Джейк Стреттон-Кент, Книга вторая, Магия

Выводы для современной практики

Западная традиция и уроки иных традиций

Выше я упоминал о том, что с сивиллами, переосмысленными в католицизме, можно работать по примеру мастеров вуду, работающих с католических святыми. В связи с этим хотелось бы высказать некоторые дополнительные соображения. Я высоко ценю африканские традиционные религии (АТР), и не в последнюю очередь потому, что — по ряду причин — наша, западная магическая традиция все еще не возродилась по-настоящему. Это значит, что нам есть чему поучиться у последователей живых традиций, а ярчайшими примерами таковых служат АТР, заслуживающие самого глубокого уважения.

Цель предполагаемого диалога с АТР заключается в том, чтобы, наконец, довести наше оккультное возрождение до статуса живой традиции — чтобы научиться служить нашим собственным богам и духам и принимать их помощь. Я вовсе не призываю перенимать элементы других культур скопом и без разбора; я лишь предлагаю относиться к ним должным уважением и ценить их живительное влияние на наши собственные традиции. С этих позиций я и стараюсь установить диалог между гоэтией (своим законным культурным наследием) и традициями Нового Света (культурным наследием других народов). И в этом отношении очень удобно то, что духи «Истинного гримуара» признаются в традиции кимбанда[1] как синкретические эквиваленты эшу. Иными словами, духи, с которыми я работаю, уже вписаны в контекст традиций Нового Света, и это дает мне возможность полноценно сопоставлять свои наблюдения и подходы с практиками хунганов, палеро[2] и кимбандистов. Заявления критиков (как правило, белых) о том, что я не имею права на подобный диалог, поскольку не посвящен в ту или иную африканскую традицию, попросту абсурдны — особенно в свете того, что сами эти критики даже наших западных богов и духов воспринимают лишь через призму негативных стереотипов или, в лучшем случае, психологизирующих теорий.

Короче говоря, я выступаю за то, чтобы у последователей западной магической традиции сложились такие же отношения с нашими духами, как у последователей АТР — с духами, которых почитают они. Это самый действенный и ощутимый из всех возможных способов возрождения западной магии; и он бесконечно превосходит все отвратительные процедуры из «Гоэтии царя Соломона», воспроизводящие в церемониальном контексте ту ненависть к духам, которая в действительности характерна не для магии, а для монотеистической теологии, утратившей для нас всякую актуальность.

Большая часть моих предложений выдвигается в истории западной магии далеко не впервые, хотя многие оккультисты, ориентированные на более современные системы, могут об этом и не знать. Работа с духами предков, с душами, опередившими нас в развитии, и с так называемыми «злыми духами»  имеет прецеденты и в западной культуре, причем весьма серьезные. И поскольку все эти практики отнюдь не чужды нашей магической традиции, попытки исключить их из современного контекста представляются на редкость нелепыми. С другой же стороны, самые спорные из всех теорий, которые я выдвигаю в этой книге, — те, что несут на себе особенно очевидный отпечаток АТР, — скорее всего, пройдут незамеченными для большинства читателей… просто потому, что они не знают, куда смотреть. Но, так или иначе, основа, на которой я предлагаю вводить эти новшества в современную практику, восходит к древним западным источникам, все еще оказывающим подспудное влияние на наши традиции.

Некоторые скажут, что мои методы (едва ли понятные им в полной мере) небезопасны. Действительно, так и есть: они небезопасны, потому что они — не плацебо и не покорное принятие всех ограничений, которым сейчас подвержена наша традиция. Маг, который боится обжечься, не развивается сам — и уж, тем более, не расширяет пределы возможного для грядущих поколений. Магия — дело рискованное. И советовать другим магам избегать всякого риска было бы, в лучшем случае, бесполезной тратой слов, а в худшем — самым настоящим предательством. Выскажусь прямо: я не питаю ни малейшего уважения к большинству магических орденов, не говоря уже о степенях, титулах, перевязях и запонах. Посвящение в подобные ордена чаще становится препятствием на магическом пути, чем преимуществом. Настоящая магия обретается, образно говоря, не в квадрате, а в круге. Разумеется, те живые магические традиции, о которых я упомянул выше, тоже проводят посвящения, и от них я никого не стану отговаривать. Но большинство западных магических групп, действующих в наши дни, не в состоянии предложить соискателю хоть сколько-нибудь осмысленное духовное приключение. В результате гораздо более полезным и значимым оказывается самопосвящение, с каким бы презрением ни относились к нему многие современные оккультисты. Под самопосвящением я понимаю естественное погружение в практику — как правило, с относительного раннего возраста. Поначалу это сопряжено с известной неразборчивостью, но зато начинающий маг не теряет способности самостоятельно усваивать информацию и учиться на опыте. Да, этот путь небезопасен, спору нет. Неподготовленному магу грозят умопомешательство и прочие беды; он может даже погибнуть. Но, как сказал когда-то один знаменитый маг, посвятительное испытание, которое невозможно провалить, — это и не испытание вовсе. С другой стороны, уцелевший на этом пути обретает подлинное знание и подлинную силу: маг сбрасывает с себя бремя всей бесполезной или неактуальной информации и оставляет лишь то, что оказалось по-настоящему ценным.

Именно таким представляется истинный путь посвящения для современного мага — в свете почти полного отсутствия аутентичных мистериальных школ и засилья самозванцев.

Но наряду с этим существует и другой, более последовательный путь самопосвящения: практика гоэтической магии. Самое традиционное и самое значимое из всех мистических переживаний, которые когда-либо предлагали соискателям западных таинств, — это ритуализированное нисхождение в нижний мир. Именно это и происходит в обрядах гоэтической магии, поскольку оператор в них находится одновременно и в подготовленном ритуальном пространстве, и в мире Аида. Ритуалы гоэтии — это аутентичные мистерии; таинства в них постигаются и усваиваются непосредственно, на личном опыте.


Путешествие в нижний мир

Тема невидимости затрагивается в магической литературе очень часто. Невидимость входит во многие перечни способностей, которые могут даровать магу различные духи. Как уже было сказано выше, изначально она требовалась не столько для каких-либо тайных манипуляций в мире живых, сколько для безопасного путешествия в мир мертвых. Немаловажно, к примеру, что шлем невидимости был атрибутом самого царя мертвых — бога Аида. Напомним одну малоизвестную подробность: этот шлем ассоциировался с волками и, возможно, был сделан из волчьей шкуры. А волк — это священное животное Аполлона, который в своей архаической ипостаси тоже был тесно связан с подземным миром и, более того, почитался как главное божество древних гоэтов. Так или иначе, невидимость ценилась, в первую очередь, как средство для нисхождения в подземный мир. Этой же цели первоначально служили и некоторые другие сверхъестественные силы, даруемые духами, — такие, например, как способность к стремительному или даже мгновенному перемещению в пространстве. Все подобные способности восходят к шаманским практикам.

Ввиду этого магу, который пожелает проработать теории, изложенные в этой книге, имеет смысл организовать для себя нисхождение в Аид. Можно устроить визионерское путешествие по той или иной системе, но при этом стоит использовать и традиционные ритуальные средства и приспособления — например, талисманы с именами и сигилами духов, дарующих невидимость. Весьма уместен будет знаменитый магический Знак Молчания. Разумеется, его изобрели не маги Золотой Зари: это эллинистическая интерпретация жеста, характерного для изображений Гарпократа. Кроме того, как упоминалось ранее в этой книге, для путешествия в подземный мир можно адаптировать некоторые ритуалы из гримуарной литературы, предназначенные (якобы!) для поиска сокровищ.

Современная некромантия

Одна из составляющих древнегреческого культа героев, которая может обрести удивительную новую жизнь в современной западной культуре, — это культ павших воинов. Нередко их героизировали коллективно и воздвигали в их честь какой-нибудь памятник, через который можно было обращаться к их теням. Этот обычай чрезвычайно интересен по ряду причин, хотя современные оккультисты не торопятся их признать.

Во многих странах 11 ноября отмечают день памяти павших в Первой Мировой войне. Эта дата отстоит совсем недалеко от Дня всех святых, а Солнце в этот период находится в Скорпионе (знаке зодиака, соответствующем восьмому дому — дому смерти). Национальный день поминовения обычно проходит у памятников неизвестному солдату — таких, например, как лондонский Кенотаф, очень похожий по форме на некоторые древнегреческие святилища героев (которые следует отличать от символических надгробий над пустыми могилами — хотя это и не значит, что дух умершего не имеет связи с подобным памятным местом). Многие другие военные мемориалы имеют точно такую же форму и тоже называются кенотафами.

Еще более поразительно то, что по сей день сохраняет свое значение древняя символика мака — цветка Персефоны. Маковые венки и отдельные цветы часто возлагают не только у памятников, но и на могилы военных. Спиритуалист Уэлсли Тюдор-Поул (более всего известный своими трудами по основанию современного центра культуры нью-эйдж в Гластонбери) внес большой вклад в развитие традиций, относящихся к поминовению павших[3]. За этими церемониями и символами стоят значимые античные прецеденты, связанные с некромантической практикой. Мне представляется, что подобные элементы современной культуры стоит использовать в магических целях: они позволяют и воздать подобающие почести умершим и, в то же время, войти с ними в контакт и призвать их на помощь в магической работе. Так, например, можно — по примеру древних греков — незаметно вкладывать талисманы и прочие символы в букеты и венки, которые мы возлагаем к памятникам войны как подношения. Уборка территории вокруг памятника тоже таит в себе возможности для магической работы с умершими (понятно без объяснений, какой магической силой обладают пыль и земля, взятые со ступеней Кенотафа).

Следует понимать, что подобная работа не имеет ничего общего с приукрашиванием и поддержкой войны и не подразумевает ура-патриотических настроений. Это всего лишь утверждение преемственной связи с древними обычаями, открывающее возможность для магической практики в контексте современной культуры.

Пер. с англ. Анны Блейз


[1] Кимбанда — афро-бразильская религия, включающаяся в себя разнообразные магические практики. В этой традиции почитаются преимущественно две группы духов: эшу (мужские) и помба-жира (женские). — Здесь и далее примечания переводчика.

[2] Хунган — жрец в традиции гаитянского вуду; палеро — последователь той или иной из религиозных традиций пало, сложившихся среди чернокожих рабов в испанских колониях на Карибах.

[3] Уэлсли Тюдор-Поул (1884—1968) — британский спиритуалист и бахаист, визионер, исследователь легенд о короле Артуре и святом Граале. В годы Первой Мировой войны служил в Управлении военной разведки на Ближнем Востоке. В 1917 году опубликовал книгу «Рядовой Даудинг. Правдивый рассказ о посмертных приключениях солдата, погибшего на войне». Совместно с Уинстоном Черчиллем ввел традицию минуты молчания (ежедневно в девять часов вечера, когда по радио передавали бой часов Биг-Бена, британцы возносили безмолвную молитву о мире). Затем минуту молчания стали соблюдать и в День поминовения (11 ноября — годовщину официального окончания Первой мировой войны).


Обратная ссылка: https://mooncatmagic.com/dzheyk-stretton-kent-magiya/359/dzheyk-stretton-kent-magiya-2/4820/

Острова блаженных

Острова блаженных, судя по всем указаниям, располагаются по ту сторону Элизия. Гесиод описывает их как пристанище героев — людей четвертого поколения, предшествующего нашему. Стоит отметить, что этих героев он называет полубогами, а их царем — Крона[9]. Пиндар также говорит о Кроне как о правителе Островов блаженных и добавляет, что их обитатели живут по справедливым законам Радаманта[10]. Согласно орфической эсхатологии и связанному с ней философско-магическому учению, здесь обретали награду те, кто прожил три добродетельные жизни и трижды побывал в Элизии.


Бог Аид

Основные языческие элементы, входящие в традиционный образ сатаны, были в свое время заимствованы не только у богов плодородия, таких как Пан и Приап, но и у владыки загробного мира. Этот бог, которого греки называли Аидом и Плутоном, обычно изображается с двузубым посохом или скипетром, которым он — подобно Гермесу — направляет тени в подземное царство. Этот посох похож на вилы, которыми вооружены христианские бесы, но важно то, что у него не три, а именно два острия. Во-первых, у греков число 2 считалось несчастливым и было особо посвящено Аиду. Во-вторых, в этом атрибуте отражен миф о той доле, которую Аид получил при разделе мира со своими братьями, Зевса и Посейдоном. Первая доля досталась Зевсу, небесному богу, и на это указывает его орудие — простой скипетр (или небесное копье в форме перуна). Аид, владыка подземного мира, получил вторую долю, символически представленную двузубым скипетром, а Посейдон, владыка моря, — третью, представленную трезубцем. Еще один атрибут Аида — ключи, символически означающие, что никто и никогда не возвращается из его царства.

В олимпийской религии Аид изображается как мрачный, угрюмый, свирепый и неумолимый бог: «…из богов ненавистнее всех он и людям»[11]. Иногда утверждают, что второе его имя, «Плутон», означающее «податель богатства», — это эвфемизм, который употребляли исключительно из страха перед владыкой смерти. Возможно, в этом есть небольшая доля правды, но не будем забывать: получив в удел подземное царство, Аид обрел власть не только над миром мертвых, но и надо всеми сокровищами, укрытыми в недрах земли.

Имя «Плутон» или «Плутос» носит милостивая ипостась Аида, которая фигурирует в Элевсинских и других мистериях — чем и объясняется скудость информации об этом лике подземного божества. Ассоциации с богатством связывают Плутона с древнейшими представлениями о таинствах смерти как об одной из составляющих обрядов плодородия. (Государственная олимпийская религия, в которой Аид мыслился братом Зевсом и Посейдона, отчасти вытеснила более древние культы, но так и не искоренила их окончательно.) В Элевсинских мистериях эту связь более ярко олицетворяет его супруга Персефона (наряду со своей матерью Деметрой и подругой Гекатой), и все же следует иметь в виду, что имя «Плутон» восходит к более глубоким и древним пластам мифологии.

Кроме двузубца и ключей, владыке загробного мира принадлежал знаменитый шлем-невидимка. Иногда Аид одалживал этот шлем другим богам, а также некоторым героям. В изобразительном искусстве бог смерти предстает очень похожим на обоих своих братьев, за тем лишь исключением, что волосы у него падают на лоб, придавая лицу угрюмую мрачность. По некоторым версиям, Плутон восседает на троне из серы, из-под которого вытекают четыре реки преисподней — Лета, Коцит, Флегетон и Ахерон. Не вызывает сомнений, что ассоциации христианского дьявола с серой берут начало в этом образе.


Орфический гимн «К Плутону»

    Духом великий, о ты, обитатель подземного дома
    В Тартара мрачных лугах, лишенных сияния света,
    Зевс Хтонийский, прими, скиптродержец, с охотою жертвы,
    Ты, о Плутон! От всей земли ты ключами владеешь,
    Смертному роду даришь урожаи в богатые годы.
    Треть мирозданья удел твой — земля, вседарящая почва,
    Недра бессмертных богов, подпора крепчайшая смертных.
    Ты свой трон утвердил среди области вечного мрака,
    Средь необъятных просторов лишенного воздуха ада,
    Черного близ Ахеронта, держащего корни земные.
    Многоприимный, ты смертью над смертными властвуешь мощно,
    О Евбулей[12]! Ты прекрасное чадо священной Деметры
    В жены похитил, схватив на лугу, и понес через море
    Вдаль на четверке коней прямо в Аттику, в край Элевсинский:
    Есть там пещера — врата ее путь открывают к Аиду.
    Ты, о единый судья деяний и явных, и тайных!
    О вседержитель, о самый священный, о блещущий славой,
    В радость тебе — благочестное дело вершения таинств!
    О, призываю, гряди с благосклонным веселием к мистам![13]

Перевод с англ. Анны Блейз


[1] Вергилий, «Энеида», VI.325—330, пер. С. Ошерова.

[2] Там же, VI.417—425.

[3] Гомер, «Одиссея», XXIII.8—14, пер. В. Жуковского.

[4] Вергилий, «Энеида», VI.540—543, пер. С. Ошерова.

[5] Пер. С.П. Маркиша.

[6] Вергилий, «Энеида», VI.638—641, пер. С. Ошерова.

[7] Гомер, «Одиссея», IV.565—568, пер. В. Жуковского.

[8] Платон, «Менон», пер. С. Ошерова.

[9] Строка поэмы, в которой говорится о царствовании Крона на Островах блаженных («Там, вдалеке от бессмертных, под властью живут они Крона»), считается поздней вставкой.

[10] «Но те, кто трижды
Пребыв на земле и под землей,
Сохранили душу свою чистой от всякой скверны,
Дорогою Зевса шествуют в твердыню Крона.
Остров Блаженных
Овевается там веяньями Океана;
Там горят золотые цветы,
Возникая из трав меж сияющими деревьями
Или вспаиваемые потоками.
Там они обвивают руки венками и цепями цветочными
По правым уставам Радаманфа,
Избранного в сопрестольники
Горним отцом, супругом Реи, чей трон превыше всего» (Пиндар, «Олимпийские песни», 2.4a—b, пер. под ред. М.Л. Гаспарова).

[11] Гомер, «Илиада», IX.158, пер. Н.И. Гнедича.

[12] Др.-греч. «подающий благие советы», эпитетов Плутона и некоторых других богов в мистериальных культах.

[13] Пер. О.В. Смыки.

Киммерийская сивилла

Сивилла из эолийских Кум в латинских источниках именуется Киммерийской («Sibylla Cimmeria»). Греческие и римские авторы называли киммерийцами два народа; один из них — исторический, а другой фигурирует лишь в мифах и легендах. Исторические киммерийцы — это кочевой народ, обитавший в Северном Причерноморье. Они были соседями и, возможно, родичами скифов; некоторые полагают, что греки заимствовали у них элементы шаманских практик. В VII веке до н.э. киммерийцы вторглись в Анатолию и дошли до Эолиды и Ионии, в 635 году захватив Сарды, столицу Лидии. Только через 28 лет после этого события их, наконец, изгнал лидийский царь Алиатт. Скифы соблюдали относительное — по сравнению с греками — равноправие полов: женщины-шаманы для них были обычным явлением.



Мифические киммерийцы обитали в некой таинственной стране, где никогда не светило солнце. Они жили под землей, в пещерах, соединенных подземными переходами, и выходили на поверхность лишь по ночам. В стране киммерийцев находился один из входов в Аид: именно там Одиссей вызывал мертвых и совещался с тенью Тиресия. Гомер помещает Киммерию на крайнем Западе у Океана, в месте, окутанном вечной тьмой. Агриппа, довольно неплохо знавший сочинения Гомера, цитирует это упоминание:

    Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;
    Там киммериян печальная область, покрытая вечно
    Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
    Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
    Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
    С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
    Ночь безотрадная там искони окружает живущих[7].

Согласно другим авторам, Киммерия находилась на дальнем севере, за Черным морем, именно там, где обитали исторические киммерийцы — в Херсонесе Таврическом. Еще одна версия (сближающаяся с некоторыми поздними толкованиями гомеровской) помещает страну киммерийцев в итальянских Кумах, близ озера Аверн — очередных врат подземного мира. Ассоциации с киммерийцами, как историческими, так и мифическими, связывают эолийскую сивиллу с шаманизмом и с темой мистических приключений в подземных пещерах.

В «Энеиде» Вергилия Кумская сивилла — не менее важный персонаж, чем Цирцея — в «Одиссее» Гомера, и функции двух этих волшебниц чрезвычайно схожи. В сущности, Вергилий был римским Гомером и сам приобрел репутацию мага. Разумеется, «Энеида» — это художественное произведение, но, тем не менее, она сыграла важную роль в формировании магических традиций, а в Средние века часто использовалась для библиомантии. Сивилла Вергилия — жрица Персефоны[8], сопровождающая Энея в подземное царство, чтобы тот мог отыскать тень своего покойного отца Анхиза:

    Он [Анхиз] и в приют твой войти, и к тебе обратиться смиренно
    Мне с мольбой наказал. Над отцом и сыном, о дева,
    Сжалься, благая, молю! Ты можешь все, и недаром
    Тривия власти твоей поручила Авернские рощи[9].


Марпесская сивилла

Эта прорицательница была родом из Марпесса на побережье Геллеспонта и потому в латинских источниках именовалась Геллеспонтской («Sibylla Hellespontica»). Селение Марпесс находилось в окрестностях «Гергиция», то есть Гергифия или Гергиды — города, в котором почитали одну из ипостасей Аполлона. Гергифий располагался неподалеку от горы Ида — священной горы Кибелы, и местный Аполлон, равно как и некромантический оракул в Иераполе, был, по всей вероятности, связан с культом этой богини. Согласно некоторым источникам, Марпесская сивилла, которая также звалась Герофилой, была второй после сивиллы Ливийской. Она жила до Троянской войны и предсказала, что Троя падет по вине спартанской женщины. Место ее рождения относится к Мизии — области, населенной фракийцами, о которых шла причудливая слава, подчас до неузнаваемости искажавшаяся молвой или подвергавшаяся различным рационализациям. Согласно авторам классической эпохи, тамошние жители пользовались большим спросом как плакальщики, причем некоторые объясняли это их природной меланхолией и слезливостью! Однако в более древних источниках фракийцы описываются как суровый и воинственный народ и сравниваются с ликийцами и фригийцами отнюдь не в пользу последних. Репутацией плакальщиков они обязаны некоторым особенностям своей религии и культуры, благодаря которым могли лучше многих выступать в роли гоэтов — исполнителей погребальных обрядов. Элиаде приводит отрывок из Страбона, в котором обряды мизийских фракийцев сравниваются со скифскими обычаями[10], а мы в следующей главе рассмотрим один любопытный ритуал, проводившийся на побережье Мизии.

Утверждают, что Геллеспонтская сивилла большую часть жизни прожила на Самосе, но посещала Кларос, Делос и Дельфы. По преданию, она носила с собой камень, на который садилась для изречения пророчеств. Павсаний сообщает, что видел в Дельфах скалу, стоя на которой пророчествовала эта сивилла[11]. Кроме того, он упоминает о ее надгробном памятнике: она была погребена в роще Аполлона Сминфейского у себя на родине, в Троаде, куда вернулась, как говорят, незадолго до смерти[12]. Это предание может указывать на то, что треножнику как традиционному престолу прорицательницы предшествовал священный камень (а черный камень, в свою очередь, считался священным образом Кибелы). Выдвигалась, однако, и другая гипотеза, согласно которой независимо действующая сивилла соперничала с дельфийскими пифиями. Кларос славился своим оракулом Аполлона, построенным, по преданию, прорицательницей Манто — одной из сивилл, дочерью провидца Тиресия; утверждали, будто озеро неподалеку от этого святилища возникло из ее слез[13]. На Делосе также стоял знаменитый храм Аполлона — одно из самых почитаемых святилищ во всем эллинском мире. Согласно мифу, на этом острове родились Артемида и Аполлон, и первоначально здесь поклонялись именно Артемиде, а культ Аполлона сложился позже. Делосского Аполлона почитали в образе дракона, что указывает на доолимпийские истоки культа. В ходе местных обрядов исполняли гимн, сочиненный Марпесской сивиллой, а, согласно другим источникам, несколько ее стихотворений сохранялись на Делосе вплоть до эпохи императора Антонина (138—161 н.э.)[14].




Анкирская сивилла

Эта сивилла родом из Анкира во Фригии, именуемая в латинских источниках Фригийской («Sibylla Phrygia»), — по всей видимости, двойник Геллеспонтской или Эритрейской сивиллы. Как уже упоминалось в связи с первой, в Гергифии был оракул Аполлона, имевший хтоническое или даже некромантическое прошлое.




Персидская сивилла

Персидская сивилла (лат. «Sibylla Persica»), которую иногда называли также Вавилонской, носила имя «Самбета». За исключением гораздо более поздних преданий, о ней почти ничего не известно.




Ливийская сивилла

Ливийская сивилла (лат. «Sibylla Libyca») по имени Фемоноя ассоциировалась с оракулом Зевса-Аммона, который стоял в Ливийской пустыне. Кому этот оракул был посвящен изначально, остается неясным, хотя известно, что основали его ливийские племена и что свой ливийский характер он сохранял даже под властью египтян. Первые греки, посетившие это святилище в исторические времена, были родом из Кирены. Постепенно культ Зевса-Аммона распространился в Спарте, Македонии и по всему эллинскому миру; этот процесс ускорился после того, как святилище в Ливийской пустыне посетил Александр Македонский.

Согласно одной из версий, первой из всех сивилл была именно Ливийская — Иерофила, дочь Зевса и Ламии, дочери Посейдона. В греческих мифах фигурируют три Ламии, и все они во многом связаны между собой. Одна, как уже было сказано, была дочерью Посейдона и возлюбленной Зевса, от которого родила Ливийскую сивиллу. Вторая Ламия, чудовищная, похищала детей и внушала страх матерям. Эта Ламия тоже имеет непосредственное отношение к Ливии — как дочь Бела и нимфы Ливии, от которой получила свое название эта страна. Более того, и эта Ламия тоже была возлюбленной Зевса, но Гера прокляла ее, и все ее дети рождались мертвыми. В отчаянии Ламия укрылась в пещере и стала похищать чужих детей. Мстительная Гера вдобавок лишила ее сна, но Зевс смягчил эту кару: он даровал Ламии способность вынимать глаза и класть их в чашу, чтобы заснуть.

В память об этой Ламии получили свое название ламии — духи-вампиры, похищавшие и пожиравшие детей и соблазнявшие мужчин, чтобы пить их кровь. Ламий описывали как огромных змей с лицом и грудью прекрасных женщин. Иногда их отождествляли с лемурами — злобными душами умерших — и представляли как ведьм или злых духов, которые не способны к человеческой речи, а потому заманивают путников мелодичным змеиным шипением.

Еще одно чудовище по имени Ламия обитало в окрестностях Дельфийского оракула (с которым, как известно, тоже была связана своя сивилла). У этой Ламии много общего с одноименной дочерью Бела: в частности, она также жила в пещере и умела вынимать собственные глаза (символ способности видеть иные миры). Кроме того, следует вспомнить, что олимпийский Аполлон пришел в Дельфы довольно поздно — если не по исторической хронологии, то, по крайней мере, по мифологическому времени: первоначально Дельфийское святилище было оракулом Земли и жилищем дракона Пифона, по имени которого получили свое название дельфийские жрицы-пифии.

Образ чудовищной Ламии вполне мог возникнуть под впечатлением от хтонических жриц-ведьм: темные пережитки древних культов сохранялись и после утверждения «очищенной» олимпийской религии. Как мы уже видели, сивиллы и в более поздние времена сочетали религиозную респектабельность с близостью хтоническим магическим традициям. Ламия в позднейшем фольклоре ассоциировалась с такими духами-вампирами, как Эмпуса, Гелло и Мормо. Причины ненависти, которую Гера питала к Ламии, следует искать в культовой практике, где персонажи, подобные Ламии, представляют, так сказать, антиобраз Геры — защитницы матерей. Схожие, по сути, мотивы обнаруживаются в коринфских обрядах и мифах, связанных с Мелиссой и Медеей.




Дельфийская сивилла

Дельфийская сивилла (лат. «Sibylla Delphica») связана с сивиллой Геллеспонтской, которая, по преданию, посещала Дельфы. В Дельфах чтили камень сивиллы, не тождественный омфалу и находившийся вне святилища. Сохранились предания о соперничестве сивиллы с пифией. Некоторое отношение к Дельфийской сивилле имеет нимфа Дафна, фигурирующая во многих традициях, связанных с Апллоном. Диодор называет Дафной дочь Тиресия, более известную под именем Манто. Существует «апокрифическая» легенда о древней прорицательнице Дафне, служившей в Дельфийском храме, когда тот был посвящен Гее. По одной из версий, отцом Дафны был фессалийский речной бог Пеней, по другой — аркадский речной бог Ладон (и Фессалия, и Аркадия —сельские местности, бережно хранившие древние традиции, причем Фессалия особо славилась своими колдуньями). Аполлон полюбил эту нимфу и преследовал ее, но безуспешно. Когда он уже почти настиг ее, Дафна взмолилась Гее (по другим варианта — своему отцу или самом Зевсу, но для нас сейчас более значима версия с Геей) и была превращена в лавровое дерево. После этого Аполлон сделал лавр своим священным символом. Лавровую ветвь по обычаю доставляли в Дельфийское святилище из фессалийского храма; возможно, это означает, что фессалийский культ Дафны был более древним.

Филострат в своей «Жизни Аполлония Тианского» упоминает священную местность Дафны в крупном сирийском городе Антиохии[15]. Этот парк или сад с рощей лавров и кипарисов посвятили Аполлону цари из династии Селевкидов, также построившие в его честь великолепный храм. Но, разумеется, с сирийскими солнечными Баалами Аполлон начал ассоциироваться гораздо раньше.

В других сказаниях о Дафне упоминают девы-охотницы, чуравшиеся мужчин. Дафна здесь предстает как любимица Артемиды, которая и сама по себе девственная охотница, и, вдобавок, покровительствует превращению из девы в жену. Таким образом, данная версия мифа носит отчасти предостерегающий характер, намекая на духовные и моральные опасности отказа от подобного перехода. Это позволяет провести параллели между Дафной и некоторыми более зловещими персонажами: женщины, не реализовавшие себя в супружестве и материнстве, в мифах нередко преображаются в чудовищ и злых духов. В этом отношении между мифы об Артемиде и связанных с ней персонажах имеют нечто общее с мифами о Гере.



Италийские сивиллы
Кумская сивилла



Самой знаменитой из сивилл классической эпохи была родом из италийских Кум. В латинских источниках она именуется «Sibylla Cumana». Кумы первоначально были греческой колонией; утверждали, что этот город был основал греками еще до Троянской войны и что в нем находился храм Аполлона, построенный Дедалом после бегства с Крита. С пещерой в Кумах, как и с пещерой в Феспротии, связана обширная литературная традиция, под влиянием которой в обеих этих местностях за обиталище сивиллы ошибочно принимали те или иные гроты. Но в действительности пещера — вовсе не обязательный элемент некромантического святилища, и гораздо более вероятно, что и в Феспротии, и в Кумах, участки для проведения обрядов располагались на берегах озер. Однако в Гераклее и в ряде других местностей некромантические ритуалы действительно проводились в священных пещерах. Так или иначе, связи с греческой культурой в Кумах поддерживались по меньшей мере с Микенского периода (как свидетельствуют остатки керамики, обнаруженные в ходе раскопок). Впоследствии колонисты прибывали сюда из Колхиды и из эолийских Кум. Кумскую сивиллу знали под разными именами: Амалфея, Дафна, Деифоба, Демо, Демофила, Герофила, Манто и Фемоноя. Известны и более варварские версии ее имени: Тараксандра и Меланкрайра. Подобные варварские имена не поддаются переводу, но любопытно, что «Мелана» — это древнее название Самофракии.

Согласно одному из мифов Аполлон, влюбленный в Кумскую сивиллу, предложил исполнить любое ее желание. В ответ сивилла зачерпнула пригоршню песка и попросила себе столько лет жизни, сколько песчинок у нее в горсти, но забыла упомянуть, что желает все это время сохранять здоровье, красоту и молодость. Бог исполнил ее просьбу, но сивилла так и не поступилась своей девственностью, хотя Аполлон и предлагал ей добавить к долголетию вечную молодость, красоту и бодрость. Со временем сивилла одряхлела, усохла и стала похожей на цикаду. Ее держали в клетке в храме Аполлона. Когда дети спрашивали, чего она хочет, сивилла отвечала, что хотела бы умереть. Другая версия отождествляет ее с Эритрейской сивиллой. Согласно этому мифу, Аполлон даровал ей долголетие при условии, что она никогда не вернется в Эритры. Сивилла прожила очень долго, но однажды получила от эритрейцев послание, запечатанное глиной. Глина была взята из ее родной земли, и сивилла, увидев ее, тотчас испустила дух. В этом варианте предания сивилла не связана с храмом Аполлона: она живет и пророчествует в пещере.

Широко известна легенда о том, каким именно образом Кумская сивилла обнародовала свои пророчества: говорят, что она записывала их на листьях и оставляла у входа в пещеру. Варрон уточняет, что сивилла писала по-гречески, а листья брала с пальмового дерева. Тем, кто приходил к ней за оракулом, приходилось проявлять немалую ловкость: листья следовало собирать вовремя, пока их не унесет ветром. Разумеется, в этом предании есть доля вымысла, но и некие подлинные факты в нем тоже отражены. Записи на листьях деревьев упоминаются в магических папирусах и других источниках — обычно в связи с гаданием. В некоторых случаях имена богов обозначались на листьях начальными буквами имен. Затем по жребию вынимали несколько листьев, после чего сивилла изрекала оракул, соотнося выпавшие буквы с именами богов, содержащимися в тех или иных оракульных стихах. Не исключено, что какой-то подобной процедурой объясняется легенда о том, что греческий алфавит в Италию принес Эвандр.


Тибуртинская сивилла



Тибуртинская сивилла («Sibylla Tiburtina») носила имя Альбунея. Ее прозвание происходит от италийского города Тибур (современный Тиволи), расположенного примерно в 20 милях к северу от Рима. Согласно легенде, этот город построили Тибур (он же Тибурн или Тибурт), Кор и Катил, сыновья прорицателя Амфиарая. Тибуртинская сивилла связана с каменами — вещими нимфами, которых почитали древние италийцы. Более поздние предания утверждают, что культ камен был принесен из греческой Аркадии. Камен отождествляли с музами. Их предводительницей была богиня Кармента, храм которой стоял у подножия Капитолийского холма, а алтари — близ городских ворот, носивших название «Porta Carmentalis» («Врата Карменты»). В тех версиях, которые приписывают ее культу греческое происхождение, Кармента именуется Никостратой и матерью Эвандра, вместе с которым она и прибыла в Италию из Аркадии приблизительно за 60 лет до Троянской войны. Согласно этому мифу, Эвандра и его мать радушно принял италийский царь Фавн (которого отождествляют с аркадским богом Паном и который, судя по всему, был покровителем оракульного святилища некоего героя). Отцом Эвандра в этой версии считается Гермес, алтарь которого стоял у подножия Авентинского холма, напротив алтаря Карменты у подножия Капитолия. Однако в действительности культ Карменты возник еще до начала греческой колонизации: она упоминается еще в составе сабинского Совета богов (Dii Consentes) и, таким образом, в коренных итальянских верованиях приближается по статусу к олимпийскому божеству.

Предполагали, что имя «Кармента», происходит от выражения «carensmentis» (лат. «лишенная ума»), связанного с неистовством, в которое она впадала при прорицании. Но более вероятным представляется происхождение от слова «carmen», среди значений которого — «песня, напев», «стихотворение, поэма, поэзия», «изречение оракула, прорицание», «текст закона или религиозного установления» и, наконец, «заклинание, магическая формула». Изречение стихотворных пророчеств ассоциировалось с сивиллами и другими прорицательницами, а термин «поэт» в то время имел более широкое значение, связанное с экстатическими состояниями, пророчествами и наведением чар.

При жизни Кармена почиталась в Италии как прорицательница, а после смерти была обожествлена. Это указывает на частичное отождествление служителей мистерий с теми богами, которым они были посвящены. 11 января в Древнем Риме справляли Карменталии — праздник богини Карменты. Ее молили даровать римским женщинам плодовитость и легкие роды. Как богиня деторождения она носила эпитеты «Прорса» и «Постверса», связанные с двумя возможными положениями, в которых ребенок может выйти из чрева матери: «головой вперед» и «ногами вперед».

Кроме того, Карменту отождествляли с греческой богиней Фемидой. Существовало древнее оракульное святилище Фемиды и, по преданию, именно в ее честь возвели первый храм. Верили, что Фемида учредила религиозные обряды, жертвоприношения и гадания, а также все обычаи, способствующие процветанию человечества. Она передавала просьбы людей богам и разрешала споры между смертными. В современной традиции Фемиду изображают как богиню правосудия, с мечом и весами в руках. Когда Эней прибыл в Италию после падения Трои, престарелый Эвандр радостно приветствовал его. Это объясняют тем, что некогда Эвандр гостил у Анхиза, отца Энея. Мать Анхиза также носила имя Фемида.


Иногда Карменту отождествляли с Тимандрой, единоутробной сестрой Елены и Диоскуров. По другой версии, Кармента была женой Эвандра, а сам он — сыном Тимандры. Еще одно из имен, приписывавшихся Карменте — Тельпуса (Тельпуза, Фельпуса, Фельфуза или Тельфусса). В честь аркадской нимфы, носившей это имя, получили свое название город и ручей; воды последнего были так холодны, что провидец Тиресий, испив из него, заболел и умер.

Манто, дочь Тиресия, также иногда включали в число сивилл, и не исключено, что изначально она связывалась с Тельпусой. По преданию, Тельпуса хитростью заставила Аполлона построить свое святилище в Дельфах, а не на берегу ее ручья, как он собирался вначале. Позднее, победив дельфийского Пифона, Аполлон отомстил Тельпусе, воздвигнув свой алтарь на скалах, под которыми протекал ее ручей. Эта легенда указывает на то, что культ сивилл был древнее культа олимпийского Аполлона и что их святилища первоначально были хтоническими. Так, в городе Тельпуса стоял храм Деметры Элевсинии (богини Элевсинских мистерий), в котором почитали кабирскую триаду — Деметру, Персефону и Диониса.

В некоторых источниках Карменту называют Тибуртой и сравнивают с Тельпусой. С рекой Тибр связаны две легенды об утоплении[16], тогда как Тиресий, скорее всего, не заболел от холодной воды, а попросту утонул в ручье Тельпусы. Таким образом, италийские мифы могут восходить к тому же древнему культу, что и греческие, а не просто пересказывать греческие на свой лад. Согласно одной из версий, у Тиресия было две дочери: Манто и Дафна. В других вариантах Дафна, подобно Тельпусе и Карменте, предстает дочерью Ладона, а это имя носил не только аркадский речной бог, но и змей, охранявший яблоки Гесперид в Ливии.

Вызывание сивилл

В основу данного раздела положены материалы, впервые опубликованные в «Открытии колдовства» Реджинальда Скота (книга XV). Об одной из операций, приведенных в этой книге, мы уже упоминали выше, но она содержит столько ценных сведений, что имеет смысл привести ее описание полностью и рассмотреть более подробно. Интересно, среди прочего, то, что в центральной части операции фигурирует сивилла, которую маг вызывает при помощи духа мертвеца, вызванного ранее. Этот дух усопшего — типичный магический помощник, или, по-гречески, паредр (parhedros). Схожую функцию — хотя и некоторыми примечательными отличиями — принимает затем и сивилла. Вся процедура изобилует любопытными деталями, относящимися к таким темам, как некромантия, магический эротизм и пережитки язычества в поздней магии. Другие две операции, описанные в XV книге, носят схожий характер и также связаны с интересующими нас мотивами, а именно, с магическими поисками кладов и с той ролью, которую в английских гримуарах играют легенды об эльфах и феях. Третья операция во многом родственна одной из магических процедур, изложенных в «Истинном гримуаре» и также включает в себя вызывание паредра.

На сей раз я решил не перемежать текст комментариями, а разместить их после каждой из трех операций. Возможно, это доставит читателю некоторые неудобства, поскольку первая операция довольно обширна, но зато при таком подходе лучше чувствуется стиль и дух описанных процедур.



    Глава VIII. Опыт с мертвецом

    Сперва постись и молись три дня и воздерживайся от всего нечистого; ступай на свежую могилу того, кто наложил на себя руки или добровольно погубил себя, или же заручись обещанием того, кого должны будут повесить, и пусть он поклянется тебе, что по смерти его тела дух его придет к тебе и будет верно тебе служить по велению твоему во всякий день, и час, и минуту. И никто, кроме товарища твоего, не должен видеть, что ты делаешь. Около одиннадцати часов вечера ступай туда, где он [мертвец] похоронен, и с твердою верой и искренним желанием скажи, чтобы дух, которого ты вызываешь, пришел к тебе; а твой товарищ пусть держит в левой руке свечу, а в правой — кристальный камень; и произнеси нижеследующие слова; мастер же должен держать в руке ореховый жезл, на коем начертаны такие имена Бога: Тетраграмматон [Tetragrammaton] + Адонай [Adonay] + Агла [Agla] + Кратон [Craton] +. Затем трижды ударь оземь и скажи:

    Восстань, N. Восстань, N. Восстань, N. Заклинаю тебя, дух N., воскресением Господа нашего, Иисуса Христа, повиноваться моим словам и прийти ко мне этой ночью истинно и доподлинно, как веруешь ты, что будешь спасен в Судный день. И я принесу тебе клятву под страхом погибели души моей: если ты придешь ко мне, и явишься мне этой ночью, и покажешь мне истинные видения в этом кристальном камне, и приведешь мне фею Сивилию [Sibylia], чтобы я мог говорить с нею и чтобы она предстала мне в зримом обличье и явилась предо мной, как сказано в заклинании, то я совершу ради тебя богоугодное дело и буду молиться за тебя, N., Господу Богу моему, дабы спасся ты в день воскресения и стал одним из избранников Божьих на вечную славу, аминь.

    Стоя в изголовье могилы, пока товарищ его держит в руках свечу и камень, мастер должен теперь приступить к заклинанию, как сказано ниже; и дух явится тебе в кристальном камне в прекрасно обличье ребенка двенадцати лет от роду. И когда он войдет [в камень], ощупай камень, и тот будет горяч; и не страшись ничего, ибо он или она покажет тебе много обманов, дабы отвлечь тебя от работы. Бойся Бога, а его не бойся. Вот как его связать:

    Заклинаю тебя, о дух N., Богом живым, Богом истинным и Богом святым, и силами и властями их, сотворившими и тебя, и меня, и все сущее. Заклинаю тебя, N., святыми именами Божьими: Тетраграмматон [Tetragrammaton] + Адонай [Adonay] + Альграмай [Algramay] + Садай [Saday] + Сабаот [Sabaoth] + Планабот [Planaboth] + Пантон [Panthon] + Кратон [Craton] + Неупматон [Neupmaton] + Деус [Deus] + Хомо [Homo] + Омнипотенс [Omnipotens] + Семпитурнус [Sempiturnus] + Исус [Ysus] + Терра [Terra] + Унигенитус [Unigenitus] + Сальватор [Salvator] + Виа [Via] + Вита [Vita] + Манус [Manus] + Фонс [Fons] + Ориго [Origo] + Филиус [Filius] +[1]. И силами и властями их, и всеми именами их, коими Бог дал человеку силу говорить и мыслить; итак, их силами и властями я заклинаю тебя, дух N.: тотчас явись мне в этом кристальном камне, чтобы и я, и товарищ мой, тебя увидели, без промедления и без обмана. И превыше всех имен заклинаю тебя, N., высочайшим именем Иисуса: А и Омега, первый и последний. Ибо это святое имя Иисуса — превыше всех имен; ибо пред этим именем Иисуса склоняются все, и повинуются ему все твари небесные, земные и подземные. И всякий язык признаёт, что Господь наш Иисус Христос пребывает во славе отца; и не дано человеку другого имени, коим он мог бы спастись. Итак, во имя Иисуса из Назарета и во имя его рождества, воскресения и вознесения, и во имя всех страстей, что претерпел он, и всеми их силами и властями заклинаю тебя, дух N.: зримо явись мне и товарищу моему в этом кристальном камне, безо всякого притворства. Заклинаю тебя, N., кровью невинного агнца Иисуса Христа, кою пролил он за нас на кресте; ибо все, кто верует в силу крови его, спасутся. Заклинаю тебя, дух N., силами и властями всех названных мною царственных слов и имен Бога живого: будь послушен мне и всем моим словам. Если же не подчинишься, то святою троицей и всеми силами и властями ее я ввергну тебя, дух N., в место такое, где нет надежды ни на исцеление, ни на отдохновение, а есть только вечный ужас и мука; в место, где мука на муке, каждодневно, ужасно и прискорбно; и мука твоя приумножится там, как звезды в небесах и как песок в морях; если ты, о дух N., не предстанешь мне и товарищу моему зримо и без промедления в этом кристальном камне, в прекрасном образе и виде ребенка двенадцати лет от роду, и не сохранишь свой облик в неизменности, то я призову на тебя муку вечного проклятия.

    Заклинаю тебя, дух Н., тем поясом златым, коим повязывал чресла свои Господь наш Иисус Христос: так и ты, дух N., будешь связан и предан вечным мучениям в адском огне за твое непокорство и непочтение к святым именам и словам и к заповедям его. Заклинаю тебя, дух N., тем мечом двуострым, коий в видении Иоанна изошел из уст всемогущего: так и ты, дух N., будешь рассечен и разрублен на части тем мечом и осужден на вечную муку там, где огонь не угасает и где червь не умирает. Заклинаю тебя, N., небесами и небесным градом Иерусалимом, землею и морем и всеми тварями земными и морскими, и всеми их силами и властями. Заклинаю тебя, дух N., тем послушанием, коим обязан ты князю всевышнему. Если же ты, о дух N., не придешь без промедления и не покажешься зримо в этом кристальном камне предо мною, как было сказано, то да падет на тебя, о дух N.,  великое проклятие Божье, и гнев Божий, и тень и тьма смертная, и вечная мука на веки и веки веков; ибо ты сам отверг свою веру, свое здравие и спасение. Великим непокорством своим заслужил ты проклятие. И за непокорство твое да свидетельствуют против тебя в Судный день божественная троица, и престолы, и власти, и начала, и господства, и силы, и херувимы, и серафимы, и все души святых, как мужеские, так и женские. И все творения Господа нашего Иисуса Христа да скажут на это: fiat, fiat, fiat. Amen.

    И когда он появится в кристальном камне, как ему было велено, наложи на него узы, сказав так:

    Заклинаю тебя, дух N., явившийся в этом кристальном камне ко мне и к товарищу моему; заклинаю тебя всеми царственными словами, названными выше, каковые тебя  принудили сюда явиться, и всеми силами их; повелеваю тебе ими всеми, о дух N., не покидать сего кристального камня, доколе моя воля не исполнится и доколе не разрешу тебе удалиться. Заклинаю и связую тебя, дух N., тем Богом всемогущим, коий повелел ангелу, с[вятому] Михаилу изгнать Люцифера с небес мечом возмездия, дабы пал тот из радости в муку; и под страхом той же муки, в коей пребывает он, повелеваю тебе, дух N., не покидать сего кристального камня и не изменять обличья своего, если я не прикажу тебе; но приходить ко мне во всяком месте и во всякий час и минуту, где и когда бы я ни призвал тебя силою Господа нашего Иисуса Христа или же любым словесным заклинанием из тех, что записаны в этой книге; и показывать мне и друзьям моим в этом кристальном камне истинные видения обо всем, что мы пожелаем увидеть, во всякое время и во все времена; а также пойти и привести мне фею Сивилию, чтобы я мог говорить с нею и беседовать, о чем пожелаю, призвав ее любыми словесными заклинаниями из тех, что записаны в этой книге. Заклинаю тебя, о дух N., великой премудростью и божественностью Господа нашего, исполнить волю мою, как было сказано; а не то я обреку тебя на муку проклятия в мире этом и в мире грядущем. Fiat, fiat, fiat. Amen.

    Исполнив это, ступай в место поблизости от того и в светлых покоях или кабинете начерти мелом круг, как сказано ниже; и еще один круг начерти для феи Сивилии, дабы она в нем явилась, в четырех футах [около 1,2 м] от того круга, в котором будешь ты сам, и в том [втором круге] не пиши никаких имен и не клади в него ничего святого, но только очерти мелом круг; и пусть мастер и его товарищ сядут в первом круге, мастер — с книгой в руке, а его товарищ — с кристальным камнем в правой руке, и пусть [товарищ] смотрит в этот камень, когда появится фея. Также мастер должен иметь на груди такую фигуру, начертанную на пергаменте:



    И пусть начнет работу на новой Луне, в час Юпитера, при Солнце и Луне в одном из знаков обитания [inhabiters signes], таком как Рак, Стрелец или Рыбы. Следующие узы понудят духа в кристальном камне привести к тебе фею Сивилию. Исполнив все сказанное, приступи к наложению этих уз и наберись отваги, ибо она предстанет пред тобой непременно еще до того, как прочтешь это заклинание семикратно.

    Заклинаю тебя, о дух N. в этом кристальном камне, Богом-Отцом, Богом-Сыном, Иисусом Христом, и Богом — Духом Святым, Богом единым в трех лицах, и всеми силами их. Заклинаю тебя, о дух: ступай с миром и возвращайся ко мне без промедления, и приведи с собою в этот назначенный для нее круг фею Сивилию, дабы я смог беседовать с нею о том, что послужит к ее вящей славе и чести; и повелеваю тебе передать ей эти мои слова. Заклинаю тебя, дух N., кровью невинного агнца, искупившего грехи всего мира; силою оной повелеваю тебе, о дух в этом кристальном камне, доставить ей эту весть. Заклинаю тебя, о дух N., всеми ангелами и архангелами, престолами, властями, началами, господствами, силами, херувимами и серафимами и всеми их силами и властями. Заклинаю тебя, о N., удалиться поспешно и возвратиться поспешно, и привести с собою фею Сивилию, чтобы она явилась в том круге, прежде чем я прочитаю это заклинание из книги семь раз. Итак, повелеваю тебе исполнить мою волю под страхом вечного проклятия: fiat, fiat, fiat; amen.

    Затем обратись к вышеназванной фигуре, приколотой у тебя на груди, и произнеси слова из нее, сказав:

    + Сортие [Sorthie] + Сортия [Sorthia] + Сортиос [Sorthios] +

    А затем приступай к нижеследующему заклинанию, сказав так:

    Заклинаю тебя, Сивилия, о кроткая дева из волшебного народа, милостью Духа Святого, и грозной долиной суда, и всеми их силами и властями; заклинаю тебя, Сивилия, о кроткая дева из волшебного народа, и всеми ангелами Юпитера и знаками и силами их, и всеми духами Юпитера и Венеры и знаками и силами их, и всеми знаками, сущими на тверди небесной, и королем и королевой фей, и силами их, и тою верностью и послушанием, коими ты им обязана. Заклинаю тебя, Сивилия, тою кровью, что истекла из бока Господа нашего, Иисуса Христа распятого, и отверзанием небес, и раздранием [завесы] храма, и помрачением солнца в час смерти его, и воскрешением усопших при его воскресении, и девой Марией, матерью Господа нашего Иисуса Христа, и неизреченным именем Божьим, Тетраграмматон. Заклинаю тебя, о Сивилия, о дева блаженная и прекрасная, всеми царственными словами, мною названными; заклинаю тебя, Сивилия, всеми силами их: явись предо мною зримо в этом круге, в образе и виде прекрасной жены, в сиянии и в белых одеждах, украшенной и убранной прекрасно, и приди ко мне поспешно, без обмана и без промедления, и не откажись исполнить мою волю и желание мое. Ибо я изберу тебя блаженной девою своей, и мы с тобою совершим соитие. Итак, не медли и приди ко мне поспешно, и появись так, как было сказано, во имя того, кому слава и честь пребудут во веки веков, аминь.

    Если она не придет, когда исполнишь это и завершишь, то повторяй заклинание до тех пор, пока они не явятся; ибо они придут к тебе непременно. Когда же она появится, возьми кадильницы свои и окури ее ладаном, а затем наложи на нее узы, как

    Заклинаю тебя, Сивилия, Богом-Отцом, Богом-Сыном, Иисусом Христом, и Богом — Духом Святым, Богом единым в трех лицах, и блаженной девой Марией, матерью Господа нашего Иисуса Христа, и всем священным собранием небес, и грозной долиной суда, и всеми ангелами и архангелами, престолами, властями, началами, господствами, силами, херувимами и серафимами и всеми их силами и властями. Заклинаю тебя и связую тебя, о Сивилия, дабы ты не покидала круга сего, в котором явилась, и не изменяла обличья своего, доколе я не разрешу тебе удалиться. Заклинаю тебя, Сивилия, тою кровью, что истекла из бока Господа нашего, Иисуса Христа распятого, и силою ее заклинаю тебя, Сивилия: приходи ко мне и являйся мне зримо во все времена, как велят тебя слова заклинания, записанного в этой книге. Заклинаю тебя, Сивилия, о блаженная дева из волшебного народа, отверзанием небес, и раздранием [завесы] храма, и помрачением солнца в час смерти его, и воскрешением усопших при его воскресении, и неизреченным именем Божьим, Тетраграмматон +, и королем и королевою фей, и силами их; заклинаю тебя, Сивилия: [впредь] появляйся, прежде чем я прочту это заклинание четырежды, и представай предо мною зримо, как велит тебе заклинание, записанное в этой книге, и подавай мне добрые советы во всякое время, и наводи меня на клады, скрытые под землей, и делай все прочее, что будет мне в удовольствие, и исполняй мою волю безо всякого обмана и промедления; и да не будет у тебя никакой власти над моим телом и душой, ни плотской, ни духовной, и да не упадет с моей головы ни единого волоска. Заклинаю тебя, Сивилия, всеми царственными словами, мною названными, и всеми их силами и властями, и связую тебя силою их, и повелеваю тебе повиноваться мне и всем сказанным выше словам, и да пребудут узы сии между тобою и мною под страхом вечного проклятия: fiat, fiat, fiat; Amen

[1] Adonay — др.-евр. «Господь»; Saday — искаж. др.-евр. Шаддаи («Всемогущий»); Sabaoth — др.-евр. «(Бог) воинств»; Panthon — вероятно, «вездесущий», от др.-греч. pan («всё»); Craton — «сильный», от др.-греч. krateo («обладать силой»); Deus — лат. «бог»; Homo — лат. «человек»; Omnipotens — лат. «Всесильный»; Sempiturnus — искаж. лат. sempiternus («вечный, непреходящий»); Terra — лат. «земля»; Unigenitus — лат. «единородный»; Salvator — лат. «спаситель»; Via — лат. «путь»; Vita — лат. «жизнь»; Manus — лат. «рука»; Fons — лат. «источник»; Origo — лат. «начало»; Filius — лат. «сын». — Здесь и далее примечания переводчика.

[2] «Ступай с миром, во имя отца, и сына, и святого духа» (лат.).

[3] «…во имя отца, и сына, и святого духа, аминь» (лат.).

[4] Платон, «Государство», II, пер. А.Н. Егунова.

[5] «[Лидийский царь] Кандавл  был очень влюблен в свою жену и, как влюбленный, считал, что обладает самой красивой женщиной на свете. Был у него среди телохранителей некий Гигес, сын Даскила, которого он особенно ценил. Этому-то Гигесу Кандавл доверял самые важные дела и даже расхваливал красоту своей жены. Вскоре после этого (ведь Кандавлу предречен был плохой конец) он обратился к Гигесу с такими словами: “Гигес, ты, кажется, не веришь тому, что я говорил тебе о красоте моей жены (ведь ушам люди доверяют меньше, чем глазам), поэтому постарайся увидать ее обнаженной”. Громко вскрикнув от изумления, Гигес отвечал: “Что за неразумные слова, господин, ты говоришь! Ты велишь мне смотреть на обнаженную госпожу? Ведь женщины вместе с одеждой совлекают с себя и стыд! Давно уже люди узнали правила благопристойности и их следует усваивать. Одно из них главное: всякий пусть смотрит только за своим. Я верю, что она красивее всех женщин, но все же прошу: не требуй от меня ничего, противного обычаям”.

Так говорил Гигес, пытаясь отклонить предложение царя в страхе попасть из-за этого в беду. Кандавл же возразил ему такими словами: “Будь спокоен, Гигес, и не бойся: я сказал это не для того, чтобы испытать тебя, и моя жена тебе также не причинит никакого вреда. Я подстрою сначала все так, что она даже и не заметит, что ты ее увидел. Тебя я поставлю в нашем спальном покое за закрывающейся дверью. За мной войдет туда и жена, чтобы возлечь на ложе. Близко от входа стоит кресло, куда жена, раздеваясь, положит одну за другой свои одежды. И тогда ты сможешь спокойно ею любоваться. Если же она направится от кресла к ложу и повернется к тебе спиной, то постарайся выйти через дверь, чтобы она тебя не увидела”.

Тогда Гигес уже не мог уклониться от такого предложения и выразил свою готовность. Когда Кандавл решил, что настала пора идти ко сну, то провел Гигеса в спальный покой, куда затем тотчас же пришла и жена. И Гигес любовался, как она вошла и сняла одежды. Как только женщина повернулась к нему спиной, Гигес постарался, незаметно ускользнув, выйти из покоя. Тем не менее женщина видела, как он выходил. Хотя, она поняла, что все это подстроено ее мужем, но не закричала от стыда, а, напротив, показала вид, будто ничего не заметила, в душе же решила отомстить Кандавлу. Ведь у лидийцев и у всех прочих варваров считается великим позором, даже если и мужчину увидят нагим.

Как ни в чем ни бывало женщина хранила пока что молчание. Но лишь только наступил день, она велела своим самым преданным слугам быть готовыми и позвать к ней Гигеса. Гигес же пришел на зов, уверенный, что ей ничего не известно о происшествии, так как и прежде он обычно приходил всякий раз, как царица его призывала к себе. Когда Гигес предстал перед ней, женщина обратилась к нему с такими словами: “Гигес, перед тобой теперь два пути; даю тебе выбор, каким ты пожелаешь идти. Или ты убьешь Кандавла и, взяв меня в жены, станешь царем лидийцев, или сейчас же умрешь, для того чтобы ты, как верный друг Кандавла, и в другое время не увидел, что тебе не подобает. Так вот, один из вас должен умереть: или он, соблазнивший тебя на этот поступок, или ты, который совершил непристойность, увидев мою наготу”. Пораженный ее словами, Гигес сначала не знал, что ответить, а затем стал молить царицу не вынуждать его к такому страшному выбору. Гигесу не удалось все же убедить ее. Тогда, видя, что выбор неизбежен — или убить своего господина, или самому пасть от руки палачей, — он избрал себе жизнь и обратился к царице с таким вопросом: “Так как ты заставляешь меня против воли убить моего господина, то скажи же, как мы с ним покончим?” На это царица дала такой ответ: “Мы нападем на него на том самом месте, откуда он показал тебе меня обнаженной, и ты убьешь его во время сна”.

Обдумав совместно этот коварный план, Гигес с наступлением ночи проник в спальный покой вслед за женщиной (ведь она не отпускала Гигеса; выход ему был отрезан, и предстояло или самому умереть, или умертвить Кандавла). Тогда царица дала ему кинжал и спрятала за той же дверью. Когда же Кандавл заснул, Гигес, крадучись, пробрался к нему и, заколов его, овладел таким образом его женой и царством» (Геродот, «История», I, 8—12, пер. Г.А. Стратановского).

Итак, для Баррета, как и для многих богословов христианской Европы, ангелы, описанные в гримуарах, мало чем отличаются от демонов. А демоны, в свою очередь (с точки зрения тех же богословов) тождественны персонажам более древней языческой теологии, которые в эпоху поздней античности нередко связывались со сферами планет. Как явствует из «Завещания Соломона», маги, знакомые с соломоновой магией II века н.э. или просто жившие в тот же период, наверняка были знакомы и с астрологическими демонами. Относительно Кассиэля стоит добавить, что в «Гримуаре папы Гонория», в заклинании для овладения «кладами, кои были сокрыты людьми или духами», этот ангел прямо причисляется к злым духам.

Заклинания ангелов, встречающиеся в «Гептамероне», идентичны тем, что приводятся в более поздней «Гоэтии царя Соломона», которая между тем повествует исключительно о духах, классифицировавшихся как демоны. Пьетро д’Абано, которому приписывалось авторство «Гептамерона», осуждается как черный маг в «Священной магии Абрамелина-мага», автор которой жил примерно в одно время с Агриппой. Наставник Агриппы, аббат Тритемий, называет «Гептамерон» «Ключиком» («Clavicle»), что позволяет с уверенностью отнести этот трактат к соломоническому жанру, хотя он появился раньше многих других, в том числе и более знаменитых, соломонических гримуаров.

Против моих выводов, сделанных на основе сравнения некоторых вышеупомянутых текстов, можно возразить, что эти источники относятся к совершенно различным периодам. Однако Баррет был весьма сведущ в старинной литературе, а автор рукописи Lansdowne 1203, частично заимствовавший материалы у Агриппы, воспроизводит особенности, которые Агриппа связывал с известными ему более старыми текстами. Что касается «Гоэтии царя Соломона», то вопрос о том, полностью ли она основывается на опубликованном Реджинальдом Скотом английского переводе Вейера и тернеровском переводе «Гептамерона» или все же передает некоторые особенности более раннего текста, описанного Вейером, остается спорным. По моему личному мнению, автор «Гоэтии», в сущности, попытался воссоздать описанный Вейером текст, опираясь на Скота и «Гептамерон» в переводе Тернера. Так или иначе, когда речь идет о текстах, сознательно ориентированных на более ранние источники, разница в датах создания зачастую не играет столь уж важной роли. Более того, сравнения в рамках жанра нередко оказываются более продуктивными, нежели рассмотрение каждого из текстов по отдельности, как гипотетической «вещи-в-себе». А поскольку подавляющее большинство гримуарных текстов в той или иной мере компилятивны, такой подход тем более оправдан.

Как бы то ни было, описание «Книги духов» из Lansdowne 1203 содержит не только материалы из «Четвертой книги», но и элементы аутентичных традиций, в ней не упомянутые. К этим элементам я и собираюсь сейчас обратиться, отведя им центральное место в настоящей главе. В знаменитом рассказе о некромантических церемониях из «Жизни Бенвенуто Челлини» упоминается, среди прочего, освящение некой магической книги. Все свидетельствует о том, что эта книга — не что иное, как «LiberSpirituum». Во-первых, из контекста ясно, что она дает власть над духами, а во-вторых, упоминаний об освящении каких-либо других книг в магической литературе не встречается. Роберт Хобарт Каст, выпустивший свой перевод автобиографии Челлини в 1910 году, по-видимому, хорошо разбирался в магической литературе. В его примечании к первому упоминанию об этой книге говорится: «Consacrareunlibro, то есть изготовить магическую книгу, которая позволяет повелевать духами, добрыми и злыми». Можно предположить, что Каст был знаком и с «Четвертой книгой», и, возможно, с Lansdowne 1203 или с мазерсовским изданием «Ключа Соломона», однако не отдавал себе отчета в частичной зависимости последних от первой. Так или иначе, само понятие «Книги духов»  Касту было известно, благодаря чему он и установил, что некромант собирался освятить именно такую книгу.

Что остается без объяснений, так это цель, ради которой некромант желал использовать подобную книгу, а именно — получить доступ к охраняемым духами кладам, «каковыми полна земля». В изложении Челлини эта цель предстает как неотделимая от освящения самой книги. Чем это объясняется? Алчностью некроманта, не мыслившего для «Книги духов» более достойного применения? Весьма сомнительно: нет смысла вызывать для этого всю иерархию духов, если в ряде гримуаров описаны отдельные духи, специализирующиеся на поиске кладов. Может быть, маг попытался пробудить алчность в самом Челлини, чтобы тот охотнее согласился помочь ему? Тоже маловероятно, поскольку маг прекрасно знал, что Челлини желал всего лишь вернуть свою прежнюю возлюбленную. На протяжении двух операций Челлини не высказал к духам никаких других просьб; так отчего бы некроманту было не сыграть на этом его желании? Однако маг этого не сделал; напротив, он попытался убедить Челлини, что любовные дела — это «суета и вздор».

(Кстати, мне представляется неправдоподобным и предположение Артура Колдер-Маршалла, что некромант якобы преследовал низменные и зловещие цели, намереваясь заманить Челлини в Норчи и там принести в жертву дьяволу. Трудно представить себе Челлини, этого буяна и задиру, в роли беспомощной жертвы. К тому же, слишком многое свидетельствует о том, что заклинания, которые творил некромант, напугали всех присутствующих, которые — все до единого — были убежденными католиками, с детства усвоившими должный страх перед адскими сковородками. Скорее всего, некромант заинтересовался Челлини лишь потому, что последний выказал себя отважным и надежным товарищем в столь опасном приключении.)

Существовала ли какая-нибудь гоэтическая традиция, связывающая освящение «Книги духов» с поиском кладов? Из Lansdowne 1203 явствует, что да. Среди наставлений по освящению книги, приведенных в этой рукописи, содержится следующая молитва:

    Адонаи (Adonai), Элохим (Elohim), Эль (El), Эхейе (Eheieh) Ашер (Asher) Эхейе (Eheieh), Князь Князей, Бытие Бытий, будь милостив ко мне и обрати свой взор на слугу Твоего N., кто призывает Тебя благоговейно и молит Тебя Твоим святым и великим Именем Тетраграмматон! Будь благосклонен и прикажи ангелам и духам Твоим, чтобы они прибыли и явились на это место. O вы, ангелы и духи Звезд, о вы, все ангелы и духи стихий, о вы, все духи, предстоящие Богу! Я, преданный слуга и вершитель [воли] Всевышнего, заклинаю вас самим Господом, Бытием Бытий, заклинаю вас, чтобы вы прибыли и присутствовали при этой операции! Я, раб Господень, смиренно молю вас. Аминь.

Но точно такая же молитва входит и в другой раздел этого Соломонова учебника по церемониальной магии — раздел под названием «Как завладеть сокровищем, принадлежащим духам». Здесь эту молитву предписывается читать в определенные моменты раскопок на предполагаемом месте клада. Если сопоставить ее с талисманами, приведенными в той же книге, обнаруживается нечто удивительное. Талисманы кладоискателей призваны обезвредить магических стражей, охраняющих сокровища, — изгнать или, по меньшей мере, подчинить их магу. А эта молитва, наоборот, недвусмысленно приглашает на место поисков всю духовную иерархию Соломоновой вселенной! Этим данный обряд отличается не только от талисманов, содержащихся в самом «Ключе Соломона», но и от многих других подобных операций, известных по гримуарам.

Итак, некромант, о котором поведал Челлини, прямо связывает «Книгу духов» с магическим кладоискательством, а в одном из Соломоновых гримуаров для этих двух операций используется одна и та же молитва. Можно, конечно, предположить, что эта молитва должна была относиться только к одному разделу, а в другом была продублирована по ошибке, но если мы изучим оба ритуала внимательно, то убедимся, что никакой ошибки здесь нет. В обоих случаях молитва идеально вписывается в контекст и полностью согласуется с остальными элементами операции.

Изготовление книги, сопровождающееся этой молитвой, дает магу власть надо всей иерархией планетных ангелов и духов стихий (то есть над всеми обитателями духовного плана, каким тот представлен в Lansdowne 1203). В описании операции, направленной на добычу клада, также прямо упоминаются и небесные духи, и духи стихий:

    …мир населен множеством небесных сущностей и духов, которые благодаря своей прозорливости и способности к предвидению знают места, где скрыты сокровища…

Что касается духов стихий, то непосредственно отвечать за охрану подземных сокровищ может лишь один-единственный их разряд. Автор гримуара не упускает этого из виду: он указывает, что непосредственными стражами кладов выступают гномы, то есть стихийные духи Земли:

    И довольно часто эти духи, которые называются гномами, досаждают людям, которые отваживаются искать вышеупомянутые богатства, или даже стремятся умертвить оных. Однако делают это гномы не по своей алчности, — ибо духи вообще неспособны чем-либо обладать, так как не имеют материальных чувств, кои позволили бы им воспользоваться имуществом, — но потому, что они враги страстей, в том числе и той самой алчности, к которой так склонны люди…

Кладоискательская операция, описанная в этом гримуаре, вполне последовательна и тщательно продумана во всех деталях — за исключением двух обстоятельств. Во-первых, небесные сущности и вся совокупность духов, обитающих в земном мире, недостаточно четко отграничиваются от гномов, а во-вторых, остается непонятным, полагается ли читать молитву в ходе операции или же только по завершении работы, как утверждается в описании ритуала. Проблема в том, что сама молитва включает в себя выражение «чтобы вы прибыли и присутствовали при этой операции»; и, таким образом, возникает некоторая неясность. Однако никаких других сомнительных мест в ритуале не обнаруживается; и если вызывание всей иерархии духов действительно вписывается в концепцию обоих этих обрядов, то какую же конкретно функцию оно выполняет в ритуале поиска клада?

Поиски кладов при помощи магии — старинный и устойчивый фольклорный мотив. Нередко для входа в пещеру сокровищ требуется какая-нибудь магическая формула (например, «Сезам, откройся!» из сказок «Тысячи и одной ночи»). В пещере обнаруживаются некие чудесные предметы; мистические элементы сохраняются даже в поздних версиях сказок, сводящих сокровища к чисто материальным богатствам. Магическими поисками кладов занимались многие европейские и американские оккультисты, включая Джозефа Смита, основателя секты мормонов. Кроме того, известны документально подтвержденные случаи, когда заклинателям-шарлатанам удавалось разбогатеть, эксплуатируя веру в их кладоискательские способности.


Подобные фольклорные мотивы зачастую берут начало в более древних верованиях и обычаях. Напомним, что некромант из автобиографии Челлини «был возвышеннейшего ума и отлично знал латинскую и греческую словесность». Но, разумеется, возводить легенды о кладах к критским посвящениям в пещере Зевса, отголоски которых неким чудом сохранились в народной памяти, было бы явной натяжкой. Поэтому переноситься из Рима на Крит мы не будем, а совершим другое, гораздо более близкое путешествие, от которого отказался Челлини, — из Рима в окрестности города Норчи (или Нурсии, как он назывался на латыни).

* Считается, что Гестия уступила свое место на Олимпе Дионису. Соответствия Козерога в целом подходят и ему, если внести некоторые поправки.

Ритуал, приведенный у Скота, предписывается проводить при Солнце и Луне в Раке, Стрельце или Рыбах. Рак — знак экзальтации Юпитера, а Стрелец и Рыбы — две его обители. Планета Юпитер, естественно, получила свое название в честь римского эквивалента Зевса. Но на самом деле проблема не в том, понимали ли хотя бы некоторые маги Средневековья и эпохи Возрождения, что за символами подобных, на первый взгляд, суеверных и пустых, обрядов скрывается некое метафизическое учение. Многие из этих магов были хорошо знакомы с греческими и латинскими сочинениями, а термины, заимствованные из иудаизма и христианства, использовали лишь для того, чтобы отвлечь непосвященных от чересчур опасного по тем временам истолкования некоторых ритуалов. Мы уже видели, что образ пещеры сокровищ связан и с народными преданиями, и с традициями ведьм, еретиков и магов. И не будет слишком большой натяжкой предположить, что за смутными намеками, встречающимися в некоторых гримуарах, стоят некие вариации еретических учений или пережитки древних языческих верований.

Настоящее затруднение для современного исследователя состоит в другом: значение многих символов, использовавшихся в древних языческих культах, существенно исказилось в трудах ученых XIX века, которые пытались интерпретировать миф и архаический ритуал с рационалистической точки зрения. Это не первый в истории случай обесценивания символов: и авторы периода греческой классики, и христиане по-своему выхолащивали смысл древних мистерий. И среди таких превратно истолкованных символов один из самых значимых — Пещера Таинств. В прошлом многие авторы предпочитали интерпретировать пещеру всего лишь как символ царства мертвых или плодородия земли. С одной стороны, приходится согласиться, что древние люди и впрямь осознавали связь между двумя этими понятиями, так что в данном отношении в истолкованиях, типичных для XIX века, все-таки содержится зерно истины, пусть и небольшое.

Но, с другой стороны, слишком многое свидетельствует о том, что образ пещеры заключал в себе гораздо более широкий смысл, не сводимый к вышеуказанным интерпретациям. Прежде всего, на это более широкое значение указывает местоположение подобных пещер. Многие из них будут упомянуты в этой книге, а обо многих других можно прочесть в священных книгах и преданиях многих народов и эпох. Так или иначе, священные пещеры в большинстве своем располагаются на вершинах гор — например, как Диктейские горы или гора Ида на Крите. Для пещеры, символика которой связана исключительно с подземным миром и плодородием земли, такое местонахождение трудно признать естественным.

Подобные пещеры ассоциировались с посвящением и божественным наставничеством, дарующим мудрость. Это значение наглядно отражено в предании, пересказанном Страбоном, согласно которому критский царь Минос раз в девять лет восходил на гору и удалялся в пещеру Зевса, где получал законы для управления страной[6]. Многим читателям наверняка бросится в глаза разительное сходство этой легенды с библейским преданием о Моисее. Но ни Зевс, ни Яхве не имеют сколько-нибудь прямого отношения к царству мертвых или же к культу плодородия, и в наших поисках более широкого смысла пещеры этот факт непременно следует принять к сведению.

Пещера — это не просто метафорическое обозначение подземного мира, хотя она и открывает доступ в царство мертвых — так же, как и во многие другие. И это не просто аллегория земного плодородия, хотя и такое значение тоже ей присуще. Любая пещера, будь то рукотворное углубление в склоне горы или природный грот, — это символ всеобъемлющего вместилища. Она заключает в себе не какую-то отдельную часть иного мира, а весь иной мир целиком. Отшельнику в священной пещере открывается в видениях вся полнота мироздания; перед ним предстает весь спектр сверхъестественных сущностей.

Такое понимание чуждо не только рационалистическим интерпретациям XIX века, но и толкованиям некоторых греческих авторов классического периода. В эпоху классики паломничество Пифагора и других мудрецов и посвященных в пещеры зачастую толковалось исключительно как нисхождение в Аид. Однако в платоновском видении Эра мнимо умерший визионер созерцает планетные сферы и души, спускающиеся с небес и поднимающиеся из подземного мира. И эта особенность отличает не только платоновский миф — несмотря на все перемены, которые претерпела концепция подземного мира за период от Гомера до Платона. В древнейших мистериальных культах наряду с образами плодородной Матери-Земли и ее ежегодно умирающего сына или похищенной дочери присутствуют и небесные силы — силы дождя и солнца, грома и молнии. Даже критская богиня Земли, судя по всему, связана с небесной богиней Древнего Египта, а впоследствии обе они стали ассоциироваться с зодиаком, и эта символика нашла выражение в образе гностической Софии. В гротах Митры соискатель сталкивался с божеством, олицетворяющим все небо: этот персонаж был обвит семью кольцами змеи, символизирующими семь планетных сфер и зачастую несущих на себе символы зодиакальных знаков. Но еще более характерная особенность этих гротов — в том, что соискатель спускался в них по семи ступеням.

Рукопись Lansdowne 1203 — один из самых полезных трактатов по соломоновой магии, проясняющий многое из того, что в других источниках предстает в вырожденном виде. Содержание «Книги духов» раскрывается в ней исчерпывающим образом: становится ясно, что в такую книгу включали имена, печати и заклинания всей иерархии небесных и стихийных духов. Это и есть обитатели Пещеры как духовного образа мироздания во всей его полноте. Не знаю, высказывал ли кто-нибудь подобную мысль до меня, но «Книгу духов» следует признать самой полной и всеобъемлющей разновидностью договора с духами. Источники, повествующие об этой книге, зачастую противоречат друг другу: одни утверждают, что «LiberSpirituum» предназначена исключительно для работы со злыми духами, а другие — что она целиком и полностью посвящена ангельским иерархиям. Подобные противоречия связаны именно с тем, что «Книга духов» эквивалентна договору; и, более того, сам договор — это не что иное, как  упрощенная форма «Книги духов». Если воспринять «LiberSpirituum» как эквивалент или прообраз договора, то она займет центральное место во всех операциях гримуарной магии без исключения, а не только в тех, что направлены на работу со злыми духами.

Книга такого рода сопоставима с тайным знанием посвященного гностика — знанием слов и печатей, открывающих путь восхождения через небесные сферы. Соответственно, и магические силы, даруемые «Книгой духов», столь же универсальны, как и она сама: они охватывают все мыслимые области. Целостная и изощренная концепция «Книги духов» как особой духовной методологии выродилась в течение столетий в примитивный договор с дьяволом. Но, как мы увидим в ходе этого исследования, ключевые понятия западной магии берут начало в гоэтической традиции и сохраняют в себе многие ее элементы. Гоэтию с давних времен обесценивали и не желали признавать достойной ветвью магии, однако ее принципы по-прежнему живут и здравствуют во многих оккультных традициях, пусть даже и в скрытом или замаскированном виде.

Перевод с англ. Анны Блейз


[1] Имеется в виду пещера святого Патрика («чистилище святого Патрика») на небольшом островке посреди озера Лох-Дерг в графстве Донегол (Ирландия). Патрик расписал стены этой пещеры сценами адских мучений и часто удалялся туда для молитвы и аскетических практик. Впоследствии на острове обосновалась небольшая община аскетов, регулярно затворявшихся в шести крошечных (около 1 м в ширину) кельях на девятидневный срок, чтобы узнать, какие муки ожидают проклятую душу в аду. Им разрешалось покидать кельи лишь три раза в день для посещения часовни. На протяжении восьми дней они жили на хлебе и воде, а на девятый день постились. На окраине острова стояла гостевая хижина для паломников. Это место пользовалось большой популярностью, главным образом потому, что длительное пребывание в тесном замкнутом пространстве вызывало трансовые состояния и видения. — Здесь и далее примечания переводчика.

[2] Андреа да Барберино (ок. 1370 — 1432) — итальянский писатель; речь идет о его романе «Гверино по прозвищу Горемыка», очень популярном в народе.

[3] Антуан де Ла Саль (ок. 1386 — ок. 1462) — французский писатель; его перу принадлежит, среди прочего, повесть под названием «Рай королевы Сивиллы».

[4] Имеется в виду Малаки-Тауз (Мелек-Тавуз), букв. «ангел-павлин» — глава ангелов в религии езидов и непосредственный слуга верховного божества, тесно связанный с солнечным началом. Некоторые сюжеты, повествующие о нем, аналогичны легендам о Сатане, Люцифере или Иблисе. Соответственно, Малаки-Тауз в других религиях отождествляется с падшим ангелом.

[5] Эрикс — гора на северо-западе Сицилии; в древности на ее вершине находился храм Афродиты Эрицинской. Портовенере (букв. «гавань Венеры») — приморский городок в итальянской области Лигурия, где, по преданию, в древности стоял на мысу храм Венеры (сейчас на этом месте находится церковь святого Петра).

[6] «…Минос <…> каждый девятый год отправлялся в горы в пещеру Зевса и, пробыв там некоторое время, возвращался с какими-то записанными распоряжениями, которые он выдавал за веления Зевса. Поэтому и Гомер говорит: “…Там царствовал Минос, // Каждый девятый год собеседник великого Зевса” (Од. X.19)» (Страбон, «География», X.IV.8, пер. Г.А. Стратановского).