого по ветру (преднамеренно или непреднамеренно), может быть, например, использован платок: «А если ты, примерно, идешь и ребенка несешь, то бери платочек носовой, который ты не трогала, ... встречайся с человеком, в зубах тот платочек держи. Это чтобы ребенка не изурочили. Ты ж идёшь на ветер, всякие люди встречаются с тобой, а ты сумлеваисси сама с собой, что “ребеночек-то у меня с ветру, его никто не видел”» (Нагайцева А. С., с. Озерное).

Некоторые знахарки объясняют пользу лечения вечером, когда садится солнце, простой аналогией: уходит солнце – болезнь тоже должна уйти, исчезнуть. Например, Мишарина Р. Д. (с. Ивановка): «Все-таки солнце идет на закат – и болезнь должна скатиться». Маслова А. Н. (с. Ивановка): «Солнце, заходя, уносит болезни, все, что лучше. И действительно, это лучше, когда солнце за горизонтом».

Наконец, лечение в вечернее время суток может быть продиктовано личными соображениями. Например, просмотром популярных сериалов по телевизору Бокаревой С. А. (с. Сладково):

(?) В какое время суток вы лечите?

(!) Вечером особенно, на ночь. Всегда на ночь болезни, хуже бывают болезни. И ребенок день вроде ничего, а ночью – всю ночь, мол, не спит, орёт. К вечеру. Ну, час я, если кто когда часа в четыре притаскиват, то вечером сериалы эти идут, я уже не буду лечить, сильно поздно.

Однако объяснение в выборе солярного ориентира для лечения может и отсутствовать, что свидетельствует о трансформации, частичной утрате смыслоразличительных элементов традиции. Так, не может аргументировать, почему она лечит на закате, Овечкина Л. С. (пос. Березняки):

(?) Надо три дня подряд ездить?

(!) Обязательно. И желательно вечером. На закате солнца считается… И она мне, вот эта бабушка, говорила, что лучше на закате солнца. Объяснять она не объясняла, но сказала, что лучше.

Лечение утром и вечером, вне зависимости от вида заболевания, признается многими знахарками наиболее эффективным: «Надо желательно или утречком, чтоб зорька была, или вечером на зорьке. Здесь приговариваешь к зорькам» (Романенко М. И., с. Сладково).

Лечение в разное время суток – на утренней заре и на вечерней заре – в некоторых случаях влияет на слова заговоров. Об этом упоминает Н. Н. Пташкина (д. Тюнево): «Утром вот я говорю «утренней зарой», а вечером я говорю «вечерней зарой» [таково произношение – «зарой». – Е. Е.].

Первым разом, добрым часом, вечерней (утренней) зарой, доброй порой Господа Бога на помощь вызываю, Святым Духом выдыхаю, золотник замовляю у раба Божьего (имярек)...»

Слова заговора, а точнее, действия, совершаемые персонажами заговора, могут служить своеобразным «хронометром-подсказкой» для знахаря, в какое время ему надо производить лечебные действия. Часто в текстах заговоров, записанных нами в населенных пунктах Тюменской области, упоминаются природные объекты и явления, традиционно служащие временными ориентирами. Например, в молитве от тоски Журавлевой А. Р. (с. Бердюжье) временной ориентир – вечер, когда «красное солнышко закатается»:

«Красное солнышко закатается, не тоскует ни о небе, ни о земле, ни о воде, ни о траве, ни о чем, так бы рабе Божьей (имярек) не тосковать и не горевать, не думать ни о чем, рабе Божьей (имярек) не было бы тоски и кручинушки. Аминь. Аминь. Аминь глухой тоске».

В молитве от испуга Елфимовой Т. Ф. (г. Ишим) время действия – утро:

«Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй, стану я рано ранешенько, умываюсь бело белешенько не ключевой водой, а утренней росой, подвязуюсь ветушком, иду я за новые ворота, гляну я в чисто поле, там бежит зверь, я этого зверя убиваю, иду я к Господу Богу, беру я у Господа Бога триста три золотых ключа, иду я к златнику, губы, зубы закидываю, иду я к Господу Богу, кладу на стол триста три золотых ключа. Пчелка-пчелица, мать раница, как помогала мне, так помогай (имярек)».

В её же молитве от лихоманки упоминаются «матушки вечерние зори», а само действие основано на параллелизме – как «тухнут», «истухают», «чезнут», «исчезают» зори, так должна сойти болезнь:

«Матушки вечерние зори, как вы тухнете истухаете, как бы чезли исчезали 12 сестер, 12 лихоманок тухнете истухаете, чезнешь исчезаешь, из рабы Божьей (имярек) 12 сестер, 12 лихоманок летите за тридевять земель, за тридевять морей, матушка березонька, к тебе я призываю 12 сестер, 12 лихоманок. Аминь. Аминь. Аминь».

Таким образом, функциональные особенности заговорных текстов могут ориентировать знахаря во времени для совершения ритуала лечения того или иного заболевания.

Лунный календарь

В лунном календаре (селеноцентрическая система) временным ориентиром для западносибирских знахарей выступают фазы луны. С одной стороны, от фаз луны зависит лечение отдельных заболеваний, в основном зубной боли, реже грыжи и бородавок. С другой стороны, ими определяется процесс лечения в целом, вне зависимости от конкретной болезни.

Зубную боль лечат в основном на молодой месяц, причем в ритуале лечения, как отмечают знахари, необходимо смотреть на месяц (оператору и перципиенту). Например, Авросимова А. Н. (с. Уктуз) отмечает: «Надо увидАть молодой месяц и, не сходя с места, проговорить эту молитву три раза». Шишкина Н. Ф. (д. Криволукская): «Когда вот молодая луна нарожается, надо на нее смотреть и говорить».

В основном все зафиксированные нами лечебные тексты от зубной боли построены в форме обращения к месяцу.

В редких случаях отдельные информанты лечат зубы на молодой и на убыльный месяц (например, Вострых Р. А., с. Уктуз), или вне зависимости от фазы луны: «Вот я вот обыкновенный, простой наговор знаю, и, между прочим, он очень хороший. Заболели зубы – выходи вечером и смотри на месяц. Месяц идет – ага...» (Суворова З. К., с. Памятное).

Возможно, традиция лечить зубную боль на молодой месяц была перенесена на лечение других болезней, в частности, грыжи (зафиксировано несколько случаев). Излечение бородавок на убыльный месяц, возможно, связано с законом аналогии: как месяц убывает, так и бородавки должны убывать, исчезать. Именно так объясняет Кугаевская Г. П. (с. Байкалово): «...Но это тоже надо на убыльный месяц все делать, чтоб луна уходила, и это все у тебя было. А когда растет, это ... у тебя еще больше разрастется всё. Да, это обязательно надо запомнить. Все на убывающую луну». Эта же информантка на убыльный месяц выводит с помощью заговора крыс.

Процесс лечения в целом может зависеть от того, в какой фазе находится луна. И опять мы видим здесь приуроченность лечебного ритуала или к нарастающему, или к убывающему месяцу. Причем одни знахарки отмечают, что разные виды болезней лечатся при разных фазах луны (см. выше), другие – что все болезни лечатся только при какой-то одной лунной фазе. Например, Ермохина Н. С. (с. Покровское) все болезни лечи на молодую луну: « Я лечу все время на молодой месяц. Потому что на молодой месяц помогает больше, детям и взрослым».

Семантика убывающего или растущего месяца особенно значима в лечебном процессе у пожилых знахарей. Некоторые из них могут представить полную картину фаз луны и зависимость от них лечения той или иной болезни. Номинации фаз луны в речи наших информантов так разнообразны, что мы сочли нужным составить их словник, обозначив в нем лексемы для растущего месяца, для половины месяца, для полной луны и для месяца убывающего. В интервью с Рудкевич П. М. (д. Борки), Нагайцевой А. С. (с. Озерное), Бокаревой С. А. (с. Сладково), Мартыновой Н. И. (с. Озерное), Бекенёвой М. К. (д. Таволжан) номинации фаз луны наиболее разнообразны.