Комментарии к видению ЭраЭтот текст со всей определенностью относится к жанру апокалипсиса, поэтому прежде всего мы рассмотрим техническую сторону его происхождения. Свое видение Эр переживает в трансе, в который он погрузился, по видимости, случайно: будучи ранен в бою, он теряет сознание и оказывается на грани смерти. Иными словами, он получает откровение случайно, а не по зову богов и не в результате целенаправленных действий. Впрочем, позднее грань между случайностью и божественным призванием размывается: в видении Эру сообщают, что именно его — из всех воинов, сражавшихся в тот день, — выбрали на роль вестника, который должен передать людям обретенное знание.
Далее, немаловажно, что платоновская трехчастная схема загробного мира организована вертикально: вверху находится все доброе и великое, внизу — дурное и малое. Три уровня, на которые подразделяется загробный мир в видении Эра, с обманчивой легкостью ассоциируются с теми, которые в нашей культуре именуются небесами, землей и адом. В этом отношении платоновская схема разительно отличается от более древних греческих представлений о посмертии, согласно которым в подземный мир отправлялись все души умерших — и праведные, и нечестивые. Важную роль в эсхатологии Платона играют также принципы наказания и вознаграждения, сопоставимые с орфической идеей искупления. Примечательно, что место, которое присуждается душе в платоновском загробном мире, не зависит от посвятительного знания: от моральной ответственности за свои поступки не освобождается никто.
Отступление Платона от архаической модели загробной жизни, совпавшее по времени с более масштабными культурными изменениями, можно рассматривать как своего рода поворотную точку. В дальнейшем и вплоть до самого позднего периода греко-римской культуры разрыв между новыми и старыми представлениями о посмертии продолжал расширяться. В частности, загробный мир по большей части или даже полностью переместился на небеса. Во многих случаях это означало, что топография Аида — со всеми его реками, Островами блаженных и прочими важными локациями — прямо или по умолчанию переносилась или проецировалась на небо. Этот процесс, тесно связанный с вавилонским астрологическим учением, сыграл решающую роль в развитии западной магии. Многие и многие элементы западной магии в том виде, в каком мы ее знаем, сложились под непосредственным влиянием этих событий, и это станет очевидно, если их перечислить их. Но для начала нам следует рассмотреть основные особенности того контекста, в котором эти элементы зародились и начали развиваться.
Уже в платоновском мифе луга асфоделей размещаются в воздушном пространстве поднебесья, тогда как Тартар остается под землей. Впоследствии этот мотив получил развитие: например, у Плутарха река Стикс течет вверх от Земли к Луне, а луга асфоделей переносятся в область между Землей и Луной — светилом, играющим исключительно важную роль в эсхатологии Плутарха:
…всякой душе, имеющей ум или лишенной ума, суждено по выходе из тела блуждать в области между землей и луной, но не одинаковое время. Неправедные и невоздержные души отбывают наказания за неправды, а праведные должны пребывать некоторое положенное время в наиболее мягкой части воздуха, которую называют «лугами Аида», сколько нужно для очищения и отвеяния — как дурного запаха — связанных с телом скверн[7].Любопытно, что Платон называет гоэтов «потомками Селены»[8], так что ассоциации между умершими и Луной могли возникнуть и раньше, чем сейчас полагают. Но, так или иначе, в различных религиозных течениях поздней античности загробные сферы перемещаются еще дальше от Земли. Под влиянием астрологических идей, почерпнутых из халдейских и более поздних иудейских источников, семь планетных божеств, от которых в столь значительной степени зависели человеческие судьбы, превратились в гностических архонтов, враждебных человеку. Впрочем, прообразами архонтов могли послужить не планеты, а семь пагубных звезд, о которых повествуют вавилонские астральные мифы. В гностическом учении архонты оказывали дурное влияние на души, нисходящие через их сферы для воплощения на Земле, и препятствовали тем же душам, когда после смерти они пытались вернуться в более высокие области. С другой стороны, сходство между «дикими люди с огненным обличьем» из видения Эра и христианскими демонами носит сугубо внешний характер: нигде не утверждается, что сами эти «дикие люди» прокляты и служат злу. Но уже в мифологии Плутарха, со всей определенностью переносящего Аид в небесные сферы, обнаруживается более развитая демонология. В ходе своей эволюции язык греческого мифа подчас вбирал в себя наиболее пессимистические астрологические идеи, и наглядным тому примером служат негативные представления о планетных богах, или ангелах, породившие гностическую концепцию архонтов.
Не исключено, что в рамках этой новой модели именно Плутарх первым соотнес планеты с эсхатологическими событиями. В его трактате «Почему божество медлит с воздаянием» (как и в платоновском «Горгии») пороки душ, нисходящих в воплощение, «коверкают тело». Не ограничиваясь этим общим замечанием, Плутарх (испытавший сильное влияние народной традиции и этим для нас особенно полезный) идет дальше: он связывает каждый из пороков с определенным цветом, в точности следуя герметическим астрологическим соответствиям, принятым в тот период. Так, скупость, порок Сатурна, придает душе черную и грязную окраску; зависть, порок Юпитера, — лиловую; свирепость и кровожадность, пороки Марса, — красную, и так далее. И несмотря на то, что прямых указаний на астрологический характер этих соответствий в тексте не дается, происхождение их не вызывает сомнений. Таким образом, системная астрологическая эсхатология, достигшая расцвета во II веке н.э., впервые нашла свое выражение в трудах Плутарха.
Однако истоки этого подхода следует искать в гораздо более отдаленном прошлом — даже не у Платона, а у Гераклита, который полагал, что душа есть «искра звездной природы». Для ионийских философов теория звездного происхождения души была, фактически, общим местом. Дуалистический элемент в эту концепцию первым принес также не Платон, а Эмпедокл. Однако именно у Платона со всей отчетливостью впервые выражена идея о том, что физическое тело — это темница души, а перевоплощения необходимы для того, чтобы преодолеть материальные препятствия на возвратном пути к созерцанию Божественной Красоты в наивысшей из сфер мироздания. В эллинистической астрологии к III веку до н.э. также набрало популярность учение о взаимосвязи между планетными сферами и человеческой судьбой. И здесь — так же, как и у Платона, — важную роль играли олицетворения астральных сил: подобно платоновским Мойрам, Ананке, судьям и Сиренам, астрологические деканаты, планеты, арабские части, градусы и так далее понимались как персонифицированные разумные сущности. Более того, астрология сама по себе считалась в буквальном смысле божественной наукой, дарующей визионерские откровения о судьбах. В иудейских апокалиптических текстах, таких, например, как Книги Еноха, наблюдается схожее явление: календарные и астрологические тайны открываются визионеру в ходе духовного путешествия.
В самом общем виде эти перемены в религиозной и философской мысли повлекли за собой два последствия — весьма влиятельных и получивших широкое распространение. С одной стороны, хтонические божества, прежде всего Персефона и Кибела, приобрели функции небесных, а с другой — небесным божествам (планетным и не только) стали приписывать демонические качества, и этой участи не избежал даже сам Творец, Демиург. Ярче всего эти метаморфозы отразились в некоторых гностических движениях, творчески перетолковавших Книгу Бытия и превративших ветхозаветного Бога в демонического предводителя злобных архонтов, где последние эквивалентны архангелам традиционных систем. Однако следует понимать, что вышеизложенные идеи находили выражение не только в гностицизме и далеко не всегда опирались на иудейские источники. Следы их влияния заметны и в магических папирусах, и во многих философских теориях поздней античности.
У Платона Острова блаженных были перенесены в некую неопределенную область небес, но в трудах неоплатоников они получают более точную локализацию. Ямвлих (ум. 330 н.э.), глава сирийской неоплатонической школы, приводит приписываемое пифагорейцам изречение, в котором Острова блаженных помещаются на Солнце и Луне. Возможно, это уже поздний, итоговый вариант; но если так, то Плутарх (ум. 140 до н.э.) задолго предвосхитил его, когда живописал в подробностях эсхатологический лунный ландшафт и одновременно продемонстрировал процесс переноса хтонических божеств в небесные сферы:
…на луне есть углубления и выемки. Наибольшую из них называют «укрытие Гекаты». Там наказуемые души требуют и получают воздаяние за то, что они претерпели или совершили…[9]Выстраивая свою схему загробного мира, Плутарх сознательно опирается на платоновскую концепцию: луна — это промежуточная область между Землей и более высокими сферами планет и неподвижных звезд. Плутарх снабжает ее двумя вратами — верхними и нижними:
А два длинных [углубления], называются Вратами, ибо через них души переправляются то на сторону луны, обращенную к небу, то опять на сторону, обращенную к земле. Обращенная к небу сторона луны называется «Елисейскими полями», а обращенная сюда — «противоземной Персефоной»[10].Более высокие миры населены богами и их прислужниками, но Луна мыслится как обитель «земных демонов», то есть душ умерших. Само определение «земной» в этом контексте кажется неуместным и свидетельствует о том, что терминология не поспевала за развитием идей. Эти демоны, они же души умерших, составляют чрезвычайно важную категорию. Представление о подлунном мире как области между Луной и Землей, населенной духами или демонами, сохранялось в европейской традиции на протяжении многих веков, но при этом было попросту забыто, что эти духи в большинстве своем когда-то были людьми. Под именем «воздушных демонов» они встречаются и у Агриппы, и во многих демонологических трактатах. В христианском неоплатонизме их, разумеется, отличают от ангелов, обитающих в более высоких сферах. Вообще, в большинстве поздних трактовок эти подлунные духи утратили не только тождество с душами умерших, но и практически все свои положительные черты. Но у Плутарха некоторые из «земных демонов», населяющих луну, — определенно благие сущности, и, описывая их, он упоминает несколько имен, представляющих для нас особый интерес:
Однако демоны не вечно пребывают на луне. Они нисходят и сюда для заведывания оракулами, соприсутствуют и соучаствуют в высочайших таинствах, являются карателями неправд и блюстителями правды, охранителями в войнах и светочами в море. Если в этих действиях они действуют несправедливо — из-за гнева, за неправедное приношение, или из зависти, — то несут наказания: низвергаются снова на землю, заключаемые в человеческие тела. К тем, лучшим демонам принадлежат, по собственному их заявлению, те, что окружают Кроноса, а ранее принадлежали: на Крите — идейские дактили, во Фригии — корибанты, в Удоре — беотийские трофониады и тысячи других в разных частях обитаемой земли…[11]Разумеется, мы не вправе утверждать, что народные верования, распространенные в древнем мире, полностью совпадали с теориями Плутарха или Платона. Но, безусловно, должны были существовать некие народные варианты этих теорий. В сущности, народные представления о загробном мире повлияли на Плутарха не меньше, чем концепция Платона, и в своих трактатах он продемонстрировал и структурировал многие поверья, известные ему из первых рук. Но, с другой стороны, недооценивать влияние Платона и его учеников на образованных греков и римлян позднего периода тоже не следует. В эпоху эллинизма, без сомнения, был весьма популярен так называемый «низкий» платонизм. Его влияние обнаруживается и в различных гностических текстах, и в магических папирусах, содержащих образцы «низкого» герметизма. Применительно к гримуарам «низкий» неоплатонизм характерен для того круга магических трактатов, который для удобства можно определить как «школу Агриппы» (впрочем, чтобы разглядеть в этих трактатах неоплатонические идеи, следует вначале пробиться через пласт тупиковых интерпретаций, накопившихся в XIX веке из-за чрезмерного увлечения каббалистическими элементами в составе «Оккультной философии»). Например, вышеприведенная цитата поражает своим сходством с теориями графа де Габалиса, которые я рассматриваю в своем «Истинном гримуаре». А граф де Габалис был современником многих рукописных и печатных гримуаров и оказал на них значительное влияние.
Еще один деятель, сыгравший важную роль в деле перенесения загробного мира на небеса, — Гераклид Понтийский (р. ок. 388/373 до н.э.), который в прошлом считался первопроходцем в этой области. Любопытно, что этот философ-маг был родом из Гераклеи — города, где располагался знаменитый некромантический оракул. По примеру многих других гоэтов он приписывал себе божественное происхождение и почитал некоторых уже известных нам персонажей, обожествленных после смерти. О Гераклиде ходили насмешливые рассказы, в которых он предстает практикующим гоэтом, завещавшим доверенному человеку инсценировать его посмертное вознесение его на небеса. В рассказе Диогена Лаэртского об этих событиях фигурирует змея, наводящая на мысли о культовых практиках, связанных с воплощенными божествами, такими, как Гликон[12]. В числе сочинений Гераклида — трактаты о знаменитом прорицателе Абарисе, о каталепсии и «О том, что в Аиде». Ни один из его трудов до нас не дошел. Известно, что в своих философских работах Гераклид рассуждал от лица вымышленного персонажа — Эмпедотима, чье имя составлено из имен «Эмпедокл» и «Гермотим».
Эмпедотиму, своему альтер-эго, Гераклид приписывает, в частности, видение небесного загробного мира, топография которого отличается от общепринятой. Платоновские «расселины», ведущие из места загробного суда в верхний и нижний миры, у Гераклида и других авторов превращаются в настоящие врата, имеющие вполне определенное местоположение на небе. Из дошедших до нас фрагментов известно, где именно располагал их Гераклид. Главные врата — Врата Геракла — вели в царство богов и, как ни странно, помещались в созвездии Скорпиона. Вторые врата Гераклид разместил между созвездиями Льва и Рака, а третьи — между Водолеем и Рыбами. Это несомненное новшество: у Платона «расселины» были двойными, но вели не в трех направлениях, а только в двух. Что еще важнее, версия Гераклида расходится с утвердившейся позднее концепцией двух врат, начало которой, вероятно, положил Нумений. Возможно, хотя и маловероятно, что свои третьи врата Гераклид соотносил с единственным оставшимся путем, упомянутым в видении Эра. Этот путь ведет обратно, к выходу из пещеры, в которой разворачиваются события видения.
Более известная астрологическая теория гласила, что на небесах существует двое врат, и располагались они не в тех местах, что у Гераклида. Врата богов находились в Козероге, Врата людей — в Раке. Проходя через эти врата, души поднимались в высшие сферы или нисходили в воплощение. Важную роль в этой теории играл тот факт, что Млечный Путь пересекался с поясом зодиака именно в знаках Рака и Козерога (напомним, что данные представления складывались в эпоху, когда границы знаков зодиака приблизительно совпадали с границами одноименных созвездий). Гераклид писал о Млечном Пути как о Дороге Душ, ведущей через Небесный Аид. Схожим образом, зодиак в магических папирусах именуется путем процессий. И зодиак, и Млечный Путь мыслились как дороги душ, причем зодиак, разумеется, был еще и дорогой Солнца, Луны и пяти планет. Кстати говоря, многие авторы (как, например, Ферекид) стали отмечать качественные различия между дневным и ночным светилами, с одной стороны, и планетами — с другой. Пять планет нередко ассоциировались со злыми архонтами, а Солнце и Луна, как правило, считались благотворными — именно в силу того, что давали яркий свет. В манихейской мифологии к числу злотворных планет добавлялись лунные узлы, благодаря чему восстанавливалась классическая семерица.
Тема небесного Аида в тех или иных вариациях приобрела огромную популярность. Философами и магами, гностиками и посвященными мистериальных школ завладел творческий зуд. Центральное место в новой концепции загробного мира занимали имена астрологических стражей и маршруты, ведущие через небесный Аид, а также связанные с ними печати и знаки. Знание этих тайн наделяло мага великим могуществом и обеспечивало посвященному привилегированное положение после смерти. По поводу того, признавалась ли возможность мистического вознесения души еще при жизни, ничего определенного утверждать нельзя. Некоторые исследователи предполагают, что такую возможность допускали посвященные культов Митры и Кибелы, но твердых доказательств этому нет. С другой стороны, методы многих гоэтов (таких, например, как Эмпедокл) ясно свидетельствуют о том, что маги нередко ставили своей целью самообожествление. Однако и в этом случае божественный статус полностью обретался лишь посмертно, хотя некоторые способности, присущие богам, могли, согласно преданиям, проявляться уже при жизни. Так или иначе, видения, открывавшиеся этим магам и мистикам, и чудотворные силы, которыми они владели, со всей определенностью предвосхищали превращение в божество.
Итак, Солнце и Луна стали отождествляться с Островами блаженных, а также с самим владыками небесного Аида: Луну соотнесли с Персефоной, а Солнце — с Диспатером. Эти отождествления просты и прямолинейны, несмотря на то, что привязка подземных богов к небесным светилам может показаться странной с точки зрения традиционной мифологии. Но что можно сказать о Вратах душ в Раке и Козероге? Несомненно, эти два зодиакальных знака тоже ассоциировались с Солнцем и Луной, но этого мало. Если мы обратимся не к астрологической системе планет-управителей, а к орфической системе соответствий между знаками и олимпийскими божествами, то увидим, что Раком управляет Гермес-душеводитель. Это очевидным образом согласуется со смыслом Врат, расположенных в Раке. Гермес провожает души на пути к воплощению — или, если следовать Платону и более ранним мифологическим представлениям, ведет их в Аид. Но кто же в таком случае провожает души в царство богов?
В орфической системе знаку Козерога соответствует богиня Гестия, что представляется вполне резонным, но в данном случае бесполезным. Однако известно, что на одном из этапов развития мифологии Гестия уступила свое место на Олимпе Дионису. И если принять это во внимание, то покровителем душ, переходящих в царство богов, окажется Дионис. Такая интерпретация кажется вполне аутентичной — в том смысле, что орфики и прочие маги наверняка бы ее одобрили. Тем более, что в мифологии тому имеется прецедент — сюжет о том, как Дионис спасает из подземного царства свою мать Семелу и вводит ее в круг богов.
Перенос загробного мира из-под земли на небо повлек за собой масштабные изменения в классификации богов, ангелов и прочих бессмертных сущностей, как небесных, так и хтонических. Прежние объекты поклонения демонизировались (как в случае с ветхозаветным Богом и ангелами в гностическом учении), а к тем, кого когда-то перевели из категории богов в разряд низших демонов, возвращалась былая слава (как это произошло с Тифоном-Сетом в солярных культах и в магии). Кроме того, различные божества и духи перемещались из одних областей в другие, не меняя своего статуса. Некоторым из тех, кого затронули вышеописанные изменения, — как, например, тому же ветхозаветному Богу, — в дальнейшем удавалось избавиться от новых личин, причем довольно быстро (если не принимать во внимание отдельные формы дуализма, бытовавшие в Средние века). В других случаях изменившийся статус закреплялся и сохранялся на протяжении многих столетий и вплоть до наших дней. Но из хтонических богов почти никому не удалось сохранить свою небесную ипостась, несмотря на то, что некоторые из них, как, например, Дионис и Персефона, пользовались большой популярностью. В рамках вертикальной модели, заданной еще Платоном, и в контексте исторической тенденции к отделению верховного божества от материального мира, это, скорее всего, было неизбежно. Упомянутое отделение, которое монотеистическая теология иногда объявляет венцом своих достижений, с другой точки зрения стало одной из самых серьезных доктринальных катастроф за всю историю человечества.
Когда какая-либо идея распространяется достаточно широко, непременно возникают те или иные различия в ее понимании и применении. Возникли они и на этот раз, и в данном случае некоторые формы и вариации для нас представляют больший интерес, чем другие. Поэтому мы оставим в покое и злых планетных духов вавилонской традиции, и гностических архонтов, приняв, однако, к сведению, тот факт, что демонизировать могли не только языческих богов, но и ангелов. В особенности это касается архангела Михаила, который в своих предыдущих «воплощениях» обладал ярко выраженными хтоническими чертами. Не будем об этом забывать, чтобы не утратить гибкости подхода, но вернемся, наконец, к нашей основной теме.
Основной тезис, который я хочу выдвинуть в связи с вышеописанными переменами, заключается в следующем: несмотря на то, что подземная топография последовательно перемещалась на небесную карту, заимствованную, главным образом, из астрологии, на протяжении всего этого периода в центре внимания магов оставались души умерших и загробная жизнь. Иными словами, вопреки всем поверхностным изменениям, западная магия в основе своей была и остается гоэтической. Вся магическая работа с сущностями, соответствующими планетам, звездам и знакам зодиака, покоится на прочном некромантическом фундаменте.
Некромантический колокол Герардия
