«Меня с хозяйкой в свадьбу испортили... А пуще тоски боль в брюхе меня доймала, особенно на полном месяце...»; колдун «надсадил кил» женщине: как месяц проходит — и они проходят, как месяц нарождается — они снова нарождаются.
Отношения колдуна с его помощниками (чертями, икотами и др.) — не только отношения господина со слугами, они также наделяются способностью влиять на его поведение. Во время обряда посвящения колдун приносил жертвы (например, различных животных) для того, чтобы получить магическую силу, материализованную в помощниках. В дальнейшем помощникам также необходимы жертвы. Помощники постоянно требуют от колдуна работы — «вселить их в кого». Зачастую колдун действует не по своей воле. Он вынужден выполнять требования помощников и портить людей или животных.По традиционным представлениям русских, порча — мифо-логическое существо, которое вторгалось в тело человека и похищало его жизненную силу.
Так, в сибирском заговоре «От живой порчи» встречается образ порчи — нечистой силы, которая «ломает кости», «сушит сердце», «пьет кровь», «ест тело», то есть уничтожает целостность организма и похищает жизненные силы больного:
Пока нечистая силау раба крестьянского (имярек) стояла,желту кость ломала,серое сердце сушила,кровь пила... (Русский календарно-обрядовый фольклор Сибири 1997, с. 393).
Заговаривающий просит порчу «уйти с раба...» (перечисляет части тела) и не «пить» его кровь и не «есть» его тела:Отойди, нечистая сила,от крестьянского сердца (имярек),не пей горячую кровь, не ешь белое тело (Русский календарно-обрядовый фольклор Сибири 1997, с. 393).
В заговоре «от колдуна» заклинающий меняет ситуацию на противоположную, желаемую — он требует от колдуна есть собственное мясо и пить собственную кровь: «Колдун-еретник, ешь свое мясо, пей свою кровь, нет тебе дела до моего тела»; в заговоре дружки: «Заговорю я еретника, зубы, губы, глаза — в косицу, язык колом во веки веков. Еретник, сам себе еретничей, режь свое тело, пей свою кровь»..
Слова «веред», «вередить» связаны с представле-ниями о повреждении целостности тела, наличии в нем чего-то постороннего, а также росте, развитии этого постороннего.В момент порчи происходит вторжение инородного существа в больного, разрушение (распад) его тела, и у него заимствуется, забирается жизненная энергия.
В судебном деле 1829 года Томской губернии крестьянина д. Мирошино обвиняли в порче девицы Катерины: «Назад тому около семи она в зимнее время неизвестно от чего начала чувствовать тоску, как бы что-то потеряла, какая продолжалась недель семь вместе с открывшеюся красной грыжей, а потом в одно время ночью она почувствовала в животе необыкновенною боль, подошедшую к сердцу и начавшую теснить оное, наконец она вышла из сил и что с нею было, не знает, только на другой день когда она очувствовалась, домашние сказали, что она производила крики по-собачьи» . Таким образом, испорченные люди вначале ощущают тоску, которая сопровождается потерей жизненных сил и появлением внутри себя «инородного» существа; или, наоборот, первоначально происходит вселение существа, а затем — утрата каких-либо свойств: памяти и разума, которая сопрово-ждается уменьшением жизненных сил.
Порча сопоставима с беременностью («два в одном»). «беременная представляла опасность для окружающих из-за наличия у нее двух душ» . По народным представлениям славян, «двоедушие» — признак демонических персонажей. «А у меня в брюхе жила нечистая сила мышью: как зачнет она ползать по кишкам, живот и станет дуться, того и гляди, лопнет. Я уж и гашник, и пояс распущу, да без памяти по избе катаюсь. А тоска во какая бывало: чисто перед смертью. А как зачнет к глотке подползать, как в шерсти ворочается».
«Знающий» советует больному пить травы, среди них — Адамов корень: «Этот корень надыть было напоследок пить, и дюже тяжело мне сделалось: ни пить, ни есть, а гадина в брюхе еще злее лазить стала. Мать и жена думали, что я кончаюсь, и за попом послали: причастить меня. Тут с обеда зачал я блевать... и выблевал мышь, мышь как есть в шерсти, и сразу мне легостно стало».
В судебном деле 1737 года порча («скорбь») сравнивается с ребенком, состояние больной сопровождается болями, жжением и утратой жизненных сил: «Она скорбь ей Анны случилась тому ныне одиннадцатый год; во-первых, у нее зачалось во утробе на подобие младенца, и учинилась в животе ей великая и нестерпимая тоска и ломота... И с того времени учинился у ней крик и тоска, а отчего та скорбь ей учинилась или ее кто испортил, она не знает. Оная скорбь бывает у нея Анисьи всегда безпрестанно, и днем, и ночью, на всяком месте, от которой мало нечто времени свободы имеет, а та скорбь бывает у нея тако в животе, как ребенок, и тоска великая и как бы огнем внутри ея всю жгло; и сделается вся красна и кричит “тошно”».
Признаки объемности и тяжести как признаки «беременно-сти» могут быть как у испорченных женщин, так и у мужчин. Так, колдунья присушивает к своей «страшной лицом» дочери красавца-пастуха, по народным представлениям, приворот — вид порчи: «Они, привороженные, мало живут, сохнут быстро». Сохнуть означает лишаться жизненных сил. У «привороженного» растет живот, как у беременной женщины: «Стал мужик толстеть. Живот вырос — страх смотреть. Дышать тяжело стал. Думали, что помрет скоро». Находится «ненашенский дедусь» — «знающий». Он вылечивает парня, извлекает из его тела лягушек: «Много лягушек в печь по-скидал».
В испорченной женщине порча «живет» в виде рыбы: «Живот болит и болит. Живот болит и растет. Че поест — ее рвет... Она к врачам, правда, обращалась, ниче у ее не могли признать... И вот на капусте че-то сделали — у ей рыбина жила в животе... Он [лама] ково-то ей наладил на воду, она выпила. И велел налить в чисто ведро воды и сести на ведро — и она вышла, обыкновенная рыбина». В этом рассказе о колдовской порче наличествуют некоторые признаки беременности: у испорченной женщины внутри второе существо, у нее растет живот, ее тошнит от еды, а затем она «рожает» это мифологическое существо — рыбу.Порча в теле больной ведет себя как плод, так, она движется, растет: женка черкаска Матренка жаловалась, что «испортила де ее Кузкина жена Крючка Оринка... и с тех де мест и по сю пору она болит нутром, а внутре де у нее шевелитца и ныне не ведает, что от того времени»; «Они их выпустят, муха маленькая залетит в тебя... Муха-то там растет в человеке, болеет человек. Она там у него все проест, точит его» .
Ср. у коми — шева «передвигается с места на место в организме человека, то поселяется в животе, то поднимается в глаза, то подкатывает к сердцу, то сидит на диафрагме»; «Шева, попавшая в тело в виде незаметного существа, начинает там расти. Она питается (буквально “грызет”) наиболее вкусными тканями организма. Особенным лакомством для нее считается глазной белок». У пермских коми считается, что шева может дорасти до размера кошки. Если шеву вскоре после заболевания не изгнать, например беленой, костяным дегтем, мочой и т. д., она превращается в подобие животного: «Через некоторое время она покрывается шерстью и может самостоятельно заговорить» .
У мифологического персонажа икоты и плода разные направления выхода из тела женщины: у икоты — вверх, через рот, у плода — вниз. По народным представлениям, через рот челове-ка выходит душа. Таким образом, икоту можно сравнить со второй душой человека, так же, как магическую силу колдуна. Икота связана с представлениями о смерти. Икота пожирает внутренности больного и похищает часть его жизненных сил: «Вот притупит к сердцу что-то вроде окаянного гнуса, острозубой мыши, и так грызет, что хоть в воду кидайся». Ср.: представления о болезни в виде червя — волоса, который также забирает жизненную силу: «Он в лытку влез, потом рана была... он щекотит, щекотит, а потом высасывает» . Испорченный колдуном человек лишается способности двигаться, дышать, он сохнет, чахнет, то есть лишается жизненных сил, что в конечном счете может привести к смерти: «И с тех пор день ото дня все хуже и хуже; все ноги отнимаются и дух захватывает; летом помучилась, по-мучилась, сердечная, и умерла, году не выжила».
Порча нередко мыслится как нечто, сопоставимое с плодом, зародышем, «неправильно рожденным», или иначе порча — это «животное», рожденное в теле человека. Обычно это — змея, лягушка, мышь, яще-рица, связанные с представлениями о мудрости/знании.Икота несовместима с настоящим плодом, она его уничтожа-ет: «Икота ребенка в брюхе съедает... она у ребенка уши да затылок, да пальцы у рук съела»; в пермской быличке икота, вселившаяся в женщину во время беременности, настойчиво требовала еды: «Не дашь мяса — я руку у ребенка отгрызу!» Когда родился ребенок, повитуха чуть не выронила младенца на пол: у девочки правая рука была словно изглодана хищником: кисть отсутствовала, с предплечья свисали лохмотья окровавленной кожи.
Вкушение мифологического животного во время обряда инициации позволяет колдуну получить магическую силу. Соответственно, пожирание мифологическими животными тела человека на Земле помогает им сохранять и возобновлять свою силу в мире людей. Вселение помощников (мифологических животных или бесов) в человека не только способствовало сохранению и обновлению их силы, но и, в свою очередь, наделению его сверхъестественными способностями. Вхождение икоты в женщину напоминает прохождение обряда инициации колдуна, во время которого он должен проглотить в себя животное, например лягушку. Как уже говорилось, вкушение животного в обрядах инициации приводит к получению магического знания. Вероятно, с этими представлениями связаны поверья о том, что икоты — больные, в теле которых локализован мифологический персонаж, — наделены способностью узнавать будущее, определять вора, способы, с помощью которых испорчен человек, и др. От-личие колдуна от больного в том, что первый управляет этим мифологическим животным, а больной находится во власти мифологического персонажа в облике животного, которое, в свою очередь, подвластно колдуну.
Если колдун не смог вселить помощников в тело жертвы, они причиняли вред ему самому: «Колдуны обязаны давать работу своим помощникам. По данным из Слободского уезда [Ниже-городской обл.], подвластные колдуну черти каждый 10-й и 40-й день приступают к нему и просят работы, то есть позволения мучить болезнями людей. Если нет работы, то малоопытных колдунов черти коверкают и мучат. Поэтому над домом колдуна бывает слышен стон, гам, писк и крики». «Коверкать», «мучить» сопоставимо с «портить» в значении ‘ломать, гнуть, причинять вред, нарушать це-лостность’. Если колдун постоянно не портит людей, «он теряет чары, хиреет и умирает» . Следовательно, колдун вынужден быть «злым» и причинять вред окружающим.
Ср.: так же и шева, если колдун не вселил ее в человека, начинала поедать его самого: «Как и всякое живое существо, шева имеет потребность в пище. Колдун принужден бывает их кормить, часто собственным телом»; «Неловкая колдунья, не сумевшая распределять шев, должна расплачиваться за это своим организмом, кормить их как грудных детей». Чтобы колдуну помощники не причинили вреда, он был вынужден задавать им работу. Так, одна из трудных задач помощникам — перебрать зерно: «Дал другой [колдун] меру овса и меру льняного семени, велел обе смешать и отобрать по зернышку...» . Перебирая зерно, помощники магическим способом восстанавливают свою силу. Отметим, что в русских сказках часто встречаются мотивы, в которых черт связан с зерном, хлебом. В число трудных задач в сказках входит перебрать зерно, отделить от него, например, чернушку — дикое зерно — в сказке «Василиса Прекрасная» по-могает сделать куколка, которая является заместителем умершей матери, таким образом, зерно также связано с миром мертвых. Кроме того, зерно можно рассматривать как жертву помощникам: в некоторых мифологических рассказах колдун кормит их зерном. Хлеб, зерно — доля человека и сила, в мотиве трудных задач помощникам они являются заменой человека.
Другая задача помощникам — пересчитать листья, хвою на дереве. Счет хвоинок — популярный мотив русской демонологии, связанный с елью. В быличках этим занимаются по поручению колдунов заброшенные к ним проклятые дети, а также черти, требующие себе работы у колдунов. Тот же мотив встречается и в заговорах от детской бессонницы (ср.: «Поди, заря, в лес, сядь на елку, считай себе иголки. Там тебе дело, там тебе работка. Моего дитятка сердечного знай не задевай»).
Вершина дерева соотносится с верхним миром. С вершиной дерева связаны посвятительные обряды: колдуны висят вниз головой, здесь колдун получает магическую силу: так, дряхлеющий колдун заманивает мальчика в лес и предлагает ему перебросить камень через дерево, после чего ребенок оказывается на его вершине: «Перепугался мальчик и стал просить колдуна снять его, но тот сказал, что снимет его только тогда, когда он согласится повторять за ним все, что услышит. Колдун стал читать заговоры и прочее колдовство. Мальчик повторял за ним и таким образом перенял колдовство».Таким образом, на вершине дерева помощники восстанавливают магическую силу магическим способом — считая хвоинки или листья. Вместе с тем деревья, с которыми связано выполнение трудных задач: ель, осина, соотносятся с комплексом отрицательных представлений — о смерти. Таким образом, «материал», который использован в обряде возобновления магической силы помощников, подтверждает ее связь с миром мертвых.
Еще одна трудная задача для помощников колдунов — свить веревки из песка, золы. Одна из задач чертям — «вить бесконечные веревки» из песка или золы. Например, на свадьбе, прежде чем усесться за стол на почетное место, колдуны набирали из печи горсть золы, выходили на крыльцо и рассеивали золу с выкриком: «Свейте веревку!» Только после этого они начинали вести себя спокойно, как и обычные люди. Вместо золы колдуны могли воспользоваться горстью песка или пыли.
Свивание — ритуальное действие, имеющее защитные продуцирующие функции, оно соотносится с соединением, собиранием разрозненного в целое, а также с вредоносными действиями нечистой силы, последнее, в частности, подтверждают материалы, из которых вьются веревки. Свивание веревок также можно рассматривать как жертву. Представляется, что цель обрядовых действий — перебирания зерна, витья веревок помощниками — заключается в обретении ими новой силы. Эти действия заменяют другую жертву — поглощение жизненной силы человека. Здесь также помощники имеют дело с «неправильными материалами», которые в народных представлениях связаны со смертью. Таким образом, занятия помощников также направлены на восстановление их силы.В том случае, если магическая сила локализована в теле «знающего», например, ведьмы, она сама поедает человека или плод.
Представления о возобновлении магической силы «знающими» прослеживаются в мотиве быличек «вещицы (ведьмы) похищают плод женщины или животного и пожирают его». Эта магическая акция приурочена к Чистому четвергу: «...она [вещица] ...из трубы вылетела сорокою... к одним залетела в стаю и теленочка у коровы выташшила»; «...мужик-то лег спать... а она с матерью [две ведьмы] разговари-вает... “Доченька, мы с тобой давно не ели мясца свеженького...” Улетели в трубу. Они ребенка притащили... а головешку туда всадили». Вещица, ведьма — от слова «ведать» — знать; иначе ее называют «знающая». Новорожденных получают из мира природы. Поедая младенца или плод, вещицы возобновляют (продлевают) и увеличивают магическое знание. Вкушение животного в обрядах инициации приводит к получению магического знания. Вероятно, поедание младенца также связано с получением магического знания.
Наименование «вещица» (от ведать — знать, веды —чары) восходит к представлениям о магическом знании. Ведьма пожирает детей для того, чтобы возобновлять и поддерживать магическое знание. Отметим, что вещицы взамен нерожденного ребенка или теленка («нового») кладут старые предметы (голик — веник, головешку) или связанные со смертью (кусок льда): возможно, они символизируют «изношенную» силу вещицы. Представления о поедании ведьмами ребенка встречаются у многих народов. Так, в «Молоте ведьм» упоминается о высшем разряде ведьм, которые обладали особенной дьявольской силой, приобретенной вследствие пожирания детей.
Этот мотив встречается в фольклоре многих народов мира, чаще в сказках. В русских сказках Баба-яга постоянно угрожает герою «поглощением» и пытается его съесть: «Покатаюсь-поваляюсь, Ивашкина мясца наевшись». Ср.: катаются женщины по жниве с приговором: «Жнивка, жнивка, дай мне силы на будущую нивы», для того чтобы восстановить утраченную физическую силу. Ведьмы также постоянно угрожают «съесть» человека: так, в судебном деле Дарьица — жена дьяка, которую обвиняют в колдовстве, «похвалялась»: «Съем де тебя Лукьяна так же, как Федьку Филиппова» .Поедание неродившегося младенца сопоставимо с поеданием животного во время обряда посвящения колдуна. Так, на Кенозеро, «чтобы знать все — лесово, водно, нужно проглонуть в себя лягушку».