В отличие от клириков знахари лечили не только словом молитвы, но и травами, разными порошками, приготовленными из минералов, растираниями и проч. Существует множество описаний такого рода целительства в следственных материалах (как, впрочем, и в этнографических записях XIX–XXI веков) [8] .
Например, в деле известного в XVIII веке одержимого бесами монаха Георгия Зварыкина есть сведения, что в Якиманской слободе в Москве в 1724 году у юного тогда Георгия «старик слепои тое болезнь (рану. — Е. С.)… смотрил и присыпал травою, а потом приложил пластырь... и после того спустя с неделю пришел он к тому ж старику и принес ему рублевик, для того, что... болезнь стала заживать». Казалось бы, перед нами описание «рационального» способа знахарского целительства, вот только этот же старик дал Зварыкину мешочек с травами, которые делают человека «добрым» (очень распространенный способ магическим образом воздействовать на «власть»), а также научил пациента, как призывать бесов. В 1733 году плотник Автоном Иванов лечил сошедшего с ума пьяницу — курьера соляной конторы Якова Свешникова. Плотник известен был тем, что исцелял детей от «уроков» [9] .
Однако обвинили Автонома Иванова в колдовстве и сослали в Сибирь за то, что он произносил над несчастным Свешниковым «волшебные слова» (правда, Автоном показывал, что произносил только имена святых) и велел что-то привязывать к нательному кресту пациента. Ранее, в 1708 году, в Москве двое знахарей лечили солдата Алексея Григорьева от падучей и «страшных видений». Один из знахарей, рыбак Максим Афанасьев, пытался избавить пациента от его болезни, гадая по руке, наговаривая на воду, прилепляя к нательному кресту воск и ладан. Солдат обратился к другому колдуну — некому Алексею, жившему у Новоспасского монастыря, — тот «наговаривал с молитвою» на квас [10] . Современному читателю иногда трудно провести границу между знахарством и колдовством, но человеком XVIII века она отчетливо осознавалась, и представшие перед следствием целители пытались всячески опровергнуть обвинения в магических практиках. Крестьянин Зот Грезин во время следствия в Тайной канцелярии говорил, что «волшебства и колдовства он, Зот, не знает и ни у кого тому не учился, толко де лечит он людей от сердца, а лошадей от притки и дает в вине и в квасу соль, наговаривая тако: Кузьма и Демьян, Михайла Архангел, Тихон преподобной, ангелы святые честные заступите за нас за грешных и простите мое лиша приговорье, а ваша божия сила ни от зыву бы ни от рыгу болезни не было, по мое виданье и по мое слыханье по смерть, по гроб, по мою и по ево прости нас, мат сыра земля, мы ходили и согрешили, али не наместно нашли, прости нас грешных и по всяк день, и по всяк час. …Означенному наговору научился он, Зот, собою тому года с три, а никто ево тому не учил, да оной наговор чинил он толко для того, чтоб ему от того пропитатца, понеже де он пропитание себе имел скудное, а не для какова людям также и скоту вреда» (выделено мною. — Е. С.).
Но осужден-то был Зот за то, что давал магическую соль по просьбе своей госпожи, чтобы снискать благоволение и любовь. В 1764 году крестьянин подмосковного Серпуховского уезда Петр Яковлев был наказан за лечения от импотенции и других недугов, происходивших, как считалось, от «сглаза». На Петра Яковлева доносили, что он произносил заговор над водой и давал эту воду выпить пациенту. Петр был известен как целитель далеко за пределами своей округи, к нему привозили болящих из отдаленных деревень, но Петр Яковлев никогда бы не согласился, чтобы его называли не знахарем, а «колдуном» или «волшебником».
Тридцатидвухлетний купец Иван Брыкин в 1743 году объявил, что обращался к «доктору» Илье Грачеву, проживавшему в Москве «за Никицкими воротами», с просьбой об исцелении. Этот лекарь, «взяв кости, бросил по столу и потом, взяв незнаемо какую книшку, и в ней смотрил и, посмотря, говорил ему — надобно де тебе на вино наговорить и то вино выпить и сыну де твоему надобно на масло наговорить и тем маслом ево вымазать, то-де им от болезни и будет посвободнее». Во время следствия у Грачева были изъяты «три кости четвероуголные, Лечебник да всяких мелких писем двенатцать».
Лечебник был освидетельствован медиками, но ничего магического в нем обнаружено не было. Знал ли Грачев «волшебную часть» лечения наизусть, материалы расследования ответа не дают. Тем не менее весьма значительная часть знахарей, как только клиент обращался к ним с просьбой оказать магические услуги, были к этому готовы. Лучшие свидетельства тому содержит дело 1758 года о многих магических опытах камергера Петра Салтыкова (брата первого екатерининского фаворита Сергея Салтыкова).
Его слуги разыскивали лекарей для исцеления от различных болезней — от болезней желудка до венерической «французской болезни» — и при том расспрашивали, не сможет ли знахарь помочь господину избавиться от постылой супруги и снискать милость императрицы Елизавета Петровны. По меньшей мере, пятеро мужчин и две женщины, известные тем, что лечили людей и скот, вызвались оказать Салтыкову и магические услуги. В видениях Матроны также есть упоминание о «враче», к которому обратился отец болящей девочки («в 15 число [ноября 1750 года] звали врача»). Но действия «врача» были особого свойства: он «говорил в вино и давал пить» Матроне. Записавший видения Егор Дудин не указывает, что произносил «врач», заговор или молитву, но в дальнейшем при описании явления нечистой силы в уста беса были вложены скептические замечания относительно магического целительства «врача» — «мужичка»: «а мужичку не излечить — неладно мужичок словцо молвил!»
В дальнейшем «врач», вероятно, произнес «слова» более действенные, ибо в другом видении сам Христос, явившийся Матроне, велел следовать советам «врача»: пить «наговорное вино», сходить в баню и натереться маслом. Можно привести и больше свидетельств того, что знахари владели не только приемами исцеления нехитрых телесных недугов естественным образом (в чем они стремились убедить на допросах следствие), но пользовались и методиками привлечения сверхъестественных сил, т. е. действовали уже как волшебники. Арсенал средств, которым пользовались для излечения, в России XVIII века был весьма значителен. Прежде всего, в ходу были травы и коренья (наибольшее количество таких растений было описано в различных травниках). Травы и «корешки» могли играть различные роли: они исцеляли или наводили «порчу», были «божественными» или «бесовскими», годными в медицине или только используемыми в волшебстве. Легко обнаружить, что в сражении против недуга человек прибегал не к одному, а к нескольким растениям, как и обращался к нескольким нередко различающимся по происхождению практикам. К примеру, и «настоящий колдун» Андрей Тимофеев Пердун (который вскоре будет учить солдата писать «богоотметное письмо» и обращаться к Князю Тьмы), и священник могли советовать своим пациентам молиться Богу. Но и священник, и знахарь, и «волшебник» не гнушались исцелять «наговорной» водой, квасом, вином и т. д.
Неудивительно, что в видении Матроны Дудиной, которое должно было подкрепить культ дудинской иконы Николы Чудотворца во всей Северодвинской округе, лечили Матрону не только священными предметами православного культа (крестом, посещением церкви, богослужебной книгой, иконами, возжиганием свечей или окуриванием ладаном), но и архаическими или магическими способами и объектами — солью, водой, маслом, посещением бани, «перьями кречатиными» (впрочем, и сам появляющийся в видении Христос советует «лечить» болящую магическими средствами!). В допетровский период магическое целительство запрещалось, поскольку и для ученых, и для неучей означало общение с бесовским, запретным миром.
Век Просвещения привнес с собой веру в возможность разумом осмыслить все сущее, включая область телесного недуга, а значит объяснить этот недуг в иных категориях, не прибегая к заклинанию злых духов болезни. С XVIII века в глазах просвещенных законодателей магическое целительство стало преступным уже как суеверие, и синодальная церковь вкупе с государством нередко делала упор на антипросветительский дух подобных суеверных практик. Но многие ли готовы были к рационалистическому пониманию болезни «Суеверные», судя по всему, были в большинстве. Они, конечно, знали о просвещенной, несуеверной медицине, но, как уже говорилось выше, профессионального медика редко удавалось повстречать вне столиц. Поэтому и к медицинским средствам большинство населения было непривычно [11] .
Впрочем, тогдашняя ученая медицина нередко пасовала перед своими не познавшими Просвещения пациентами. В 1765 году, когда в провинциальном Ростове «просвещенный» доктор был призван следствием для освидетельствования кликуш, он записал, что «у тех женок (кликуш. — Е. С.) временно бывает тоска, которая к ним приходит от давняго повреждения в кровях и во внутренних женских частях… но, как те женки сурового воспитания и к лекарствам не привычныя, то выползовать их вскоре надежды мало осталось». Государство, указующее, что считать «суеверным», а что нет, усилило бюрократический контроль за религиозной жизнью подданных Российского императора, но не создало эффективной и доступной системы медицинской помощи. Между теми, кто лечился у ученых медиков, и теми, кто продолжал обращаться к знахарям и волшебникам, только росла культурная дистанция, зрели основания для культурного конфликта. Большинство православных Российской империи продолжало бояться колдовства, знало, что магические практики запрещены государственными законами и почитаются большим прегрешением против христианской веры, но едва ли они могли отказаться от магического целительства, оно оказывалось традиционно апробированным (при этом и наиболее доступным!) видом целительства в их повседневной жизни. Если человек века XVIII или века XXI абсолютно уверен в том, что его болезни происходят от «порчи», он не сомневается и в том, что исцелиться ему поможет только волшебство.
Как однажды сказала мне старуха-староверка в Пермской области, от «пошибки» (порчи) не поможет даже молитва «Отче наш», не то что разные пилюли, «пошибку» может извести только знающий человек. И поныне немало недужных отправляются в дальний путь в поисках таких «знающих», «знатливых» колдунов-целителей. «Подобное лечится подобным» — а потому, покуда человек верит, что его болезнь происходит от колдовских сглаза и «порчи», магическое целительство будет существовать.
(1) Смилянская Е. Б. «Суеверия» и народная религиозность в России Века Просвещения // Canadian American Slavic Studies. 2004. Vol. 38 (№ 1–2). P. 121–154.
(2) В конце 1756 года по доносу приходского священника, сообщавшего о паломничестве в дом Дудиных «из разных волостей множества народу», о наличии запрещенных «привесов» к иконе св. Николая-угодника (серебряных монет, крестов, колокольчиков, перстней, серебряных полтинников и «сапошков») (л. 1) началось следствие. Из дома тогда были изъяты не только икона, но и книжка с записью чудес. «Чудеса» скопировали в Архангельской консистории, и они дошли до нас копией в синодальном деле. По распоряжению Синода следствие по поиску еще секретной части чудес продолжилось в Тайной канцелярии; в конце концов, их у Дудина изъяли, а его с «прочими» отправили «в Архангелогородскую губернскую канцелярию для поступления с ним по законам»
(3) О запретах матерной брани говорят большинство сочинений этого жанра: Ромодановская Е. К. Рассказы сибирских крестьян о видениях (к вопросу о специфике жанра видений) // ТОДРЛ. СПб., 1996. C.141-156.
(4)Ипполитова А. Б. Русские рукописные травники XVIII века как феномен культуры. Автореферат дисс. ... канд. филол. наук. М.: РГГУ, 2004.
(5) Ср.: Пигин А. В. Из истории русской демонологии XVII в. Повесть о бесноватой жене Соломонии: Исследование и тексты. СПб., 1998. C. 102; Рязановский Ф. А. Демонология в древнерусской литературе. М., 1915. C. 42.
(6) Подробнее об этом см.: Михайлова Т. В. Представители духовного сословия в колдовских процессах второй половины XVIII века // Вестник молодых ученых. 2000. № 5. С. 33. Синодальный суд нашел сборник заговоров не просто магическим, но даже богохульным: «не толко заговорные, но икрайне богохулная и заключающая в себе такия скверно словные и хулные на имя Божие и Пресвятыя Богоматере речи, каковых и изобразить на писме непристойно, а как он, Влас, по той тетратке наговаривая на вине оное вино разным людям пить давал и чрез те наговоры написанные в той тетратке сквернословные и богохулные речи произносил» (РГИА. Ф. 796. Оп. 46. Д. 358. Л. 19).
(7) Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. С. 128.
(8) Например, см. подробнее об этом: Попов Г. Русская народно-бытовая медицина. СПб., 1903; Минько Л. И. Знахарство. Минск, 1971.
(9) Уроками» называли те детские болезни, которые, как считалось, происходили от «дурного глаза».
(10) РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Ч. 3. Д. 14309. В конечном итоге, видя, что солдат кланяется в пояс рыбаку, на солдата донесли, и обнаружив воск на его нательном кресте, отправили к следствию в Преображенский приказ.
(11) В столицах, правда, помощь «ученой медицины» уже оценили, и весьма примечателен случай 1734 года, когда за медицинскими пластырями обратился знахарь-волшебник. Им выступал архангельский крестьянин Михаил Овчинников, промышлявший в Петербурге колдовской практикой. Овчинников позволил ученику медицины Ивану Молдавкину переписать любовный заговор в обмен на «пластыри», которые приготовлял врач-иноземец. Однако вместо медицинских услуг этот доктор отправил Овчинникова и Молдавкина в Тайную канцелярию, где после расследования они в 1737 году были приговорены к мучительной смерти (Покровский Н. Н. Тетрадь заговоров 1734 г. // Научный атеизм, религия и современность. Новосибирск: 1987. C. 239—266).
© Магическое целительство, или Ведьмы, знахари и клирики как лекари в России XVIII века/ «Отечественные записки» №1 2006
